Вчера стали известны победители Санкт-Петербургского фестиваля неигрового кино "Послание к человеку". Фестиваль продолжался всего лишь несколько дней, но в его конкурсных программах представлено более сорока картин из разных стран мира.
Петербургский кинофорум "Послание к человеку" вполне можно было бы переименовать в фестиваль нестандартного метража. Вот уже несколько лет он включает в свои конкурсные и информационные показы очень длинные документальные и очень короткие игровые ленты, которые во всем мире не имеют доступа на экраны и в лучшем случае показываются в киноклубах или по телевидению. На сей раз помимо главного конкурса, где состязаются полнометражные документальные фильмы и художественные "коротышки", фестиваль организовал отдельный смотр "малых форм" — международную программу кинодебютов.
С тех пор как человечество увидело первый видеоклип, короткий метраж потерял свое главное преимущество — непосредственное чувство кино, уже утраченное и режиссерами и зрителями. Экранная миниатюра всегда считалась уделом дебютантов. В этом смысле теснота объема только подчеркивает клаустрофобию современного киносознания, обреченного на бесплодную синефилию и нескончаемую рефлексию. Вирус хронической усталости, поразивший "большое" кино, активно распространяется и в "малом". Но если первое еще пытается оправдаться модой, конъюнктурой или коммерческой тенденцией, то второе наглядно обнаруживает, может быть, самую типовую черту кинематографа конца тысячелетия — тотальный энергодефицит.
Главный забег на короткую дистанцию "Послания к человеку" явно прошел под знаком некоммуникабельности. Излюбленный шестидесятниками сюжет зазвучал в новом регистре, с учетом последних достижений эсхатологической мысли. У Антониони и Бергмана в экзистенциальной тоске пребывали герои, у нынешних режиссеров глобальный кризис из области души переместился в зону геополитическую. Персонажи чуть ли не каждого второго фестивального фильма общаются в кадре на разных языках, а авторы, как правило, отправляются снимать на чужбину, где так приятно чувствовать себя изгоем или даже перемещенным лицом. Эталоном такого рода кино мог бы стать восьмиминутный дебют румынки Камелии Бакос с вычурным названием "Ла-лу, лу-ла, ва-лу, ви-ва...Согласные... Гласные". Обворованная в поезде иностранка застревает на какой-то маленькой станции и тщетно пытается объясниться с полицейским на смеси румынского и английского. Выслушав жертву и не ответив ни слова, страж закона запирает ее в камере вместе с вокзальной путаной. Две женщины молча сидят на казенном матрасе. За кадром электрический будильник тупо и фальшиво вызванивает "Girl" — старый битловский шлягер... Конкурсный фильм "Говори мне о любви" (режиссер Филиппос Тситос) снят греком в Германии и назван по-французски. Русский и греческий эмигранты встречаются в берлинской забегаловке. Каждый говорит только на своем языке и каждый рассказывает другому историю своей жизни. "Коммунизм", "диктатура", "мама" и "Гитлер" по-русски и по-гречески звучат одинаково, как одинакова и судьба беглецов без прошлого и будущего.
Немка Карен Мальвиц избрала героем своего фильма "Я чувствами живу" слепоглухонемого массажиста, слушающего музыку, приложив пальцы к пульсирующей мембране динамика, а работающий в Англии киприот Кристос Георгиу отправился в Польшу, чтобы рассказать о варшавском таксисте, избитом ночным пассажиром и замкнувшемся в отчаянии и обиде ("Томаш", конкурс). В конкурсном же фильме "Банный день" режиссер из Швейцарии Доменик де Рива показала трагедию Бабьего Яра глазами юной славянки, переживающей смерть новорожденного младенца — попытка переписать "Список Шиндлера" как драму одиночества выглядит, впрочем, претенциозной и безвкусной. В австралийском дебюте "Что происходит, Фрэнк?" (режиссер Джон Полсон) герой не может договориться даже с самим собой. В один прекрасный день скромный почтовый служащий обнаруживает, что в доме поселился его двойник, такой же педант-филателист, одетый в такие же аккуратные белые гольфы. Отчаявшись, невольный изгнанник в пух и прах разносит собственное жилище. По комнате летают десятки одинаковых тапочек, сотни носовых платков и бутылочек с патентованными моющими средствами. Тридцать лет назад героиня антониониевского "Забриски пойнт" в антибуржуазном экстазе мысленно взрывала роскошный особняк. Точно так же пришелец из благополучной Австралии, силясь понять, кто же он на самом деле, рушит сегодня собственный дом.
В иллюзии общения все чаще участвуют неодушевленные предметы, технические медиумы. Двадцать лет назад последние могикане европейской авторской режиссуры, от Годара до Вендерса, превратили ускользающую природу кино в метафору распадающегося мира, где оригинал давно потерян в веренице чередующихся копий. Сегодня метафора превратилась в норму повседневности. Соломенная вдова из конкурсного румынского фильма "Жизнь по почте" (режиссер Мариус Теодор Барна) общается с мужем-эмигрантом через видеоэкран. Толстое стекло Берлинской телебашни разделяет влюбленную пару в немецкой ленте "Мойщик окон" (режиссер Вайт Хелмер, конкурс). Женщина-фотограф и русский пианист из канадской картины "Не в такт" (режиссер Карет Линне, конкурс) разыгрывают псевдоэротическую пантомиму под музыку Скрябина, однако главным победителем в любовной игре оказывается фотоаппарат, нащелкавший сенсационные изображения голого музыканта за роялем. И наоборот — моментальный снимок, сделанный вокзальным фотографом во французской картине "Deus ex machina" (режиссер Винсент Мейран, конкурс) спасает красавицу от домогательств местного жиголо. Название французской картины стоит читать ровно в обратном смысле. Как и во многих других коротких фильмах фестиваля, жизнь в ней уподоблена вокзалу с его текучкой лиц и маршрутов, а кино — божеству-соглядатаю, не способному справиться с собственным всемогуществом. "Бог из машины" по-прежнему знает все, но отныне ни во что не вмешивается.
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