Фестиваль архитектура
В Москве в Манеже в 16-й раз прошел главный архитектурный фестиваль страны "Зодчество". Главный приз — "Хрустальный Дедал" — получил Сергей Гнедовский за Театр-мастерскую Петра Фоменко в Москве. ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН рассматривал сотни построенных в России зданий и думал о кризисе.
Когда фестиваль проходит в 16-й раз, невольно сравниваешь его с 15 предыдущими. В этом ряду он самый лучший. У него приличный дизайн — нет больше сомнительных дорожек из искусственного камня, нет искусственных фонтанов, нет и зеленых насаждений. Отдельное спасибо, что больше ни с того ни с сего не начинает играть джаз, и фольклорные ансамбли от областей России тоже остались по месту жительства со своим дурным голосом. На выставке вообще все логично, компактно и даже как бы пристойно — есть разделы по географическим областям, есть конкурс построек и проектов, есть отдельные архитектурные фирмы, и одно с другим не мешается. Даже удивительно, как это у них с 16-го раза все получилось. Некоторые считают, что это результат интриг в Союзе архитекторов, но я думаю, это неправда. Дело в другом. Общий уровень архитектуры изменился, и теперь нет смысла декорировать провинциальные реплики лужковского стиля искусственными цветами и фонтанами. Можно просто показывать, чего есть.
Винодел определил бы эту выставку как не вполне удачно купажированную. Бывают такие болгарские и испанские вина, что сначала вроде ощущение радостное, потом основной вкус горький, а послевкусие рождает нешуточное ощущение тревоги. Так и тут. Радостно потому, что не в Москве стали прекрасно строить. И не только в Петербурге, который еще пять лет назад вселял живое чувство ужаса, но и в Уфе, Казани, Владивостоке, Нижнем Новгороде — повсюду появился приятный, с изящным изгибом модернизм и модное дерзание. Даже Ямало-Ненецкий автономный округ выставил превосходный чум из хорошего меха с оторочкой, внутри — шитые орнаментами подушечки, вещь, которая составила бы честь второму, а может, даже и первому меховому салону. На Венецианской биеннале в этом году Тотан Кузембаев выставил казахскую юрту из ковров — так я вам скажу, меховой чум погламурнее будет. Я бы только посоветовал смелее использовать стриженую норку, а так в целом уже видно, что в этих местах проезжал господин Абрамович.
Горько же и тревожно потому, что в Москве — то же самое, что не в Москве. Раньше ведь как было? Есть московские звезды, которые строят для рублевских заказчиков,— это, конечно, эталон вкуса и похоже на Заху Хадид. А вот те же звезды строят для городских девелоперов — здесь они вынуждены наступать на горло собственной песне, но так, что видна и песня — смелый, скажем, стеклянный угол,— и горло — безобразно нарисованная историческая деталь, портал или колоннада, специально показывающая, какой у Юрия Михайловича Лужкова плохой вкус. Вот для тех же девелоперов строят уже лужковские архитекторы, и видно, что нет, пожалуй, то еще было ничего, а вот здесь — да! А вот то же самое копируют в Воронеже, и Юрий Михайлович оказывается рядом с этим тонкачом и эстетом, и не зря, думаешь, он Москвою привык гордиться. Ну и, наконец, частный провинциальный интерьер, какие-нибудь казанские братки, заказывающие себе не хуже, чем в Барвихе. Видишь — и все всем прощаешь.
А теперь чего? Теперь смотришь фотографии конгресс-холла правительства Башкортостана — модная форма, сексуальный поворот, смелое нависание консоли, кругом поля, в полях — "Брабусы" и микроавтобусы охраны. Потом смотришь на частный дом на Рублевском шоссе — модная форма, сексуальное раскрытие, острый поворот, кругом — лес, в лесу — "Майбахи" и топтуны за деревьями. И по размерам примерно как этот конгресс-холл... В сущности, некуда стремиться. Возникает ощущение общества потерянных перспектив потребления.
