Российский директорат

Труднее всего заставить их работать не на Родину

       Не так уж актуально заниматься сейчас доказательством того, что жизнь директорского корпуса отнюдь не столь тяжела, как он это пытается представить. Подобный скале, российский директорат демонстрирует удивительную устойчивость несмотря на изменения как политической, так и экономической конъюнктуры. В этом и состоит феномен тех, кто с легкой руки сочувствующих гайдаровскому правительству западных mass media получил название "красных директоров". Ни финансовое состояние предприятий, ни падение рубля, ни смена правительств — ничто, казалось, не может поколебать их спокойной уверенности в собственном будущем. Со снисходительной улыбкой патриархи национальной экономики наблюдают за мельтешением федеральных и местных правительств: на данном этапе правовая система делает их малоуязвимыми как со стороны госаппарата, так и со стороны собственных акционеров. Более того, своеобразный социальный контракт, заключенный с персоналом предприятий, дает их руководителям новый козырь в борьбе за бюджетные средства на федеральном уровне и новый инструмент политического давления на уровне местном. Развитие неоднозначных взаимоотношений между государственной властью и российским директоратом анализирует обозреватель Ъ ВЛАДИСЛАВ БОРОДУЛИН. Ключевое слово в характеристике этих отношений — лоббизм.
       
Лоббизм: атака волнами
       Семилетнюю историю российского лоббизма — в цивилизованном понимании этого слова — условно можно разделить на три этапа. Первый — примерно с 1988 по 1991 год. Его отличительной особенностью стало то, что к формированию разнообразных союзов и объединений прибегли только так называемые новые предприниматели, не имевшие тогда устойчивых каналов индивидуального лоббирования советского типа. Именно к этому периоду относится создание Лиги кооператоров и предпринимателей, Союза предпринимателей и арендаторов, Ассоциации крестьянских и фермерских хозяйств России и других. Впрочем, сколь-нибудь существенного влияния подобные структуры на действия советских властей не оказали. Вероятно, и не могли оказать — относительная финансовая слабость и консервативность форм лоббизма вообще подталкивала предпринимателей к поиску индивидуальных подходов. Для директората же государственных предприятий этот период был всего лишь подготовительным для последующих интеграционных процессов. Их катализатором стал крах административной системы и разразившийся вслед за этим финансовый кризис государства.
       Активизация пережившего в 1992 году пик своего влияния Российского союза промышленников и предпринимателей, создание Федерации товаропроизводителей, Лиги содействия оборонным предприятиям и некоторых других аналогичных образований стали очевидным свидетельством начала нового этапа корпоративного лоббизма в постсоветской России. К его особенностям, помимо включения в этот процесс менеджеров государственных и квазичастных предприятий, следует отнести и то, что на базе такого рода объединений стали активно образовываться политические партии. Партии создавались как на базе предпринимательских объединений (Партия экономической свободы), так и отталкиваясь от промышленных объединений (Гражданский союз). Одновременно с бесконечными трансформациями относительно старых объединений укреплялись практически полностью деполитизированные "клубы по интересам" (Ассоциация российских банков или Союз нефтепромышленников).
       Дата окончания второго этапа корпоративного лоббизма хорошо известна — 12 декабря 1993 года. Провал на парламентских выборах промышленно-политических партий лишь стал проявлением кризиса "союзов нищих" и свидетельством слабости отстаивающих узкокорпоративные интересы структур.
       Можно ли сейчас говорить о начале третьего этапа? Да, можно. Более того, уже можно описать и его основные черты. Вернее, главную из них — подчеркнутую деполитизацию подобных объединений. Это обязательное условие их выживания и эффективности. Естественно, что и такие организации будут нуждаться в поддержке в представительных органах власти. Они будут ее добиваться, но уже закулисным финансированием кандидатов и более или менее устоявшихся политических партий. И еще одна черта нового этапа: он может опровергнуть стереотип о заинтересованности в легальных институтах лоббизма исключительно национальных производителей (преимущественно из сырьевых отраслей). Почти неизбежно появление организаций, отстаивающих интересы западных крупных машиностроительных корпораций. Тем более что пример появления таких организаций уже есть — это созданный бывшим премьером Иваном Силаевым Международный союз машиностроителей. Появление на арене динамичных организаций, включающих в себя только успешно работающие предприятия, означает не что иное как окончательную политическую смерть лоббистов первой волны.
       
