История с контрактом о поставках Ирану российских легководных реакторов набирает обороты по мере приближения встречи Бориса Ельцина и Билла Клинтона в Москве 9-10 мая. А некоторые прозвучавшие вчера и противоположные по смыслу заявления на эту тему дают повод размышлять, в частности, о соотношении политики и экономики. Комментарий НАТАЛЬИ Ъ-КАЛАШНИКОВОЙ и ГЕОРГИЯ Ъ-БОВТА.
Заявление первое. Вчера представитель США в ООН Мадлен Олбрайт сообщила о вступлении в силу одностороннего эмбарго США в отношении Ирана и призвала союзников прекратить иметь дело с "исчадьем мирового терроризма". Поневоле вспоминается 1979 год, захват исламистами американских дипломатов и последовавшие санкции США. То есть, ясно, что речь идет о чистой политике, ибо терроризм — зло. В пользу этого свидетельствует и второе заявление — из Саудовской Аравии. По данным Эр-Рияда, Иран намерен разрешить исламскому движению сопротивления "Хамас", которое в мире многие считают едва ли не главным препятствием на пути ближневосточного мира, открыть в Тегеране официальное представительство. Более того, по информации саудовцев, только за последнее время Иран выделил "Хамасу" около $20 млн, а сейчас изучает возможность направления на оккупированные арабские территории оружия и боеприпасов, в том числе снарядов для установок залпового огня "Град".
Заявление третье — из Дубая, но со ссылкой на источник в том же Эр-Рияде — наводит на размышления уже несколько об иных материях. Суть такова: нефтяные компании Саудовской Аравии, являющейся крупнейшим нефтеэкспортером в мире, вполне могут заменить американцам иранские. То есть фирмам США — Exxon, Mobil, Chevron, Texaco, Conoco, которым президентским вердиктом запрещено иметь дело с иранцами, достаточно совершить небольшой пространственный маневр — и никаких убытков. В сообщении Reuter со ссылкой на саудовский источник сказано, в частности, что нефтяники Эр-Рияда сейчас в незавидном положении: добычу пришлось снизить, ибо конкуренция в регионе велика, а покупателей мало. И иранское эмбарго пришлось как нельзя кстати. Как кстати оказалось "ябедничание" Эр-Рияда на Тегеран, покрывающий хамасовцев. Сообщается, правда, и о том, что пострадавшие американские компании хотя и с вниманием отнеслись к инициативе саудовской Aramco, но обращают взор и к иным источникам — на том же Ближнем Востоке, Западной Африке и даже в России. И тут мысли о чистой политике невольно переплетаются с соображениями столь же чисто коммерческими.
Как и заявление четвертое — из Анкары. Там в атмосфере полного взаимопонимания прошла встреча нефтяных министров Турции и Ирана. Слово "эмбарго" было не в чести. Стороны подтвердили, что объем иранских нефтепоставок в Турцию сохранится на уровне 1994 года. Более того, был обсужден весьма перспективный план поставок Анкаре иранского газа (всего до 10 млрд кубометров; первые 2 млрд должны поступить уже в 1998 году). Как должно выглядеть на этом фоне заявление пятое, прозвучавшее вчера из уст замминистра иностранных дел России Альберта Чернышева и подтверждающее многочисленные предыдущие, следовавшие со стороны высокопоставленных российских политиков? Чернышев сообщил: Россия продолжит сотрудничество с Ираном и не откажется от контракта на завершение строительства АЭС в Бушере. Для ответа на этот вопрос нелишним был бы небольшой исторический экскурс.
В российско-американском диалоге иранская тема уже звучала и довольно мощно. Осенью 1992 года Вашингтон охватило беспокойство: Москва намерена поставить Тегерану подлодки. Тогда же появились первые слухи о том, что нестабильность в экс-СССР создает условия, благоприятные для получения Тегераном доступа к ядерным секретам, а кое-кто в СНГ вообще, и в России в частности, может поддаться искусу коммерческой выгоды и поставить Ирану чуть ли не ядерные боеголовки.
Короче, всех пугали. В ноябре 1992 года, правда, госдеп США поспешил опасения чуть развеять: да, мол, нестабильность есть, но не до такой степени, чтобы такое из СНГ утекало; хотя есть подозрения, что кое-какие технологии просачиваются в Иран через Аргентину и Китай. А что до иранской ядерной программы, то она лишь "в зародыше". При этом внимание к подлодкам, оказавшимся дизельными и старыми, Вашингтон не ослабил. 4 августа 1993 года Reuter из Дубая сообщил, что в порту Бандар-Аббас пришвартовалась подлодка made in Russia — причем уже не первая, в вторая. А по контракту Москва обещала поставить Тегерану три субмарины.
