Премьера театр
Отыграв в Александринке премьеру "Садоводов", сделанных вместе с Андреем Могучим (см. "Ъ" от 1 ноября), "ахейцы" перебрались в Москву, где выступили в легком жанре — сымпровизировали перед зрителями международного детского фестиваля "Большая перемена". Импровизация называлась "Конструктор из фантиков". В конструктор играла АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
"Сиюминутное представление предметов и явлений с музыкой!" — грохотал, как цирковой зазывала, Максим Исаев перед началом, перекрикивая ревущую живую музыку (Вадим Гололобов, Евгений Рожнов). Сиюминутное — потому что спектакль, игравшийся в Центре имени Мейерхольда, создавался прямо при зрителях. А все неловкие паузы заполнялись самими детьми — Исаев по очереди вытаскивал их на сцену, заставляя рассказывать страшилки и декламировать стишки из серии "мальчик в деревне нашел пулемет".
Как и полагается в цирке, участники представления взяли себе псевдонимы: Максим Исаев превратился в Ивана Иваныча, Павел Семченко — в Анисима Голливуд-Вертушкина, Максим Кузнецов — в Федора Загвоздкина, а актриса Илона Маркарова и вовсе стала дядей Костей. Вместо масок "ахейцы" прицепили деревянные носы — вкупе с бородами, пестро выкрашенными волосами и пиджаками в клеточку вид получился вполне дикий. Само действо состояло из разрозненных скетчей, прозванных фантами. Фанты сворачивались в обэриутско-хармсовских традициях.
Анисим Голливуд-Вертушкин усаживался за "Письмо Грибоедова турецкому султану" — увлекшись, переходил с листка на стол, потом на ножку стола, потом на пол, а после пытался запихнуть все это в бумажный конверт. Шишкин переписывался с Айвазовским, предлагая прислать ему "овощного варенья" — банка кабачковой икры тоже не лезла в конверт, и Шишкин измельчал ее молотком, всыпая в конверт осколки. Маринист Айвазовский не оставался в долгу: посылал другу конверт с бумажным корабликом, полный воды. Языков же писал Чайковскому, поминутно вылизывая конверт, бумагу и все, что попадется под язык...
Фанты про письма чередовались с фантами про посылки. Из Палермо приходили шерстяные носки с макаронами. Макароны всыпались в носки, носки с хрустом напяливались на ноги. Из Гондураса — банан и шляпа: бананом затыкали уши, сверху надевали шляпу. И про день рождения: неутомимый Голливуд-Вертушкин встречал свой праздник в одиночестве. Клал на один конец шаткой, поставленной на полено доски нарядный тортик, потом прыгал на другой, собирая остатки с пола и повторяя фокус до тех пор, пока кусок бесформенной каши не долетал-таки до его рта к полному восторгу присутствующих. Ничего особо художественного в этих фантах не было. Можно даже сказать, что "ахейцы", поработав в детском жанре, сыграли на понижение. Их фантастические, многослойные образы на этот раз заменил всего лишь тортик с горящими свечками (не выдержав измывательств Голливуд-Вертушкина, он в одном из последних фантов сам собою взмыл под колосники).
Спектакль прослаивали скетчи про Буратино, в которых действовали сразу четверо деревянных человечков. Один из них брился так, что от него не оставалась ничего, кроме груды стружек. Другой норовил поцеловать Мальвину (дядя Костя в голубом парике), ставя ей кровавые фингалы своим острым носом. Собравшись же вместе, четверо Буратино пели заунывными голосами доходяг "Он окружен людской молвой, он не игрушка — он живой" (фант "Осторожно, двери закрываются") или кружились в смутном танце, пока не появлялась строгая Мальвина со своим "Буратино, сделал задание, нет? Завтра без родителей не являйся!". В ответ покорные доходяги выходили на сцену кто со стулом, кто в обнимку с доской, кто с тонким прутиком. Смех в этом фанте последовал после длинной паузы. По напряженным детским лицам было ясно, что выстроить логическую цепь "полено--Буратино--прутик" не так уж просто. Зато потом в зале начался такой хохот, что "ахейцы" долго не могли объявить новый фант. Так что обвинять их в том, что они кормили детей фантиками без конфет, я бы не стала.