Циклическая активность под бюджетным солнцем
       Так уж получилось, что в массовом сознании самая популярная в России форма лоббизма — индивидуальный лоббизм — приобрела однозначно негативный смысл. Но лоббизм не может быть ни плохим, ни хорошим. Не может только потому, что это совершенно естественная для России форма отношений бизнеса и государства. Естественная потому, что государство вольно или невольно, но культивирует его в виде, например, законодательного закрепления бюджетных субсидий убыточным предприятиям. "Дурак тот директор, который не просит денег в Белом доме; ведь там проще всего найти необходимые компании средства", — считает один из сотрудников Министерства экономики. Разумеется, дураками директора себя не считают. В 1994 году именно таким образом из бюджета было выбито около 6 трлн рублей.
       Со своей стороны, государство и не предполагает в ближайшее время устранить причину этого явления. Вместо этого последние три года постоянно предпринимаются попытки придать госфинансированию промышленности более или менее пристойную форму вроде "конкурсного распределения бюджетных средств под высокоэффективные бизнес-планы" или гарантирования государством ценных бумаг некоторых эмитентов. Однако все равно наиболее простым и понятным действующему директорату путем получения денег является прямая осада отраслевого министерства (когда речь идет, например, о включении предприятия в федеральную целевую программу) или Минфина (если решение о финансировании уже принято и надо добиться его исполнения).
       В этом отношении 1994 год представляет собой веху в истории российского лоббизма; впервые образовался рынок услуг по выбиванию бюджетных денег. Появились специализированные агентства, лоббирующие в структурах исполнительной власти в пользу тех или иных компаний. Естественно, рынок этот носит зачаточный характер. Но уже сейчас можно описать его тенденции. К сожалению, первым условием, которым оговорили свое согласие на контакт с представителем Ъ руководители лоббистских фирм, была строгая конфиденциальность: ни названий, ни имен газета раскрывать не будет. Однако назвать суммы гонораров интервьюеры согласились. И цифры оказались ниже, чем ожидали эксперты Ъ.
       Прежде всего, клиентура таких компаний — весьма ограниченный круг менеджеров предприятий. Как правило, это несколько заводов одной отрасли. Более того, очень часто профессиональный лоббист сам является выходцем с одного из предприятий этой группы и имеет устойчивые деловые и личные связи с их высшими менеджерами. С другой стороны, он имеет знакомства во властных структурах (это обязательное условие). Тем самым нуждающиеся в деньгах предприятия как бы сами и учреждают фирму-толкач (юридически это может быть никак и не оформлено) или какая-нибудь старая фирма перепрофилируется на оказание "консультационных" услуг.
       Разумеется, говорить о существенном влиянии подобных структур на распределение государственных денег нельзя. Директора-аутсайдеры, лишенные прямого доступа в Минфин, рассматривают сотрудничество с этим компаниями как последнее средство — "а вдруг что-нибудь да выгорит". Поэтому в лучшем случае цель лоббизма — десяток (или даже меньше) миллиардов рублей из тех средств, которые правительство вроде бы обещало (например, включив завод в федеральную программу), но в силу ряда причин не дает. Другой вариант: отраслевое министерство деньги получило, но пустило на другие цели. Однако гонорар для необремененного штатом агентства может быть весомым — от 10 млн рублей до 10% от выбитой суммы.
       На деятельности лоббистских компаний совершенно не сказывается "чума" российских экономистов — сезонный характер национальной экономики. Поскольку к их услугам прибегает в основном обрабатывающая промышленность (сырьевики в услугах подобной мелочи просто не нуждаются, а аграрии достаточно организованы для того, чтобы получать деньги публично), то период активности полностью совпадает с фазами бюджетного процесса, который в России почти непрерывен. Правда, небольшой всплеск активности можно было наблюдать прошедшей осенью, перед тем как правительство внесло проект бюджета в парламент. Не попавшие "в бюджет" директора в последний момент пытались успеть на поезд. Сейчас эта активность переместилась в Госдуму. Период между первым и четвертым чтением бюджета сравним по напряженности с октябрем.
       
Отцы и дети
       Оценить влияние директорского корпуса на любые новации властей в области экономической политики невозможно без ответа на принципиально важный вопрос: какими мотивами они руководствуются при выборе той или иной модели поведения компании? Для российской экономики, с ее большой долей государственного капитала, было совершенно естественно ожидать соответствующего вмешательства госорганов в повседневную жизнь компании. Однако исследование, проведенное Экспертным институтом РСПП, полностью опровергает этот тезис. Было обследовано 160 предприятий трех отраслей — текстильной, химической и машиностроительной, и подавляющее большинство предприятий почти ничем не связано в выборе политики. Естественно, что это лишь очередное свидетельство полного отхода собственника — государства от задач эффективного использования своего имущества.
       Как бы то ни было, но почти на трети предприятий решения принимает директор. Причем делает он это единолично. Правда, прошедшая приватизация достаточно существенно увеличила долю новых форм принятия решения. Почти на половине обследованных экспертами предприятий решения принимаются правлением и руководством предприятия совместно. По-прежнему велика роль таких форм управления эпохи романтической перестройки, как согласование с членами трудового коллектива.
       И все же вопрос о формах принятия решения не столь уж и важен. Смена форм управления — процесс достаточно динамичный. Гораздо медленнее идет процесс смены приоритетов в деятельности компаний. На первый взгляд, статистика здесь очень благоприятна: 80% менеджеров назвали в качестве главных приоритетов максимизацию продаж и прибыли, что, вроде бы, однозначно должно свидетельствовать о рыночной ориентации подавляющего числа директоров. Однако вся эта радужная картина мрачнеет, если попросить менеджеров назвать по два главных приоритета. С огромным отрывом от экспансии на рынках или развития технологии лидирует социальный блок — стабилизация занятости, сохранение ядра коллектива и реализация социальных интересов.
       Примерно такая же картина наблюдается, если попробовать определить отношение директората к неприбыльным сферам деятельности. О готовности немедленно свернуть ее заявили только треть директоров, причем в машиностроении об этом заявляет только 22% менеджеров. Почти половина директоров считают невозможным выход из убыточного бизнеса из-за необходимости поддерживать занятость, а 22% полагают, что трудности временны и неприбыльное сейчас занятие станет решающим в будущем.
       
