Станислав Востоков
Книга о президенте
М.: Время
Станислав Востоков — один из лучших современных детских писателей, его книжка "Президент и его министры" еще в рукописи получила премию "Заветная мечта". Вообще-то Востоков пишет про зверей, вдохновляется Джеральдом Дарреллом, год стажировался в даррелловском зоопарке на острове Джерси и еще какое-то время работал в Московском зоопарке. Но эта книга не о животных, а о том, как дети решили играть в правительство и какое прекрасное государство у них в итоге получилось.
Владимир Кормер
Наследство
М.: Время
К юбилею Владимира Кормера, которому в январе 2009 года исполнилось бы 70 лет, издательство "Время" готовит двухтомник его философской прозы. В него, естественно, вошел роман "Наследие" о диссидентской интеллигенции 1960-х, который эта интеллигенция до сих пор не смогла принять.
Евгений Петров
День борьбы с мухами. Избранное
Илья Ильф
Дом с кренделями. Избранное
М.: Текст
В книги, подготовленные сыном Евгения Петрова и дочерью Ильи Ильфа, вошли рассказы, статьи, воспоминания великих сатириков, большей частью не издававшиеся ранее, а также киносценарии, написанные Евгением Петровым в соавторстве с Георгием Мунблитом.
Владимир и Олег Пресняковы
Паб
М.: АСТ
Уральские драматурги Пресняковы, известные своими бойкими чернушными пьесами и тем, что они писали их еще тогда, когда никто не писал, не могут пожаловаться на дефицит внимания со стороны издателей. Выходили и пьесы Пресняковых, и роман "Убить судью", и вторая редакция романа "Убить судью", и обращенная в роман пьеса "Изображая жертву". В новую книгу вошли три ранее не публиковавшиеся пьесы братьев, из которых наибольший интерес представляет заглавный "Паб" про встречу дьявола с президентами "большой тройки".
Андрей Рубанов
Готовься к войне
М.: Эксмо
До кризиса Андрей Рубанов писал книги об удачливых бизнесменах и их проблемах "от сытости" и уютно чувствовал себя в шорт-листах литературных премий. "Готовься к войне" — кризисный роман. Его герой — владелец небольшого банка — хочет открыть магазин "Готовься к войне", чтобы продавать там соль, спички, тушенку, телогрейки и кирзовые сапоги — все от отечественного производителя. Остается только убедить инвесторов в гениальности бизнес-идеи.
Игорь Сахновский
Нелегальный рассказ о любви
М.: АСТ
Второй сборник рассказов Игоря Сахновского о любви. Прошлый — "Счастливцы и безумцы" — в 2007 году получил премию "Русский Декамерон" и вошел в шорт-лист "Русского Букера".
Андрей Сен-Сеньков
Новые стихи
М.: НЛО
Сборник стихов Андрея Сен-Сенькова, мастера концентрированной визуальной поэзии, в которой короткие строчки сгущаются в почти кинематографический образ.
Андрей Хуснутдинов
Столовая гора
М.: Эксмо
Второй роман Андрея Хуснутдинова из Алма-Аты уже выходил в рижском издательстве, в России практически не продается, но тем не менее попал в лонг-лист "Русского Букера". Так что новое издание, вполне вероятно, ждет большое будущее. В этой истории о секретном агенте, который приезжает в захолустный город, чтобы расследовать странное исчезновение другого агента, всего понемногу — тут и "Твин Пикс", и шпионский нуар, и Кафка. Но "Твин Пикса" больше всего, потому что стремительно и интересно развивающаяся история обрастает тяжелыми смыслами и неожиданно обрывается, как будто обещали третий сезон, но почему-то не заказали.
Леонид Юзефович
Журавли и карлики
М.: АСТ
Историк и литературный критик Леонид Юзефович известен прежде всего своими историческими детективами о сыщике Иване Путилине — в 2001 году за роман "Князь ветра" он получил премию "Национальный бестселлер". "Журавли и карлики" — это попытка выйти за пределы детектива в большой русский роман. Действие происходит то в 2000-е, то в 1990-е, то во времена гражданской войны, то в XVII веке. А среди героев — монгол Баатыр, геолог Жохов и выдающий себя за сына Василия Шуйского авантюрист Тимур Анкудинов.
