В конце прошлой недели была официально окончена работа правительственных экспертов над очередной экономической программой кабинета Виктора Черномырдина. Более чем полугодовые дискуссии в Волынском завершились опубликованием подписанного премьером еще 28 апреля текста программы "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 годах". Итак, еще одна правительственная программа покинула первые полосы газет и стала по сути интересна только чиновникам, которые смогут упомянуть ее в "шапке" очередного документа. Одновременно с появлением экономической программы на предстоящее трехлетие появилось скромное постановление правительства, которым фактически дается старт разработке следующей программы. Но в данном случае наибольший интерес вызывает не программа-98, еще не написанная, а те действия властей, которые могут приблизить наступление 1998-го экономического года.
Программа-98 уже создается, но ее авторы пока об этом не знают
Власти сейчас находятся в эйфории по поводу принятия программы "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 годах", и потому предположение о том, что работа над составлением новой экономической программы уже началась, наверняка покажется им нелепым в силу очевидной ее преждевременности. Однако появление в начале мая постановления российского правительства "О разработке отчетного межотраслевого баланса производства и распределения продукции (услуг) за 1995 год" можно, оговорив некоторыми условиями, считать неформальным началом подготовительного этапа разработки стратегии-98.
Конечно же, объяснить появление распоряжения премьера о разработке в большинстве случаев совершенно бесполезного межотраслевого баланса можно по-разному. Рецидив очень популярных в эпоху "зрелой перестройки" идей Василия Леонтьева (и некоторых советских экономистов 20-х годов) можно счесть интеллектуальной игрой сотрудников Минэкономики — нынешнего первого замминистра Якова Уринсона многие признают асом составления таких балансов. В конце концов, подобная работа особо больших затрат не требует, а занятость сотрудникам Госкомстата обеспечивает на 2 года — собственно, баланс должен быть представлен только к 1 сентября 1997 года.
Но такие резоны нельзя не признать по меньшей мере легковесными. И вот почему. Разработка межотраслевого баланса теоретически может стать основой для экономической стратегии нового типа. В ней могут быть сформулированы именно цели (а не средства, как в предыдущих программах), которые национальная экономика должна будет достичь через какой-то промежуток времени (он кстати, может быть довольно большим по сравнению с нынешними сверхкраткосрочными прогнозами). Иными словами, власти могут попытаться представить место России в мировой экономике, скажем, в 2010 году. Сейчас они не решаются этого делать, ссылаясь на слишком большую неопределенность, а в 1997 году, даже если не удастся добиться роста ВНП, структурный кризис существенно облегчит эту задачу.
В том, что правительство через три года сможет наконец-то определиться со стратегическими целями экономики, сомневаться, в общем-то, не приходится — издать соответствующую бумагу дело нехитрое. Естественно, гораздо сложнее достичь заявленных целей.
Официально вступившая в действие среднесрочная экономическая программа во главу угла ставит создание эффективной структуры экономики на основе никак не регулируемого перетока капитала и поддержку конкуренции. Что в сущности представляет собой квинтэссенцию классической либеральной экономической концепции. Можно спорить об эффективности таких идей в современной экономической ситуации, но и США в эпоху Великой депрессии, и Германия времен Людвига Эрхарда в конечном счете отказались от вошедшего было в моду либерализма в пользу более традиционных (и, как выяснилось, более эффективных) принципов корпоративизма: лишь крупные корпорации оказались способны выполнить экономическую волю правительства и возложить на себя функции управления потоками капиталов, создания и выполнения планов.
Зарождается вторая волна официальных ФПГ
Какое отношение все это имеет к сегодняшней России, где еще только теоретически возможно написание экономической программы "под корпорации"?
Самое прямое. Известную еще с щедринских времен формулу "строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения" в полной мере можно отнести и к экономическому программотворчеству. В связи с этим не стоит считать абсолютной недооценку в программе роли крупного капитала и переоценку роли совершенной конкуренции. В сущности уже в конце прошлого — начале этого года правительство изменило свое отношение (быть может, не очень заметно) к существующим в России корпорациям — оно все более явно начинает отдавать предпочтение крупным финансово-промышленным группам.
