Прошедшая в минувшую пятницу встреча членов "Круглого стола бизнеса России" с министром финансов Владимиром Пансковым стала завершающей в серии встреч, приуроченных к запланированному на 17 июня заседанию координационного совета КСБР. Несмотря на то что для той части деловой элиты, которая группируется вокруг "Круглого стола", беседы в неформальной обстановке с представителями правящего истэблишмента являются средством выяснения отношений между политиками и бизнесом, на этот раз выяснять отношения оказалось излишним: с большинством участников министр был знаком лично.
Было бы заблуждением делать из этого вывод, что накануне праздника независимости России в душном зале на Варварке произошло братание бизнеса и власти. Тем не менее любой, кто в течение более или менее длительного периода не упускал из поля зрения полные шекспировских страстей взаимоотношения властей с растущим национальным капиталом, отметил бы весьма необычный ход встречи. В отличие от большинства своих предшественников в гостевом кресле КСБР Пансков не пытался сгладить противоречия в подходах к экономической политике, исповедуемых правительством и деловыми кругами. По ряду вопросов его оценки были бескомпромиссны. В частности, все аргументы в пользу кардинального ослабления налогового пресса наталкивались на непробиваемую уверенность министра в том, что "для инвестиций есть простор".
Интересна в этой связи аргументация самого Панскова: по его словам, не так давно образованный при российском правительстве консультационный Совет по иностранным инвестициям ни на одном из своих заседаний не предъявлял претензий к тяжести налогового бремени. Единственным по-настоящему серьезным объектом критики было обложение налогом на прибыль сверхнормативного фонда оплаты труда. "И все!" — утверждал министр финансов. (Информация о том, что с будущего года это положение будет отменено, не вызвала интереса, поскольку участники встречи уже знали об этом.) Необычность же встречи в этой связи состояла в том, что после такого жесткого отпора дискуссия не обострилась, а стала постепенно затухать, обретая порой неожиданные формы. Так, глава инвестиционного фонда "Интерприватизация" Владимир Щербаков, поначалу горячо отстаивавший свой любимый тезис о том, что борьба с инфляцией путем сокращения денежной массы является не более чем игрой оторванного от реального производства ума, завершил свой раунд с министром анекдотом из их "прошлой жизни" в союзном правительстве (когда Щербаков был вице-премьером правительства СССР, Пансков был замминистра финансов).
Еще более оригинальный стиль избрал владелец промышленного концерна "Интерпром" Михаил Юрьев. Он проявил удивительное понимание проблем Минфина, фактически от лица Панскова отвечая на вопросы Кахи Бендукидзе. Последний интересовался перспективами перехода России на принятую в странах Запада систему бухгалтерского учета. Пытавшемуся вставить хотя бы слово Панскову не оставалось ничего иного, как кивать головой, подтверждая свое согласие с горячим спичем Юрьева о сложностях переучивания на скудные бюджетные деньги массы российских налоговых инспекторов.
Единственный вопрос, на который ни Пансков, ни временно перешедший в его лагерь Юрьев не смогли дать четкого ответа, был вопрос о внешнеэкономическом регулировании. От министра финансов прозвучало только внятное объяснение неожиданного для многих снижения импортной пошлины на ввозимые в страну престижные иномарки. "Почему мы их снизили? — несколько удивился наивному вопросу глава Минфина. — Да потому, что в 1994 году эту пошлину заплатили только за два 'мерседеса'".
АНДРЕЙ Ъ-БАГРОВ