Каждый человек, едва начав мыслить, уже твердо знает, как надо воспитывать детей. Как только хаос звуков, образов, понятий и чувств оформится в конкретные слова и их сочетания, тотчас же ребенок обнаруживает с недоумением: "Они же делают все не так. Я бы на их месте..." И в итоге мучаются младшие сестрички и братики, а также всяческие кузены, кузины, племянники, младшие братья друзей и другие слабые мира сего. Но если каждый второй — воспитатель, откуда же берутся невоспитанные дети? Или права пословица, утверждающая, что у семи нянек дитя без глаза? Увы, права: все чаще действующими лицами хроники происшествий, зеркала нашей эпохи, становятся дети. В газетах и журналах раздаются тревожные голоса: "Спасите наших детей" или "Спасайтесь, дети". Но пока психологи и журналисты решают, кого и от кого надо спасать, детей-преступников становится все больше и больше.
Гуффэ, 16 лет, угонщик такси, городской вариант конокрада; Тото, 11 лет, спекулянт магнитофонами; Лейла, 14 лет, удавившая подругу за чертежную линейку; трое французских малышей, забившие ногами нищего; двое английских ребят, истерзавших до смерти Джеймса Баглера; компания недорослей, разгромивших еврейское кладбище в Карпантра, и их юные партайгеноссе из итальянского города Падуя, чуть не прикончившие прямо в церкви польского иммигранта; Стефан, юноша из предместья Парижа, застреливший соперника; итальянская девочка, убившая своего отца; юный фашист из Нормандии, застреливший во славу Гитлера мать, отчима и шестерых прохожих... Узники ненависти, пленники ярости, рабы жестокости. Многовато для одного года. А ведь этот список можно продолжить. Вот, например, в конце сентября тринадцатилетний англичанин облил бензином и поджег 50-летнего бомжа, дремавшего на скамейке городского парка.
Когда статистика стала настолько объемной, что уже только слепой мог говорить об "из ряда вон выходящих, ужасающих фактах", не заметив во всем этом еще более ужасающей закономерности, обнаружилось, что проблема "двурога". За нее и взялись с двух сторон. Юридический аспект стал предметом внимания законников, которые в панике бросились изучать ту часть законодательства, в которой говорится об ответственности несовершеннолетних, с точки зрения ее соответствия реалиям дня, а социологи и психологи в свою очередь принялись анализировать состояние общества, породившего таких монстров. А что же родители? Родители читают газеты, и у них бессильно опускаются руки: они боятся и сделать ничего не могут — процесс зашел слишком далеко.
Преступление и наказание
Несколько недель назад у всех на устах был процесс в Саудовской Аравии над девочкой, заколовшей кинжалом своего работодателя (фактически хозяина, поскольку она находилась на положении рабыни). Суд сначала определил ей достаточно мягкую меру наказания, учитывая ее юный возраст и то, что убийство было совершено в целях самозащиты — хозяин собирался совершить над ней насилие. Однако по личной просьбе самого шейха дело пересмотрели и девочку приговорили к смертной казни. Европейскую общественность возмутило несправедливое и жестокое решение, разразился скандал, и смертный приговор был отменен. Но аравийских судей тоже можно понять — все-таки, господа, Азия-с... Другие критерии оценки и возраста, и пола. А что Европа? Тут картина совершенно противоположная. В большинстве стран Старого Света уголовной ответственности подлежат только лица, достигшие 13-летнего возраста. Самое суровое законодательство — в Великобритании, где судебные санкции могут применяться к детям начиная с 10 лет. Поэтому два мальчика — Роберт Т. и Джон В., замучившие до смерти двухлетнего Джеймса Баглера, — были признаны виновными без смягчающих обстоятельств и приговорены к лишению свободы на неопределенный срок (но не меньше 15 лет) с правом дальнейшего решения их судьбы Ее (или Его, если королевский титул за это время перейдет наследнику Елизаветы II) Величеством. В аналогичной ситуации два французских ровесника этих юных англичан, забивших насмерть на пустыре старого нищего, не были приговорены к лишению свободы, а лишь направлены на перевоспитание в соответствующее исправительное заведение. Строгий приговор британских судей ужаснул чувствительную общественность: наиболее чадолюбивые возопили, что детей надо перевоспитывать и лечить, а не наказывать.
