Африка всегда преподносит что-нибудь новое, считал Плиний Старший. Есть все основания сказать то же о России. И добавить: Россия всегда преподносит что-нибудь загадочное. Едва ли найдется много людей, которые для себя самих однозначно решили, чем же на самом деле являются российские реформы — целью или средством? Равно как и тех, кто ответил на вопрос, является ли целью или средством для нынешнего поколения российских политиков государственная власть. Точно так же экономист, из года в год наблюдающий в России за бюджетным процессом, каждый раз встает перед дилеммой: бюджет — это цель или все-таки средство?
Наивно полагать в духе ставшего популярным с 60-х годов эскейпизма, что решение этой дилеммы — вопрос сугубо схоластический. В нем суть прошлых, настоящих и будущих споров об экономической политике в стране. Споров, которые в силу национальной традиции решаются здесь с помощью силы гораздо чаще, чем того хотели бы в окружающем нас мире.
Рыночные либералы образца 1993 года видели бюджет активным санационным инструментом, утверждающим монетаристские идеалы в погрязшей в инфляции российской экономике. Возможно, именно поэтому сверстанный правительством на базе высокой теории бюджет-93 был исполнен по доходам и расходам уже к концу июня.
Ничего подобного в бюджете не усматривали экономисты, тяготевшие к оппозиционному Верховному совету. Так со времен СССР и не избавившись от магии "китайского пути" к капитализму, они устами Руслана Хасбулатова провозглашали: "Бюджетный дефицит? Да, пусть он будет в три раза больше! Зато мы профинансируем всю нашу промышленность". Для этой части экспертов бюджет был не более чем зеркалом, отражавшим экономические и, главное, политические реалии.
Спор зашел в тупик после того, как парламент, используя дарованное ему Конституцией право, радикально увеличил расходы представленного опомнившимся кабинетом нового варианта годового бюджета.
3 октября 1993 года этот спор был решен.
В наследство от него остался, однако, прием, который стал ноу-хау небезызвестной планово-бюджетной комиссии ВС: уличить правительство в том, что оно неправильно считает доходы. Завышая или занижая прогнозный показатель инфляции, можно найти (или, напротив, потерять) источник финансирования любых государственных расходов. И, следовательно, реализовать свое видение экономической политики, став тем самым субъектом истории.
Экономический взгляд на общество, конечно, отличается от взгляда историка, политолога или математика. Автор бестселлера о налогах Чарльз Адамс, например, видит в истории не смену династий, господствующих религий или общественных формаций, а эволюцию налоговых систем. История как бюджетный процесс? На страницах этого повествования будет не меньше крови, чем в книге войн, и не меньше драматизма, чем в истории искусства. Исполнение доходов искусством считается еще со времен Кольбера, а дефицитам всегда сопутствуют войны. Кто в новейшей истории неизменно являл собой пример кротости и миролюбия? Не политические партии, не церковь и не общественность. Ответ более чем прозаичен: министры финансов.
Бюджет традиционно не только жертва, но и condicio sine qua non войны: без бюджетных доходов большинство конфликтов в новой истории разрешались бы дипломатическим путем — как менее финансово обременительным. С этой точки зрения сомнительным выглядит бытующее убеждение в том, что природа агрессии лежит в бедности. Агрессивность, как и социализм, могут позволить себе только богатые.
Только богатые могут позволить себе и длительное существование бюджетных дефицитов. Чем больше доходов получает государство, тем больше желающих вручить ему заботу о своем обеспечении. По мере того как ведущие страны мира последовательно проходили этапы технологических революций, все более заметную роль в расходных частях их бюджетов играли ассигнования на социальные нужды, превращающие эти бюджеты в дефицитные. Чем больше средств сосредотачивалось в руках правительств, тем больше становилось число тех, кто хотел бы официально считаться бедным. Девизом дня стало: "Бедность не порок, а правовой статус". Бюджет здесь совсем не цель, а средство гарантированного эффективной экономикой беззаботного существования целого слоя профессиональных бедных...
Бюджеты формируют нравственность. Бюджеты движут армиями. Бюджеты делают политику. Бесконечная гонка доходов и расходов государства в конечном счете сводит экономическую политику к поиску новых доходных источников и к определению победителей в состязании за право первыми припасть к ним. В первом случае для правительства бюджет становится самоцелью. Во втором для участников бюджетного процесса он не более чем средство. Вслед за этим и "большая политика" в итоге превращается в поиск средств для убеждения общества в целесообразности именно такого порядка вещей.
Как показывает история, политики при этом руководствуются тем, что цель оправдывает средства. Per fas et nefas.