Во вторник, в 18.00 по Гринвичу, в Восточном крыле Белого дома была поставлена точка в одном из наиболее драматичных сюжетов американской истории. Впрочем, не только истории: объявив о решении восстановить дипломатические отношения с Социалистической Республикой Вьетнам в полном объеме, президент США Билл Клинтон весьма эффектно закрыл и одну из деликатных страниц собственной биографии. Теперь вряд ли кто-нибудь посмеет упрекнуть его в студенческих шалостях — уклонении от выполнения почетной воинской обязанности во Вьетнаме. "Что разъединяло нас прежде, пусть останется в прошлом. Ибо вспомним Писание: есть время разбрасывать камни и время собирать их", — велеречиво говорил он. И пусть в него бросит камень тот, кто с этим не согласен!
Воздав должное ветеранам вьетнамской войны, "сражавшимся с честью и храбро", но слегка дистанцировавшись от них — мол, это уже другое поколение американцев — Клинтон ничуть не рисковал. В его как всегда отточенной речи нашлось место доброму слову для каждого — от Рейгана и Буша до рядовых чиновников госдепа (поименно) — кто неустанно, порой с риском для жизни, трудился на благородной ниве поиска американцев — пленных и без вести пропавших в той войне. Не забыл и себя, хотя на сей раз свои заслуги помянул лишь мельком: администрация всегда ставила отношения с Вьетнамом в зависимость от решения проблемы пленных и развития демократии в этой стране, и "определенный прогресс" в этих вопросах позволил ему, Клинтону, год назад отменить торговое эмбарго по отношению к Ханою.
Об экономических интересах больше ни слова! Только о последствиях этого шага с точки зрения торжества демократии в маленьком социалистическом государстве. И оценка вьетнамской демократии дана исключительно с точки зрения интересов США. По словам Клинтона, за последние месяцы 29 американским семьям была предоставлена возможность перезахоронить останки своих близких, павших на вьетнамской земле. Ханой предоставил Вашингтону сотни документов, касающихся судеб американских граждан, и даже установил информационный обмен с Лаосом, где теряются следы многих из них. И добавил: "Я верю, что нормализация отношений и расширение контактов с американцами поможет Вьетнаму значительно продвинуться к свободе — так же, как это случилось с Восточной Европой и экс-СССР".
В августе Ханой посетит представительная американская делегация в главе с Уорреном Кристофером — чтобы расставить все дипломатические точки над "i". Что значит этот шаг для Америки? С точки зрения геополитики зачисление Вьетнама в стан дипломатических партнеров США не более, чем еще одна мелкая монета в копилку внешнеполитических побед в Юго-Восточной Азии: регион этот уже довольно прочно "схвачен" Вашингтоном, причем стабильными политическими партнерами США зарекомендовали себя куда более солидные азиатские "тигры" и "драконы". Эффектный демарш, рассчитанный на американского обывателя? Несомненно! И дело не только в снятии с Клинтона вины за уклонение от службы во Вьетнаме, хотя теперь все американские СМИ, прежде не упускавшие шанс ему на это попенять, наперегонки и с гордостью вспоминают об антивоенных выступлениях Клинтона — студента Оксфорда. Дело в эффекте чисто психологическом: Великая Америка ничего не делает зря — она поправших демократию накажет, она и помилует. И то, что этот жест доброй воли совершил именно Клинтон, лишь прибавит ему очков. Республиканцы, конечно, ропщут: мол, Вьетнам каким был консервативно-недемократическим государством, таким и остался. Но ропот этот звучит сейчас весьма тихо. И дело здесь в том, о чем столь деликатно умолчал Клинтон в своей вьетнамской речи, — в экономической целесообразности.
Упомянув об отмененном им эмбарго на торговлю с Ханоем, президент не стал напоминать о том, что уже спустя сутки после его февральского (1994 года) заявления на финансовом рынке Вьетнама прочно застолбили позиции American Express, Citibank, Bank of America. О том, что с завидной оперативностью в неосвоенные юго-восточные экономические джунгли сразу же устремились General Electric, Caterpillar, Philip Morris, IBM, Mobil Oil и прочие гиганты американского бизнеса. Не рассказал Клинтон и об экспертных разработках самих вьетнамцев, полагающих, что их рынок к концу столетия готов переварить до $35 млрд инвестиций, что запасы нефти дают возможность поднять ее добычу до 20 млн тонн в год — только вот своей нефтеперерабатывающей промышленности у вьетнамцев нет, и они готовы рассмотреть любые предложения иностранных фирм. Не сказал, что за неполные полтора года именно американские компании успели породниться с вьетнамской нефтегазовой отраслью — в пику россиянам, между прочим (сейчас эту ниву всерьез вспахивает одна лишь "Вьетсовпетро"). Воздержался президент и от прогнозов. А перспективы, надо признать, довольно радужные: вьетнамский климат американским инвесторам вряд ли повредит — они, как правило, за сиюминутной выгодой не гонятся, а вкладывают деньги всерьез и надолго — в инфраструктуру, образование, здравоохранение. Оценка перспектив небезынтересна для России. Москва в свое время подняла местную угольную и энергетическую промышленность, да и вообще считала Вьетнам едва ли не самым емким рынком технических услуг, а теперь довольствуется товарооборотом в $1 млрд (не считая челноков-нелегалов, везущих из России все, вплоть до золотых слитков) и сетует на невозвращенный ей долг (по разным оценкам, не менее $10 млрд), в то время как Вьетнам считается ныне страной вполне платежеспособной. Куда устремят свой взор предприимчивые вьетнамцы, сомневаться тоже не приходится: слабость к доллару — как у вьетнамского чиновничества, так и у рядовых граждан — отмечена даже местной подцензурной печатью. До недавнего времени — как явление негативное. Но до недавнего времени было нельзя. Теперь пошел новый отсчет времени.
НАТАЛЬЯ Ъ-КАЛАШНИКОВА