Петр Тодоровский сохранил репутацию хорошего человека и хорошего режиссера — что само по себе уже редкость в творческой среде. Есть основания полагать, что его 70-летний юбилей встречен многочисленными друзьями неформально. Что касается самой цифры, то, хотя она документально зафиксирована, впору засомневаться в ее реальности, видя, сколь творчески активен режиссер.
Это удивительно — что говорить приходится не о делах давно минувших дней, а о самых что ни на есть свежих фильмах, которые Тодоровский продолжает выпускать с необыкновенной энергией. Нередко, правда, можно услышать, что эти фильмы старорежимны. Но почему-то "Анкор, еще анкор" выигрывает "Нику" в соревновании с куда более остромодными новинками кинематографа. А "Какая чудная игра!" оказывается единственным российским фильмом, достойным участвовать в конкурсе Московского фестиваля.
Все это тем более удивляет, если учесть, что режиссерское поколение Тодоровского, за редчайшими исключениями, пребывает либо не у дел, либо в глубоком кризисе. Да что говорить о семидесятилетних, если и от творений гораздо более молодых людей веет дряхлостью. Большинство наших художников, сформировавшихся в советское время, так в нем и остались, даже если судорожно пытаются угнаться за новыми веяниями. Впрочем, ранняя творческая импотенция — явление интернациональное.
Может быть, Тодоровский потому и сохранил легкое дыхание, что никуда особенно не спешил, не рвался вперед прогресса. И еще — был клановым человеком в хорошем смысле слова: с молодости находился в окружении приличных людей. Как оператор снимал фильмы Хуциева и Миронера, сценарий своего режиссерского дебюта "Верность" написал вместе с Окуджавой, а "Фокусник" — один из культовых полузапрещенных фильмов 60-х годов — поставил по Александру Володину. Заметное место Тодоровского в шестидесятнической мифологии обозначилось и памятным эпизодом, сыгранным им у того же Хуциева в картине "Был месяц май", где впервые столь явно отразилась его фронтовая биография.
И тем не менее Тодоровский не числился в первом ряду режиссеров-шестидесятников, находясь в тени более знаменитых коллег. Он слыл тихим лириком, мастером "городских романсов" с присущей им пьянящей задушевностью, но в них не было ни изысков стиля, ни примет интеллектуальности; они, эти фильмы, проигрывали в общественном мнении и близким по интонации лирическим комедиям Данелия или Рязанова.
Время Тодоровского пришло уже в 80-е годы. Он был один из немногих, кому удалось избежать возведенной в канон пошлости так называемого "народного кино" — при том что он действительно создавал кассовые шлягеры. Их образцом может служить бенефисная для Людмилы Гурченко "Любимая женщина механика Гаврилова", а в более амбициозном варианте — "Военно-полевой роман". Награжденный в Берлине (приз за лучшую роль Инне Чуриковой) и номинированный на "Оскар", этот фильм подтвердил, что и советское кино не чуждо мировой тяги к ретро-мелодраме с отблесками фассбиндеровских открытий. Он стал самым репрезентативным советским фильмом на мировом кинорынке в год 40-летия победы над Германией.
Для самого Тодоровского эта картина знаменовала начало мифологизации собственных воспоминаний. Но прежде чем продолжить их, он снял едва ли не самую громкую свою ленту — "Интердевочку". Даже многие из тех, кто скептически отнесся к этому шагу Тодоровского, считая его конъюнктурным, недавно по телевидению посмотрели картину новыми глазами. Она полна неисправимого романтизма и той наивности, которая делает фильмы Тодоровского одновременно беззащитными и не требующими защиты. Вдобавок нельзя было не оценить профессионально сделанную вещь — в отличие от той халтуры, которую почему-то поставляют куда большие знатоки пикантной темы.
Проблема отцов и детей в случае Тодоровского возникла с естественной неизбежностью, как только его сын пришел в режиссуру. Но, возникнув, сама собой отпала. Фильм Валерия Тодоровского "Любовь", теплый и чувствительный, явно был снят сыном своего отца — только более раскованным. И даже упреки по поводу "папиного кино" не казались обидными. Здесь заметна линия преемственности: Тодоровский-младший, так же как Тодоровский-старший, лучше всего делает не "кино про других", а "кино про себя".
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