Премьера театр
Московский театр "Практика" показал премьеру спектакля "Девушка и революционер" по пьесе Игоря Симонова в постановке Владимира Агеева. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Даже профессиональному критику случается смотреть на сцену глазами обычного зрителя, твоего случайного соседа. Или соседки. Тем более если зрители особенные, как в "Практике",— не обычные театралы, не приезжие, не студенты, а люди, которые уже слышали, что в подвале в Большом Козихинском переулке показывают нечто модное, и вот тут их как раз в театр "Практика" и пригласили. "Так классно, когда актеры близко от зрителей,— сидевшая сзади меня девушка делилась с подругой радостью от крохотного зальчика.— Я уже один раз была в таком же театре, не помню, как назывался, но понравилось".
Тут начался спектакль. На сцене были всего двое — лысоватый молодой человек и девушка, позади них виднелась стена с большими подсвеченными окнами ("Красиво",— похвалил голос сзади), а по бокам — похожие на хрупкие сталактиты высокие стопки книг. "Это же этот, как его, он много снимается,— зашептала девушка, как только актер заговорил.— Вот теперь буду мучиться, пока не вспомню". Мучения были столь долгими и громкими, что пришлось обернуться и сказать: это Евгений Стычкин. Идентифицировать актрису зрительница и не собиралась, но нужно сказать, что это была Агния Кузнецова.
Вскоре стало понятно, что герой любит героиню и хочет ее, что он хорошо знаком с ее отцом, что сам больше годится ей в отцы, чем в мужья. И что за окнами дома совершаются некие судьбоносные исторические события, в которых мужчина должен бы принимать участие, но не принимает, хотя и готовится эти события обернуть себе на пользу. Время от времени герои прекращали свой бытовой диалог и зачем-то предавались многозначительным пластическим экзерсисам. "Интересно поставлено",— задумчиво одобрила зрительница странные вольности режиссера спектакля Владимира Агеева.
Где-то в середине спектакля она наконец-то поняла, что человек, которого на сцене уже раз двадцать назвали Иосифом, не кто иной, как товарищ Сталин и что речь идет об Октябрьской революции, которую будущий отец народов коротал с юной прелестницей Надеждой Аллилуевой. Многие, конечно, это поняли раньше, потому что к тому времени со сцены уже упомянули Бронштейна, Каменева, Зиновьева и даже самого Ильича. А для совсем уж непонятливых в окнах задней стены, и до того уже зажигавшихся всякими живыми картинками, показали заставку российского телевидения и фрагмент посвященной Сталину передачи из недавнего проекта "Имя Россия". Заметнее всех отреагировал ведущий этой передачи Александр Любимов, оказавшийся среди зрителей премьеры.
Спектакль "Девушка и революционер" — вроде бы некий театральный ответ тем, кто чуть было не выбрал Иосифа Виссарионовича главным символом страны. А заодно и тем, кто в последнее время ставит спектакли о Сталине (взять хотя бы недавний "Сон Гафта, пересказанный Виктюком" в "Современнике"), где попытки создания психологического портрета злодея чаще всего приводят — помимо воли авторов этих произведений — к косвенному оправданию тирана. В пьесе Игоря Симонова все ясно: Иосиф представлен (Евгений Стычкин — умелый, энергичный артист, смотреть на него интересно) циничным, ни во что не верящим хитрецом и грубияном, уже созревшим для всех злодеяний, которые ему предстоит совершить. Правда, по сюжету "Девушки и революционера" выходит, что на будущие "подвиги" его вдохновляет жена, но что это меняет?
До конца не понять, Сталина и Надежду ли мы видим на сцене, или каких-то современных людей, в означенных персонажей заигравшихся. Например, Иосиф, натянув джинсы, рекомендует пассии перед сном посмотреть популярную в наши дни телепередачу. Стоило революционеру произнести со сцены не менее популярное слово "е...ться", публика в лице моей подопытной зрительницы недовольно выдохнула. Но когда основное действие недолгого спектакля-дуэта оказалось дополнено короткой современной сценой, где те же актеры играли спящего писателя, заболевшего от сталинской темы в собственном творчестве, и его супругу-бизнесвумен, зал не отреагировал никак. Зато про последние десять секунд спектакля, в которых Евгений Стычкин, подсвеченный красным фонарем, корчится в бешеной пляске, мое второе я сказала: "Как точно. Я где-то читала, что Сталин страшно любил танцы".