Однако у них нашлись более трезво мыслящие оппоненты, рассуждающие так: десятилетний человек должен понимать, что убить человека — не то же самое, что разорить птичье гнездо или разрезать лягушку; если он решился нарушить первую заповедь, ему уже не помогут внушения и разговоры наставников, ему необходимо наказание и страдание, чтобы пробить толстую броню ненависти и равнодушия к чужим мукам. К такому же мнению склонились и судьи в городе Дюссельдорфе, вынесшие весьма суровый вердикт четырем поджигателям — членам детской фашистской организации, виновным в смерти двух молодых турецких женщин и трех девочек в Соллингене, маленьком индустриальном городке в районе Рура. Одному из преступников, который уже достиг 13-летнего возраста, дали 15 лет тюремного заключения, а трем другим, "малолеткам", — по десять лет. Этот приговор был обусловлен как влиянием со стороны турецкой общественности — в дело вмешался сам турецкий посол и все турецкое товарищество, грозящие международным скандалом в случае недостаточно справедливого решения суда, — так и желанием судей показать нескольким тысячам юных германских фашистов, готовых вот-вот перейти от лозунгов к делу, что ультраправое насилие не пройдет ни в каком виде.
Таким образом, решение французского суда по поводу линчевателей клошара можно счесть даже чересчур мягким. Особенно если принять во внимание, что страницы сегодняшних газет пестрят сообщениями об ужасных преступлениях, совершенных детьми. Журнал Nouvel Observateur опубликовал сведения и статистические данные о юных нарушителях спокойствия парижских окраин (подобную статистику могли бы собрать и другие крупные города). Как оказалось, малолетняя преступность становится все более малолетней. "Я не удивлюсь, если ко мне приведут трех шестилетних малышей, обвиняющихся в ограблении банка", — пошутил один из парижских следователей. Но, как известно, в каждой шутке...
А судьям вообще-то не до шуток: большей части предстающих перед ними юных, но несомненных — по поступкам, образу мыслей и стилю жизни — преступников еще не исполнилось 13 лет, возраста, с которого правонарушители подлежат уголовной ответственности. Но не до шуток и следователям в Нанси, где 14-летняя Лейла беспомощно и по-детски оправдывается, рассказывая что, когда она душила капроновым шнуром любимую подругу за чертежную линейку и несколько бранных слов, "она не думала, что та может умереть". С одной стороны, нужно вроде бы менять законодательство — оно явно "великовато" малолетним подсудимым и не позволяет шить полосатые робы маленьких размеров. С другой стороны, как быть с теми, кто, как Лейла, в свои 13-14 лет настолько инфантилен, что кажется немыслимым подходить к нему с мерками взрослого человека.
В результате всех споров по поводу существующего на сегодняшний день законодательства только в Италии поменяли одну статью в уголовном кодексе: теперь больные СПИДом подлежат в этой стране уголовной ответственности — были случаи, когда приобретшие иммунодефицит пользовались своей безнаказанностью. Так что не исключено, что шустрые и неглупые европейские детки еще воспользуются своей относительной неприкосновенностью, чтобы дать выход ненависти, кипящей и клокочущей в их обиженных душах.
"Я ненавижу их всех"
Как всегда, самыми дальновидными оказались писатели-фантасты. В рассказе Рэя Брэдбери "Вельд" и в его же "Марсианских хрониках" затаенная вражда между родителями и детьми выливается в реальные действия. В "Вельде" дети хитростью заманивают родителей в смоделированное специальным роботом пространство, где их пожирают львы, а в "Хрониках" заводят дружбу с марсианами, которые хотят поработить землян, используя детей в качестве "пятой колонны", и вместе с коварными инопланетянами участвуют в физической расправе над взрослыми, мстя им за все былые и воображаемые обиды. Фантазия писателя стала действительностью — за исключением разве что львов и марсиан.