На этом фоне особенно проседает раздел "Проекты". Раньше раздел "Постройки" демонстрировал нам, что удалось построить, а "Проекты" — мечтание и дерзание, которое, увы... А теперь они чего строили, то и дальше мечтают. Лучшие наши мастера Боков Андрей Владимирович, Явейн Никита Игоревич, Хазанов Михаил Давыдович выставляют проекты, которые выглядят как их же предыдущие постройки. И постройки, которые будто их новые дерзновенные проекты. И с ужасом думаешь, да такие ли уж они дерзновенные? Или даже хуже — может, они и не лучшие? Потому что даже вовсе какие-то безымянные "Стройгражданпроектсервисы" выставляют ну ровно то же самое. Такое в картинках процветание и совершенство, что рушатся репутации и иерархии.
Но это еще не настоящая тревога, настоящая будет впереди. На этой выставке я испытал редкое для себя чувство. Я ощутил себя тетушкой Ивана Васильевича, Настасьей Ивановной из "Театрального романа" Михаила Булгакова. Та, помните, услышав, что герой написал новую пьесу, разволновалась и расстроилась. "Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! Начнешь играть — в двадцать лет всех не переиграешь. Зачем же вам тревожиться, сочинять?" Непривычно ощущать себя чужой тетушкой, но что делать? Я смотрел на все эти здания, и у меня постоянно было ощущение глубокой их неуместности. В проектах я не понимал, зачем это спроектировано. В постройках — зачем они построены. Ведь сколько всего построено! Чего ж тревожиться, новое проектировать?
То есть, конечно, в принципе все понятно. К жизни шедевры зодческой мысли вызывают две надобности. Одна — надобность государственная. Ну то есть Дома правительства, офисно-театральные центры, гостинично-библиотечные и банковско-горнолыжные образования. Там, конечно, иногда прямо диву даешься, как это могло быть построено, но всегда в ряду фотографий есть одна, которая все объясняет. Когда мимо ходит Владимир Путин. Он много там ходит, на фотографиях, в костюме, в плаще, в Хабаровском крае, во Владивостоке, много улыбается, вообще хорошо выглядит. И видно, что это как раз и построено, чтобы он прошел и улыбнулся. Постройка демонстрирует мощь и процветание государства.
Вторая надобность — чисто хозяйственная. Это особый жанр архитектуры, развившийся только в России,— называется "квадратные метры". Большие районы квадратных метров, башни квадратных метров, малоэтажные квадратные метры. Теоретически это жилье, но оно покупается из соображений чисто инвестиционных, там никто и не живет, а просто стоят эти метры. Раньше можно было сказать — дорожают, теперь — просто стоят. В экспозиции это очень ясно видно, потому что там только наружные фотографии. Ни планов квартир, ни интерьеров — а это и не надо, потому что нет там ни квартир, ни интерьеров. Там только метры живут.
Тревога наступает от того, что, с одной стороны, перед тобой явная картина процветания, а с другой — какое-то это бестолковое процветание. Архитектура такая вещь, что для нее очень важна уместность. Здание должно вызывать чувство, что это хорошо, что оно тут стоит. Это получается, когда оно как-то следует логике территории — людей ли, которые здесь живут, ландшафту, какой-нибудь полезной и хорошей функции. Хорошая архитектура как-то укоренена в земле и жизни людей.
А тут ведь не Москва — Россия. Довольно бедная, холодная, малоосвоенная земля. Ей бы в принципе имело смысл помочь. И хотели, но вышло только построить здания, которые вызваны двумя надобностями — чтобы приехал Путин или бабла срубить. Больше никаких задач. У людей было много денег, но они совсем не знали, что же с ними делать. Они только хотели заработать еще и отмазаться от государства. Забавно, когда такие простые вещи передаются в архитектурных формах, как бы монументально и надолго, как память будущим поколениям.
В кулуарах "Зодчества" только и речи было, что о кризисе, о том, кто уже распустил мастерскую, а кто только собирается. И конечно, о том, как сейчас все пострадают. Это правильно, и я вместе со всеми сетовал, что придется пострадать. Вообще-то архитекторы, может, и пострадают, но страна — не знаю. Все, что они проектировали, строили, о чем мечтали, просто никак с ней не соотносилось. Оно оставляло ощущение тревожной неуместности. Теперь перестанет.