Перед закрытием сезона Санкт-Петербургский драматический театр на Литейном показал премьеру — "Городской романс" ("Оборванец") по пьесе московского драматурга Михаила Угарова в постановке Александра Галибина. "Городской романс" подтверждает репутацию Галибина как одного из самых талантливых и спорных молодых режиссеров и отчасти разрушает убеждение в "головном", рациональном характере его стиля.
Ни один из предыдущих спектаклей Александра Галибина так явно не выдавал в нем ученика Анатолия Васильева. Это ученичество, тем не менее, лишено почтительной робости и, похоже, демонстрируется сознательно. Когда-то молодой человек по кличке Бэмс не мог найти себе места в мире своей взрослой дочери и мечтал пристроиться где-нибудь между нот в композиции Дюка Эллингтона "Настроение индиго". Давний спектакль Васильева был джазовой импровизацией на темы шестидесятников. "Городской романс" посвящен семидесятым и семидесятникам, "поколению дворников и сторожей", "оборванцам духа", "степным волкам" питерских коммуналок, обитателям прокуренных кухонь и узких кроватей, расшатанных любовными трудами.
В этой странной мелодраме (где любовный треугольник норовит обернуться квадратом, а то и более затейливой геометрической фигурой), Галибину удалось передать атмосферу семидесятых без броских внешних примет времени, уже готового стать ретро. Без широченных клешей, без воротников "собачьи уши", без счастливого визга ВИА и без отчаянного рокового забоя. Музыкальный ряд составлен не из духовного арсенала "оборванцев", а из фона, из фрагментов музыки, которая целыми днями неслась по радио и с экранов телевизоров. "Вода-вода", "Топ, топ, топает малыш", "Трудно было человеку десять тысяч лет назад" и другие полузабытые шлягеры озвучили спектакль, внеся в него романсовую интонацию, совсем не чуждую семидесятникам ("Денег нет у меня — один крест на груди").
Галибин, наследуя Васильеву, строит действие по музыкальному принципу. Несколько тем и сюжетных линий переплетаются, накладываются друг на друга, развиваются параллельно, но так и не сходятся в один узел. "Оборванец", мучимый либидо и мазохистскими комплексами (Михаил Разумовский), стерва Наташа (Елена Немзер), счастливый до идиотизма сосед Колечка (Сергей Барышев), и наконец, подтянутая царица-победительница коммуналки бабушка Тихонова (блестящая актерская работа Татьяны Ткач — незабываемой Ани, подружки Фокса из сериала "Место встречи изменить нельзя") — каждую из линий, казалось бы, можно изъять без ущерба для целого. Но этот параллелизм, эти бесконечные контрапункты и образуют форму "Городского романса". Форму не столько романсовую, сколько джазовую.
Внутренний сюжет спектакля — череда маленьких житейских предательств, являющихся следствием то ли экзистенциальной кухонной тоски, то ли душевной глухоты. Предательства вроде бы остаются безнаказанными, но на самом деле, как свято верит бабушка Тихонова, записываются в некую синюю тетрадь, согласно которой нам всем потом зачтется. Как и в спектакле по пьесе Алексея Шипенко "Ля-фюнф ин дер люфт", Галибину удается избежать чернухи, столь опасной в трактовке темы семидесятнического подполья.
В "Городском романсе" актеры играют с аудиторией (спектакль рассчитан на небольшое количество зрителей, которые сидят прямо на сцене), и она на эту игру охотно откликается. Кто-то дает актерам сигарету (Ментоловая? еще лучше. Я вашу тоже возьму). Кто-то подносит зажигалочку. Кто-то обсуждает, как удобней спать — на спине или на животе. Кто-то выходит из зала и рассказывает анекдот — не смешной, но зрители все равно смеются. Ближе к финалу актеры танцуют со зрителями, откровенно с ними кокетничая. Напряжения, столь часто рождающегося от заигрывания с публикой, тут нет и в помине. Зрители охотно принимают правила игры, сосуществуя рядом с актерами как соседи по хорошей коммуналке. Жестокость романса сдобрена изрядной порцией иронии. Несмотря на евангельскую цитату, которыми почему-то так любит осенять свои спектакли Александр Галибин, мы понимаем, что все наши грехи записывает в синюю тетрадочку всего лишь дедушка Ленин. И финальное исчезновение героев в распахнувшемся окне вовсе не обязательно означает выход в астрал, а является лишь изящной виньеткой виртуозной театральной формы.
КАРИНА Ъ-ДОБРОТВОРСКАЯ