К тому времени иранская тема на переговорах Москвы и Вашингтона стала дежурной. В каком ключе обсуждали ее политики? Шла ли речь лишь о политике чистой — о борьбе с терроризмом, например? Или эти эмоции были уделом прессы? Но сначала еще одна деталь. В конце марта 1993 года Андрей Козырев нанес визит в Тегеран. Вслед за этим иранский меджлис ратифицировал соглашение с Москвой, датируемое аж 1989 годом — о сотрудничестве в сфере ядерной энергии, в соответствии с которым Россия (правопреемница СССР) обязывалась оказать Ирану помощь в строительстве АЭС в Бушере. Контракт был рассчитан на 84 месяца и тянул, по предварительным данным, на $2,7 млрд. Предполагалась и поставка реакторов; как утверждали тогда российские эксперты, того же типа, что уже были проданы Финляндии и работают на АЭС "Воронеж-2" и "Кольской".
Реакция Вашингтона была раздраженной. Но не такой истеричной, как сегодня. А в середине мая 1993 года в Москве, в Российско-американском информцентре, эксперты близкого к властным структурам США Фонда Карнеги Эндрю Пьер и Джеффри Кэмп устроили брифинг. Тогда, в частности, прозвучала мысль о том, что Москва в целях разрешения трений с США выдвинула предложение "разделить сферы влияния в торговле оружием". По мнению Пьера и Кэмпа, Россия обречена в основном на старые рынки сбыта — Иран, Индию, Китай, КНДР, Сирию, Ливию. Логике такого утверждения соответствует и известный контракт на поставку Индии криогенных ракетных двигателей и соответствующих технологий, что было не в ладах с нормами режима контроля за ракетными технологиями. Именно унаследованные от СССР иранский и индийский контракты чрезвычайно, по словам экспертов Фонда Карнеги, раздражали Вашингтон.
Далее последовал саммит в Ванкувере, где обе истории пересеклись в диалоге Ельцина и Клинтона. Оба тогда, между прочим, не стали утомлять друг друга сентенциями насчет терроризма и прочего. Беседа шла все больше вокруг материй меркантильных. России грозили санкциями и прекращением помощи (как грозят с Капитолия прекращением помощи и теперь). Ельцин же повернул вопрос в плоскость компенсаций: мол, мы на разрыве контрактов потеряем, а что получим взамен? То есть вместо идеологических споров началась, по свидетельству лиц причастных, голая коммерция. Не продавать лодки Ирану? Хорошо, если вы так боитесь Ирана, давайте разделим рынки оружия, например, в Персидском заливе. Наконец, скажите, кто именно компенсирует потерянный контракт на подлодки стоимостью до полумиллиарда долларов? Приостановить контракт с Индией? Ладно, но кто поддержит российские космические фирмы? Кто, например, выделит квоту на коммерческие запуски спутников? В итоге же, не вдаваясь в детали, заметим, что все так или иначе свелось к компромиссам, следы которых видны и сегодня. И, между прочим стоит заметить, история с подлодками для Ирану как-то незаметно сошла на нет. И не только в связи с обязательством Бориса Ельцина, данным прошлой осенью в Вашингтоне, не заключать новых контрактов на поставку оружия Ирану. Просто как бы случайно (а на самом деле нет) у России обнаружились очень большие успехи в экспорте своих истребителей в Малайзию.
Сегодня в иранском вопросе Москва и Вашингтон снова демонстрируют завидное упорство. Видимо, Клинтону, который не может не понимать, что он загоняет "друга Бориса" в угол, это нужно прежде всего для внутреннего потребления — ни на чем ином сегодня президент Клинтон политических очков заработать просто не может. А после взрыва в Оклахоме карта терроризма — это просто джокер в его колоде. Почему упорствует Москва, которая тоже не может не понимать, что, мягко говоря, идейно чуждый ей иранский режим (финансирующий не только "Хамас", но и афганских моджахедов) лучше иметь вблизи собственных границ слабым и без ядерного оружия, чем сильным и с ним? Отчасти тоже для внутреннего потребления: отвечать "нет" Америке нынче правило хорошего тона.
Но внешняя жесткость двух столиц как раз подразумевает, что скорее всего на московском саммите 10 мая снова будет найден компромисс. Будет ли это возможностью перенаправить легководные реакторы из Ирана в КНДР (с подачи Вашингтона) или что-то иное — не так важно.