100-летие со дня рождения немецкого философа и писателя Эрнста Юнгера отмечает вся Европа. Интеллектуальные журналы посвящают ему специальные номера, уважаемые газеты, от Figaro до Frankfurter Allgemeine Zeitung печатают интервью, которые юбиляр дает в своем замке в Швабии. Однако, несмотря на относящиеся еще к 40-м годам просьбы Бертольда Брехта оставить философа в покое, многие левые радикалы не могут простить Юнгеру его националистических и антисемитских идей.
Эрнст Юнгер родился в 1895 году. В 1914 году ушел на фронт добровольцем, за участие а Первой мировой войне награжден высшим орденом "За мужество". Первая книга "В стальных ураганах" (1920) стала одной из самых популярных в послевоенной Европе. Впоследствии Юнгер не раз обращался к теме войны и боя как высшего проявления человеческого существования. Многие его работы — "Тотальная мобилизация" (1931), "Рабочий" (1932) — предвосхитили официальную идеологию фашизма, хотя к приходу к власти Гитлера писатель отнесся без энтузиазма. Во время Второй мировой войны Юнгер служил перлюстратором солдатских писем в Париже, где много общался с Селином, Монтерланом, Кокто; в 1942 посетил с инспекционной поездкой Кавказ; награжден "Железным крестом". После войны недолгое время книги Юнгера были запрещены, но уже в начале 60-х начало выходить его полное собрание сочинений. Большей частью это были эссе в духе "практической философии", собственно художественной прозы Юнгер писал мало. Исследователи редко говорят об оригинальности юнгеровских идей, гораздо чаще исследуют влияние, оказанное на него другими философами (в первую очередь Шпенглером). Сам автор называет себя "прежде всего читателем", и в этой автохарактеристике есть правда.
Дискуссию о Юнгере есть дискуссия о моральной ответственности писателя за воплощение в жизнь сформулированных им идей. Отчасти ее спровоцировал спектакль, поставленный накануне юбилея. Берлинский театр Volksbuehne (второй год подряд признаваемый критикой лучшим в Германии) при переполненных залах показывает балет "Эрнст Юнгер", сочиненный и поставленный Иоахимом Кресником. Спектакль о трагической жизни и гибели солдата можно было бы счесть просто эффектным зрелищем в пацифистском духе, если бы не садомазохистские сцены, символизирующие кровавые муки молодого поколения, пытающегося обрести на поле бойни эфемерное бессмертие. Кто-то ведь вдохновлял солдат на смерть, придавая ей видимость осмысленного героического жеста? Тексты Юнгера, который в годы Веймарской республики прославлял "сильного человека" и "правильное, истинно немецкое" самосознание, принадлежали именно к той литературе, что готовила молодых к гибели ради идеи великой Германии.
Впрочем, большинство публицистов предпочитают сегодня не говорить о тех страницах юнгеровской биографии вовсе, либо упоминать о них с оговорками типа "некоторые вещи недостойны быть когда-либо снова опубликованы". Прославление им тоталитарности они объясняют повышенной чувствительностью писателя к веяниям времени и рассматривают скорее как восхищение определенной эстетикой, а не как прямое сочувствие практике фашистского режима. Сам Юнгер не раз объяснял, что роль пропагандиста ему чужда, что несмотря на знакомство с Геббельсом, официальным идеологом Германии он так и не стал, что еще до прихода нацистов к власти дважды отказался от предложенного ему мандата депутата рейхстага. А неожиданная отставка из армии в 1944-м, после того, как многие друзья Юнгера оказались замешаны в заговоре против Гитлера, интерпретируется биографами как знак скрытого пацифизма писателя и его сознательного дистанцирования от власти. Тем более, что свои антисемитские статьи Юнгер печатал задолго до Освенцима и Дахау. Может ли мыслитель нести ответственность за то, как его умозаключения были использованы на практике? Примерно так защищают сегодня Юнгера те, кто возмущен жесткостью позиции Кресника.
Своим спектаклем, а также комментариями к нему (в программке к балету факсимильно воспроизведены антиеврейские статьи Юнгера и нынешние ему дифирамбы из Frankfurter Allgemeine Zeitung), Кресник продемонстрировал невозможность простить "отцам нации" ужасов прошлого. Не так важно, какой была жизнь героев нации — главное, какую цену заплатил народ за их теории. Когда-то Юнгер увлекался сотрудничеством в праворадикальных изданиях, обосновывавших необходимость расистского государства и вытеснения евреев из немецкой духовной жизни. В 30-е годы он мог начать свою статью с простодушной фразы: "По причинам, которые еще только исследуются, каждый здоровый, естественно думающий и чувствующий немец является антисемитом". Именно эти высказывания стали причиной многочисленных акций протеста в 1984 году, когда муниципалитет Франкфурта-на-Майне присудил Юнгеру премию Гете. "Зеленые" устроили скандал на всю Европу, вплоть до массовых манифестаций: они утверждали, что прошлое не исчезает только потому, что человек живет долго. Заблуждения эпохи обошлись слишком дорого тем, кто пал их жертвой.
Официальная же власть склонна делать из Юнгера культовую фигуру нового мифа, представить его живым символом преодоления прошлого, прощения грехов и рождения новой дружбы между соседями. Миттеран и Коль уже много лет числят старца среди своих друзей. Французский президент, неоднократно принимавший философа и сам навещавший его в замке в Швабии, сказал ему как-то на обеде в Елисейском дворце: "Во времена Наполеона вы были бы маршалом". В те годы еще не было известно о сотрудничестве молодого Миттерана с петэновским режимом, и потому историческая подоплека шутки ограничилась только военным прошлым самого Юнгера.
АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