Конфликт общества и индивидуума молодеет с каждым годом. Если 60-е годы были временем протеста юношей и девушек (движение "детей цветов" — хиппи, шестьдесят восьмой год во Франции, бунтарская рок-музыка), 70-е и 80-е — кульминацией протеста тинейджеров, то сейчас, кажется, очередь дошла до малышей. Если так пойдет и дальше, начало следующего века ознаменуется бунтом младенцев и психологи будут защищать диссертации на тему "Конфликт новорожденного с обществом". Но самое главное — меняется не только возрастной ценз бунтарей, но и система их ценностей. И хиппи, и студенты Нантерра, и рок-музыканты имели какой-то позитивный идеал; были окутаны неким романтическим ореолом и подростки 70-80-х (как герои Сэлинджера или фильма "Генералы песчаных карьеров"). Они были способны убить соперника за девушку или в честной драке пырнуть ножом члена противоборствующей группировки (как, например, в "Вестсайдской истории"), расправиться с предателем, в конце концов, украсть хлеб от голода и штаны от холода. Но преступлениям нашего времени свойственна особенная, бессмысленная жестокость: облить спящего на скамейке нищего бензином и поджечь, как это сделал 13-летний житель города Саутгемптон, или надругаться над могилами, как это было в Карпантра. Голое, ничем не прикрытое изуверство.
Анализ преступлений, совершенных детьми и подростками за последние несколько лет, позволяет вычленить три основных типа деяний, которые можно приблизительно квалифицировать как политические, экономические и психологические. Первый тип — политизированная акция, совершенная, как правило, юными фашистами или представителями какой-нибудь другой маргинальной партии. Направлены эти акции либо против политических деятелей, враждебных фашизму, либо против национальных меньшинств, то есть носят расовый характер (разорение еврейского кладбища; охота за польским иммигрантом прямо в здании католического костела — жертве произвола нескольких итальянских молоденьких "коричневых" удалось ускользнуть лишь благодаря помощи святого отца, который выпустил поляка через заднюю дверь). Реже фашиствующие подростки совершают бессмысленные преступления — впрочем, и они объявляются "актами, направленными на прославление дела Гитлера". Таков юный безумец из Бретани, создавший у себя в комнате целое "святилище" — воистину храм Сатаны, а потом совершивший кровавое жертвоприношение. Он расстрелял из автомата всю свою семью и еще шесть человек на улице.
Вторая категория преступлений — действия, вызванные нуждой, нищетой, "нечестной" бедностью и так далее. Это кражи, грабеж, спекуляция, угон и перепродажа автомобилей, шулерство и даже сводничество. "Мокруха" в таких делах попадается редко — как правило, она является случайностью. Провалившаяся квартирная кража, скандал между сообщниками при дележе денег, погоня с перестрелкой — вот несколько вероятных причин подобных убийств.
И, наконец, третья, самая загадочная и ужасная категория — убийства ради убийства, или не ради чего, просто так, или от скуки, или от злости, или от тоски. Страдают чаще всего случайные и незнакомые малолетнему преступнику люди. Такие убийства ставят в тупик психологов и социологов, поскольку феномен этот — совсем новый. Детские преступления по политическим мотивам известны с библейских времен, политической акцией был и знаменитый крестовый поход детей. У французского народа был симпатичный Гаврош, у русского — брутальный Павлик Морозов. Искусству кражи детей-беспризорников учили еще у Диккенса в "Оливере Твисте". Но дети-маньяки — это что-то новенькое.
