"У нас нет постоянных друзей и постоянных врагов. У нас есть постоянные интересы". Мало кто сомневается, что эта фраза, приписываемая лорду Палмерстону, значительно старше. Его могла подарить миру и исчезнувшая на рубеже нашей эры древнеегипетская цивилизация, насчитывавшая к тому времени четыре тысячелетия своей истории, и ставший символом самосозерцательной замкнутости средневековый Китай. Однако сейчас она звучит как откровение для каждого нового поколения политиков. Почему?
Возможно, потому, что каждое новое поколение пересматривает то, что предыдущее считало постоянными интересами. "Нет ничего более постоянного, чем временное". В политике, похоже, это верно с точностью до наоборот: сколько раз заключался "вечный мир"? сколько "вечных" договоров подписывалось между государствами? сколько раз провозглашались "вечная" дружба и "вечные" союзы? Вызов, бросаемый вечности политикой, оказывается несерьезным.
Все внешнеполитические, военные и экономические союзы, выстраивавшиеся в своей истории Россией, рассыпались гораздо быстрее, чем успевали окончательно сойти со сцены поколения политиков, заключавших их. Так, распавшиеся Союз ССР, Совет экономической взаимопомощи, Варшавский пакт оставили в памяти только бесконечные сетования "союзников", надежность которых давала все основания скорее пожелать себе таких врагов. Может быть, главный и самый постоянный интерес России состоит в том, чтобы вообще не заключать союзы, оставаясь в одиночестве как в мировой политике, так и в системе мирохозяйственных связей. Правда, для этого необходима значительная доля национальной самоуверенности, традиционно не отличавшая Россию, и динамичная экономика, которая пока является фантомом далекого будущего.
Экономика России не способна сейчас вынести бремя экономического союза с гораздо более слабыми экономиками соседей по СНГ. Более того, в силу структурной перестройки она уже утратила большинство производств, для которых экономическая кооперация на постсоветском пространстве имела существенное значение. Поэтому на вопрос: являются ли жизненно важными для российской экономики связи с бывшими союзными республиками? — ответ будет в основном отрицательным.
В основном, однако, не означает во всем. Находясь в стороне от основных экономических центров, являющихся главными потребителями российского экспорта, Россия нуждается в транспортных путях на Запад. Неизбежный транзит российского газа и нефти, минерального сырья и полуфабрикатов по территории Украины и Белоруссии вновь ставит проходящий красной нитью сквозь всю российскую историю вопрос об окне в Европу. Правда, теперь он звучит немного иначе — о транспортных коридорах. Добиться их экстерриториальности является несбыточной мечтой, поэтому России рано или поздно придется определить для себя, какую цену она готова заплатить за право транзита своих экспортных ресурсов. И как далеко может зайти в обеспечении их безопасности.
Помня о российской истории, мы можем только надеяться, что она не зайдет в этом слишком далеко и ей не придется платить слишком высокую цену своим вновь обретенным старым друзьям. В конечном счете надо признать, что не так уж мало найдется претендентов на роль связующего звена между Россией и Западом. Проблема только в том, что все они состязаются в предъявлении России внеэкономических требований. До тех пор пока она не связала себя конкретными политическими обязательствами, у нее еще остается свобода маневра.