Ксения Драгунская
Пить, петь, плакать
М.: Время
Для драматурга Ксении Драгунской, дочери писателя Виктора Драгунского, "Пить, петь, плакать", по сути, первое серьезное собрание пьес. В него вошли 13 текстов, которые в большинстве своем уже публиковались в журналах и были поставлены в театрах. Драгунская — драматург известный, но в театры попадают в основном ее пьесы для детей: "Яблочный вор", "Секрет русского камамбера", "Все мальчишки — дураки". Но взрослые тексты Драгунской более интересны. Хотя границу между детским и взрослым провести у нее не так-то просто: в этих пьесах даже взрослые ведут себя как дети, и главная из возможных трагедий — это трагедия взросления.
У Драгунской много повторов, как будто она в каждой пьесе снова и снова разыгрывает, заново переживает какую-то свою личную драму. Почти в каждой пьесе есть чьи-нибудь рыжие волосы и обаятельный человек с бородой, кто-нибудь по имени Егор, цитата из русской классики — предпочтительно стишок, книжка "Моби Дик" и собака. По-настоящему театральными эти тексты делает ощущение надлома, непокидающее чувство, что все главное проходит или уже прошло. Это то настроение, в котором очень удобно чувствует себя театр: уютно расположившись на сцене, герои ведут бесконечные разговоры о том, что будущего не существует. А это уже само по себе является драмой.
Елизавета Мнацаканова
Избранное
М.: НЛО
"В миру Елизавета была музыковедом, отсюда симфоническое строение ее поэзии",— писал в кратком очерке о Елизавете Мнацакановой Генрих Сапгир. Настоящая история поэта Мнацакановой началась в Вене, куда она эмигрировала из СССР в 1975 году. В Вене экспериментальная поэзия была в расцвете, такие художники, как Ханс Артманн, Герхардт Рюм, Франц Йозеф Чернин, Райнхард Приссниц, разрабатывали поэтику свободного стиха, графической и звуковой поэзии. Точно такими же экспериментами занималась и Мнацаканова, так что она довольно скоро стала частью венского климата. Сейчас она преподает в Венском университете, занимается переводами немецкой и австрийской поэзии, выставки ее графики регулярно проходят в венских галереях, в том числе и в легендарной "Альбертине".
В 2004 году Елизавета Мнацаканова получила премию Андрея Белого, но нам еще предстоит открыть ее не просто как нового поэта, а как явление. В 1970-е она уже занималась тем, что русская поэзия открывает в 2000-е. Ее стихи не только выстроены графически, но и совершенно музыкальны. Как на своих семинарах по русской литературе Мнацаканова ставит своим студентам записи Шумана, требуя узнавать и называть главные темы, так и в ее литературе звучит музыка, в строгом графичном строении стиха так же строго закодирован "внутренний Шуман". Даже через 20 лет эти стихи завораживают как нечто совершенно новое: "Не станет нас, но словно март настанет // и снова словно грозно вечера // и снова слово грозно".
Анатолий Найман
Убить *****а
М.: АСТ
В рассказах Анатолия Наймана мы узнаем словесную ткань его большой прозы и его эссеистики — нервную, тонкую, в которой все время ощутим зазор между словарем и миром, и поэтому и автор, и персонажи все время уточняют свои формулы и дефиниции, стремясь к недостижимому совпадению слов и вещей, событий, моментов; это уточнения, обгоняющие мысль, заранее в нее включенные и потому разрезающие каждую фразу на несколько слоев; но одновременно словарь все время напоминает о своей отдельности — слово хочет превратиться в словцо, в иностранное слово, в заумь ("э фанни стори", "ридикюль рэельман"). Но в малом и вымышленном пространстве рассказа этот язык из средства описания мира превращается во внутренний язык сознания, внутри которого и разыгрываются все сюжеты. И персонажи, пусть напоминающие кого-то из реальной "мемуарной" жизни, превращаются в своего рода видения. Эпизод из прошлого — какая-то неловкая или слишком остроумная фраза, обида, измена, предательство или унижение — откликается в последующей жизни персонажа и рассказчика и не то чтобы разрешается, но завершается высказанной или мысленной формулой. Эта формула должна и своей точностью предвосхищать какой-то окончательный суд о жизни, и своей скрытой силой напоминать финальные реплики романтических героев американского кино 1940-х годов, но при этом (и здесь, может быть, главное обаяние рассказов Наймана) в голосе автора все время слышна готовность в самую патетическую минуту сказать: "А впрочем, все слова — это ла-ла-ла, и больше ничего".