На прошлой неделе мы представили второго (о первом, Георгии Владимове, Ъ рассказывал в прошлом году) претендента на премию Букера за лучший русский роман прошлого года — Евгении Королеве. Поскольку в этом году жюри назвало только троих претендентов, нам осталось рассказать лишь о третьем соискателе — Олеге Павлове и его повести "Казенная сказка" ("Новый мир" #9, 1995).
Отметим, что — как и в случае Евгения Королева — это именно повесть, а никак не роман. Но, кажется, английская сторона уже смирилась с вольностью русской трактовки условий протокола этой премии. Действие разворачивается в степном гарнизоне на краю света — совсем как в "Капитанской дочке". Сюжет построен вокруг случая почти анекдотического: некто капитан Хабаров, устав от постоянной бескормицы, которую терпит подчиненное ему завалящее воинство (в гарнизон ссылают из полка совсем уж никчемных солдат), задумывает разбить огород, посадить картошку и накормить подчиненных. Любой, кто знаком с типичной соцреалистической схемой борьбы хорошего и лучшего, без труда догадается, что Хабарову, подобно целой литературной веренице передовых, но чересчур бойких директоров колхозов и заводов, предстоят нешуточные неприятности со стороны косного начальства. А сначала — и со стороны косных и темных сослуживцев. И действительно. Солдаты не сразу осваиваются с немыслимой новацией капитана, а приехавший из полка особист картошку "отменяет", конфискует, шьет Хабарову "вредительство" (как-никак, для посадки он использовал текущий солдатский рацион), а когда тот принимается чересчур гоношиться — арестовывает его и сажает на гауптвахту. Классическая схема предполагает вмешательство умного и доброго вышестоящего начальника, который осаживает зарвавшегося злого особиста, освобождает Хабарова, дает картошке заколоситься, храброго капитана награждает путевкой в Гагры и досрочно присваивает ему очередное звание майора. Намек на такое развитие событий в повести Павлова есть — по телефону звонит какой-то генерал и хвалит Хабарова. Но — и здесь единственно мы наблюдаем результат отсутствия идеологического давления и отмены цензуры — Хабарова никто не спасает, картошку уничтожают, а сам он гибнет в буране (тоже не без подсказки, надо думать, Пушкина).
Сама по себе чрезвычайная ходульность сюжета — еще не беда. На застольной ирландской песенке построены "Поминки по Финнегану", а из анекдота про инвалида, у которого на свадьбе украли костыли, произошла замечательная книга Саши Соколова "Между собакой и волком". Наконец, писатель-концептуалист Владимир Сорокин добрую половину своего творчества построил именно на выворачивании наизнанку банальных сюжетных схем. К несчастью для себя (при таком сюжете), Павлов — не постмодернист и не концептуалист, а прямолинейный реалист самого старомодного, если не сказать ретроградного образца. Он решительно серьезен. Чего стоит хотя бы посвящение, предпосланное сочинению: "Русским капитанам, на чьих горбах да гробах покоилось во все века наше царство-государство". Патетика простительна, но пишет Павлов из рук вон небрежно, композиция всей вещи сумбурна, повествование невероятно затянуто (рассказ мог бы быть раза в четыре короче), а смысл его местами до пародийности темен. Более того, манера эта явно копирует платоновскую (времен "Чевенгура"), что оставляет — в сочетании с названными "достоинствами" — впечатление откровенной графомании.
Не будем разгадывать здесь целую цепь чудес: сам факт появления произведения в уважаемом толстом журнале; загадку того, как могла такая вещь вообще оказаться в списке соискателей Букера; наконец, то обстоятельство, что эта повесть мигом вошла в обойму у вполне разумных критиков, и ее — тоже на полном серьезе — помещают в одном ряду с вещами Астафьева, Маканина, Владимова. Говорят, автор очень молод; критика, как известно, склонна хвалить кого угодно, лишь бы не того, кто ей отчего-то неприятен и не из ее компании; наконец, сегодня, когда публика устала от "новой волны", постмодернизма, феминистской эротики и всяческих "цветов зла", маятник действительно качнулся в другую сторону — в сторону патетического "гуманизма" и "традиционных ценностей, исконно присущих русской литературе", и на эстетические критерии в этом случае смешно ссылаться. Поговорим о другом — о довольно дон-кихотской попытке англичан поддержать великую русскую литературу в ее тяжелую годину. Ситуация с Букером разворачивается точно по сюжету про капитана Хабарова. Картошечка поспела (точнее, ее завезли из Англии), но ни одно доброе дело у нас, как мы знаем, безнаказанно не проходит. Все три раза ситуация вокруг русского Букера была на грани скандала, но в этом году она решительно обратилась в фарс. Трудно надеяться на соцреалистически-оптимистический финал: к английскому капитану Хабарову не придет на помощь обкомовское начальство. Остается опасаться, что, по еще не отмененным законам российской действительности, благородному начинанию суждено увянуть.
НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