Исполнилось 70 лет знаменитому шведскому тенору Николаю Гедде. Его карьера продолжалась более тридцати лет, и даже сейчас он время от времени появляется на сцене.
Николая Гедду, как и Герберта фон Караяна, вывел в большую жизнь Вальтер Легге — шеф фирмы грамзаписи EMI. Союз этих двух музыкантов подарил слушателям много новых представлений о Бахе и Моцарте, Орфе и Стравинском. Караян, эксплуататор и эгоцентрик, постоянно включал Гедду в свои проекты, мучил, третировал и заставлял добиваться небывалого совершенства. Многие годы Караян оставался непререкаемым авторитетом музыкальной сцены. Но если кому и дано было спорить со славой первого дирижера мира, то это первому тенору. Их сотрудничество началось в 1952 и прекратилось в 1966 году. К этому времени без Гедды уже не мог обойтись ни один театр — ни миланская "Ла Скала", ни парижская "Гранд Опера", ни нью-йоркская "Мет", первенство которой тогда еще никто не брался оспаривать.
Шведский певец вырос в семье эмигранта из России. Первым из его семи языков был русский, первой музыкой — пение в православном храме. В Стокгольме его учил пению тенор Мартин Эман, позже, за океаном — Паола Новикова, певица не русской, а итальянской школы. В основе феноменальной техники Гедды лежит бельканто: бесподобны легкость и гибкость его голоса, регистровая выровненность, идеальная чистота интонации, светлый и звучный тембр, ансамблевая чуткость. И, конечно, никто так блестяще не справляется с верхним регистром: Гедда поет партии, написанные для меццо-сопрано, — в "Сказках Гофмана" Оффенбаха, в "Орфее" Глюка; в "Пуританах" Беллини он без труда забирается на верхнее ре.
Искусство Николая Гедды принадлежит времени, когда оперный репертуар — в совокупности культур и традиций — инвентаризовали, систематизировали, приводили в порядок; начало этому положила Мария Каллас, великая модернистка, сделавшая оперы бельканто достоянием современного искусства (Гедда пел с ней на закате ее карьеры). Художественный склад Гедды как нельзя лучше соответствовал этой эпохе. Хотя тенор может быть великим, исполняя лишь Верди или Моцарта. Гедда спел более чем в 80 операх — от русских до американских, не считая партий в ораториях, камерной музыки, народных песен и оперетт. Легче сказать, что он не был: Радамесом и Отелло, почти не пел в операх Вагнера и Рихарда Штрауса, а также избегал современной музыки — хотя "Катерина Измайлова" Шостаковича, "Лулу" Берга и шенберговский "Моисей и Аарон" тоже числятся среди его заметных побед.
Гедда по праву считается уникальным и многоплановым стилистом — возможно, его чутье на стили оказалось столь тонким в силу того, что он никогда органически не принадлежал ни одной национальной культуре. Критики спорят, какую часть его репертуара считать самой сильной. Вряд ли кто-либо из русских теноров пел Глинку, Чайковского, Мусоргского или Рахманинова с таким сочетанием чувства и такта — так же, как ни один французский певец не мог сравниться с ним по идеальному балансу между словом и звуком в операх Гуно, Бизе, Массне или Берлиоза. В своих мемуарах Гедда признается, что именно в Париже выработал вкус и ощущение стиля — теперь по его записям можно учиться петь французскую музыку.
Николай Гедда не стал, в отличие от своего соотечественника Юсси Бьерлинга, народным певцом родной Швеции — зато почти стал народным певцом России, когда произвел фурор в 1980 году, спев все, что от него ждали — от Ленского до замерзающего ямщика. Гедда — не певец-интеллектуал, как Элизабет Шварцкопф или Дитрих Фишер-Дискау, с которыми он не раз вместе выступал в ораториях. Порой кажется, что он — своего рода идеальный транслятор, будто взявший на себя бремя улавливать и воплощать окружающие его культурные веяния.
Характер певца так же гибок, как и голос. Не будучи прирожденным актером, Гедда терпеливо изучал систему Станиславского. Ему удалось не отрастить живота, как Джильи или тому же Бьерлингу: присутствие на сцене многопудовой Монтсеррат Кабалье всегда означало для него физическую угрозу. Как артист Гедда не был предназначен для "режиссерского" театра. Его активная карьера закончилась как раз к тому времени, когда опера окончательно превратилась в площадку мирового постмодернизма, а великие тенора стали непременными участниками пышных спортивных празднеств.
ПЕТР Ъ-ПОСПЕЛОВ, АННА Ъ-ГРАНОВСКАЯ