Классификация преступлений приблизительно совпадает с классификацией преступников. Образ юного фашиста — самодовольного высокомерного мерзавца из хорошей семьи или сытого наглого сынка обеспеченных буржуа — уже настолько подробно описан в литературе и кинематографе, что навяз в зубах. Тем не менее каждый раз, как эти юнцы совершают свое очередное бесчинство, общественность (по канону, как в китайской опере) начинает рвать на себе волосы: и как могло так случиться, что дети почтеннейших родителей пошли по кривой дорожке? Забывая о том, что по этой дорожке какие-нибудь пятьдесят лет назад сходила целая огромная страна.
В этом отношении очень показательно дело об акте вандализма на еврейском кладбище в Карпантра. Все произошло в мае 1990 года. Тело еврея Феликса Жермона было эксгумировано и выставлено на площади в обнаженном виде с зонтиком между ног. Рядом с телом находилась табличка: "Привет от соседей". Следствие ведется уже пять лет и практически стоит на месте — преступники не оставили никаких следов. Между тем весь город, в том числе и вдова убитого, знают, что это дело рук группы подростков из очень высокопоставленных семей (сын богатейшего промышленника, сын члена городского совета и т. п.). Есть и свидетели, да и некоторые члены банды готовы "расколоться". Но воз и ныне там. Отчасти этому способствует еврейское сообщество: в отличие от посла турок и его соплеменников, потребовавших мщения немецким поджигателям, президент израильской культурной ассоциации публично передал прощение детям-вандалам — правда, за эти пять лет они уже перестали быть детьми. Каково им было жить эти годы в ожидании разоблачения? А может быть, они жили в ощущении полной своей безнаказанности за широкими спинами родителей и каменной стеной своего несовершеннолетия?
Тип уличного мальчишки подробно изучен корреспондентами Nouvel Observateur и описан в статье, которая уже цитировалась выше. Выводы, к которым приходит ее автор Шанталь де Руддер, все те же: средний возраст малолетних преступников понизился на два-три года; если раньше комиссия по делам несовершеннолетних работала с подростками в возрасте 15-16 лет, то сейчас к этим годам подростки уже имеют изрядный стаж "работы" и зачастую руководят группами других, совсем ребятишек; все чаще на стол комиссаров ложатся папки с делами 9-13-летних. Более взрослые "коллеги" преступников сами несколько удивлены размахом своих юных друзей. "Они делают в 9-10 лет то, на что я мог решиться лишь в 13-14 — воруют, грабят, носят оружие, торгуют наркотиками, занимаются рэкетом, пьют и курят", — с удивлением замечает 18-летний парижанин Ахмет. К удивлению примешивается зависть: малыши не подвержены уголовной ответственности и пользуются своей полной безнаказанностью. Они безжалостны и бесстрашны, они сами с гордостью называют себя la caillera, что на языке-перевертыше, принятом у этого малого народца, означает la racaille — сброд, отребье, шушера. Один из них, тринадцатилетний Аль Капоне, гордо бросил в лицо следователю на допросе: "Да я в день получаю больше, чем вы в месяц!"
Что касается тюрьмы, некоторые из них мечтают о ней. Для них это место, где можно подумать, успокоиться, осмыслить свою жизнь и понять, что в ней было неправильно. Однако вернувшись из тюрьмы обновленными и с надеждами на дальнейшую честную жизнь, ребята попадают в привычное окружение, и все начинается сначала. Кузница кадров криминального мира кует не переставая.
А что же говорят психологи и социологи, которые не могли не всполошиться по поводу творящегося в детских душах безобразия и пытаются как-то разобраться в новой для них ситуации? Тем более что юристы каждый раз, когда возникают какие-либо спорные и скользкие вопросы, прибегают к помощи психологов и психиатров. Новое законодательство тоже будет разрабатываться при их деятельном участии.