Итоги работы российских ФПГ (всего, по состоянию на апрель 1995 года, их зарегистрировано двенадцать) в прошлом году, на первый взгляд, весьма хороши. В состав ФПГ, включенных в госреестр на конец 1994 года, входило 180 предприятий, на которых работало более 1 млн человек. По данным Госкомпрома (первый зампред этого ведомства Александр Калин признает, что статистика довольно скудна, поскольку не все группы работали больше года), ФПГ смогли добиться прироста промышленного производства на 3,9% по сравнению с 1993 годом (общий же промышленный спад составил 20,9%). Объем инвестиций увеличился в два раза, на 20% возросли объемы продаж, а экспортные поставки выросли еще больше — на 39%. Кроме того, даже просроченная задолженность участников ФПГ сократилась на 15%.
Однако блестящая статистика камуфлирует элементы кризиса, в котором оказались финансово-промышленные группы первой волны: чрезмерная концентрация промышленного капитала в ущерб финансовому приводит иногда к абсурдным результатам (банк "Энергия", входящий в ФПГ "Сокол", по словам Калина, в конечном счете из-за этого лишился лицензии). А правительственные чиновники вдруг заговорили о том, что в стране существуют другие ФПГ, зачастую более мощные и устойчивые, чем официальные. Признание очевидно факта сопроводилось административным креном в сторону банковских ФПГ. При этом для правительства нет особой разницы, по какой модели строится группа. В зарегистрированной в феврале этого года группе "Интеррос" ключевую роль играют два банка — ОНЭКСИМ и МФК. В ФПГ "Русхим" ведущие позиции занимает производственное АО "Русхим", которое работает с шестью финансовыми институтами, в том числе с банком "Российский кредит" (примерно так же формируется Волжско-Камская ФПГ).
В сущности тенденция к легализации отношений между правительством и крупными банковскими группами объясняется довольно просто: они переросли полуавтоматический режим регистрации, и для их утверждения нужен специальный указ президента. В случае с "Интерросом" поводом для издания указа Бориса Ельцина послужило участие в ней госпредприятий (Октябрьская железная дорога и РАО "Норильский никель") и больший, чем оговорено в законодательстве (100 тыс. работающих и не более 20 тыс. сотрудников на каждом предприятии-участнике), размер группы.
Правительственное поощрение групп второй генерации заключается не только и не столько в начавшейся их регистрации. "Кредитно-залоговое" предложение банковского консорциума (большинство его участников и являются "ядрами" формальных и неформальных ФПГ) правительство при всех оговорках встретило благосклонно. Оно и может стать базисом для установления партнерских отношений между властями и крупными корпорациями: каждый банк будет стремиться получить в доверительное управление акции тех предприятий, с которыми он и без того работает ("Интеррос" — "Норильский никель" тому пример). Переговоры по поводу кредита могут гальванизировать и дискуссии о специальном законодательстве о ФПГ.
В настоящее время вялотекущая конкуренция двух законов — созданного в Совете федерации и Госкомпроме — привела только к одному зримому результату: законопроект председателя финансов-бюджетного комитета верхней палаты парламента внесен в Госдуму в качестве законодательной инициативы Совета федерации. Находиться в этом качестве он может сколь угодно долго. Впрочем, существующая редакция "закона Гончара" довольно специфична и затрагивает лишь проблему реинтеграции промышленности бывшего СССР — формирования интернациональных (в пределах СНГ) финансово-промышленных групп. А экспансия российского капитала в ближнее зарубежье пока основывается на межправительственных соглашениях, которые почти автоматически снимают внутренние ограничения на формирование ФПГ.
Дискуссии же правительства с банками могут быть гораздо более скоротечны и продуктивны. В сущности разногласий не так уж и много. Во-первых, ограничения на физический размер ФПГ, которые можно обойти только через Кремль. Во-вторых, чисто банковское ограничение — не более 10% доли каждого участника, что существенно ограничивает (из-за невозможности реально управлять предприятием) заинтересованность банков во взаимопроникновении финансового и промышленного капиталов. И, наконец, третье — запрет на участие в ФПГ холдинговых компаний, в структуре капитала которых материальные активы составляют менее 50%. Еще два пункта: снятие запрета на перекрестное владение акциями и разрешение платить налоги по консолидированному балансу группы — также могут быть предметом переговоров.
Каковы шансы преодоления этих разногласий? Если говорить сверхосторожно, то они есть. Ведь за стол переговоров с правительством садятся не аморфное и вялое "промышленное лобби", а почти доказавшие умение достигать поставленных целей (будь то залог акций или изменение норм резервирования) банки. Тем более и прецедент уже есть — российские нефтяные компании, которые сумели подчинить корпоративное право структурным изменениям в ТЭК.
ВЛАДИСЛАВ Ъ-БОРОДУЛИН