Пока выводы о причинах взрыва детской преступности, к которым пришли психологи, еще весьма и весьма примитивны и инфантильны. Многие из психологов прячутся за любимый тезис "всему виной тяжелое детство", а близкие им по духу социологи винят во всем экономический кризис. Однако все это — детский лепет: детство детей трущоб (мама-проститутка, папа-алкоголик или папа-безработный, мама-алкоголичка) проходит на грани выживания: они получают ровно столько, чтобы не умереть с голоду и не замерзнуть до смерти. Второй вывод, чуть менее банальный, был подхвачен прессой в связи с процессами над истязателями Джеймса Баглера, поджигателем нищего и убийцами клошара. Все они — дети из так называемых неполных семей, где присутствует только один родитель, причем, как правило, развод происходил со скандалом и приносил ребенку глубочайшие душевные травмы. Однако и эта выкладка достаточно беспомощна: количество разводов, конечно, повсеместно растет, и связано это, действительно, с экономическим кризисом. Тем не менее члены комиссии по делам несовершеннолетних честно подметили, что среди их "клиентуры" попадаются дети как из неблагополучных семей, так и из вполне приличных и дружных. Случаются среди малолетних преступников как сыновья чернорабочих, так и отпрыски тех редких представителей интеллигенции, которые обитают в предместье. Так, среди детей, отправленных в этом году комиссией в исправительное заведение, был 13-летний Жерар, вундеркинд с IQ как у взрослого выпускника математического колледжа, автор рисунков, которым позавидовал бы художник-профессионал. Жерар избивал одноклассников, писал на стенах школы непристойности, поворовывал с витрин. Родители были в ужасе: милая, интеллигентная мама, добропорядочный и работящий инженер-папа.
Энтузиасты из комиссии по делам несовершеннолетних провели анкетирование своих подопечных, результаты которого поведали о подлинных движущих силах непрекращающегося кровавого праздника непослушания гораздо больше, нежели занудные вульгарно-социологические изыскания. Анкетирование показало, что практически у всех опрошенных детей и подростков, замеченных в антиобщественных проступках или преступлениях, полностью отсутствует уважение к родителям, в особенности, что важно, к отцу (мать всегда воспринимается преступниками, вне зависимости от возраста, со снисходительной равнодушной нежностью, некоей смесью сентиментальности и презрения — это отражают, в частности, блатные песни). Отец — алкоголик или трезвенник, рабочий или инженер, безработный или мелкий торговец — не ставится ими ни в грош: он "не умеет жить", а "вместо головы у него — телеящик". Однако есть и подлинный идеал. И тут мы сталкиваемся с настоящим феноменом наших дней, позволяющим близко подобраться к истинным причинам небывалого роста детской преступности. Это так называемый синдром старшего брата, авторитета во всех отношениях, заменившего отца, оказавшегося несостоятельным. Он, этот старший брат, нигде не работает, но всегда имеет денег немеренное количество. Он ходит в кожаной куртке и имеет легкий "коричневый оттенок" — то есть всегда ультраправ во всех отношениях. Он раскатывает на роскошном BMW, у него масса дорогих женщин... Он очень, очень крут и, безусловно, достоин подражания. Это ужасная мутация романтического героя 60-80-х, его новое издание в суперобложке, с красивыми иллюстрациями и адаптированным к современным условиям текстом, то, что жестокая действительность и комплексы сделали из сэлинджеровского Холдена Колфилда. "Предков" он в упор не видит, а те благоговеют перед ним и слегка побаиваются. Они покрывают все его делишки, которые все время балансируют на грани законности. Если мальчик не имеет такого "старшего брата" у себя дома, он может найти его на улице или где угодно и начать преданно служить и подражать ему. Правда, в отличие от своих поклонников, "старший брат" достаточно умен, чтобы открыто не преступать закон или, по крайней мере, не попадаться. А преступить его поможет "младший брат", поскольку закон ему пока еще не писан. Так они и живут. И маленький яростный зверек не знает одного: что его неистовой и опасной безоглядной ненависти, его непочтения к ценности жизни и суровости закона побаиваются все, даже крутой "старший брат".
ЕЛЕНА Ъ-БРАГИНСКАЯ