Знание — опасная сила
       Столь на первый взгляд противоестественное для российских условий сочетание намерений директората довольно трудно объяснить. Статистические отчеты за прошлый год показывают, что около трети национальных предприятий закончили год с отрицательным финансовым результатом, а рентабельность по реализованной продукции составила 13-15%. В этой связи логично предположить, что одна из целей — решение социальных проблем явно преобладает над другой. На решение же "рыночных" целей компании не хватает ни средств, ни времени, ни, что, может быть, самое главное, знаний высшего менеджмента. Вернее, не только и не столько первых менеджеров, сколько управленческой команды. Статистика, основанная на самооценке директоров, показывает, что мгновенная фотография положения дел выдержана в основном в черных тонах. А попытка рассмотреть эту проблему в динамике лишь чуть-чуть улучшает ситуацию.
       В настоящее время в России насчитывается около 1500 бизнес-школ самого разнообразного толка — от "бухгалтерии за 2 месяца" до респектабельных московских заведений с программами от Harvard Buisness School. Настоящий обзор не ставит перед собой цель оценить качество предлагаемых программ обучения и их соответствие российским экономическим реалиям. Поэтому за основу опроса взят рейтинг бизнес-школ Торгово-промышленной палаты России. По состоянию на февраль этого года палата сертифицировала около 3  бизнес-школ. Опрос, проведенный Ъ, показал, что среди обучающихся в такого рода учебных заведений число представителей обрабатывающей промышленности "исчезающе мало". Именно так оценили число своих студентов — выходцев из государственной и постгосударственной промышленности представители подавляющего большинства московских бизнес-школ. Вместе они считают, что 1994 год стал в какой-то степени переломным — пока на уровне ощущений, а не конкретных цифр. Наблюдается рост интереса промышленных компаний к повышению квалификации менеджеров абсолютно всех уровней. Тройка же призеров не вызывает удивления: больше всего средств на обучение своих сотрудников тратят банки, инвестиционные компании и торговые предприятия.
       Большинство сертифицированных ТПП школ находится в Москве и Санкт-Петербурге, что существенно снижает возможности провинциальных предприятий по обучению своих сотрудников. Вместе с тем в 1994 году наметилась тенденция регионализации работы школ, которые организуют относительно краткосрочные курсы на базе клиента. При этом повышение квалификации происходит без отрыва от производства, а программа обучения подбирается под конкретного заказчика. Таким образом решается проблема "незаменимости" сотрудника.
       Что касается другой причины, которая сокращает спрос на обучение со стороны промышленных предприятий, то стоимость обучения в элитных российских школах действительно соответствует европейским расценкам. В прошлом году обучение одного менеджера стоило около 7 млн рублей, что многие предприятия считали ценой непомерно высокой. На высокую значимость финансового фактора в повышении квалификации менеджерского состава указывает и еще один факт, отмеченный в нескольких бизнес-школах. На число клиентов из традиционного сектора экономики серьезное влияние оказывает финансовая политика властей. По крайней мере, утверждают директора бизнес-школ, прослеживается достаточно четкая связь: чем больше правительство выделяет субсидий и кредитов предприятиям, тем больше обучается студентов из них.
       Что из этого следует? То, что большинство российских директоров не считает инвестиции в персонал столь уж важными и не тратит на это собственные средства компании. Правда, следует учитывать один психологический момент: многие директора сознательно не спешат с обучением своих менеджеров второго уровня, опасаясь конкуренции с их стороны. При этом сами директора предпочитают обучаться не в московских аудиториях, а в ходе стажировок в западных компаниях (в лучшем случае) или во время дальних морских круизов.
       
Социальное партнерство: занятость в обмен на вседозволенность
       Персональный состав руководителей предприятий относительно стабилен. Кадровые революции, бесконечные перетасовки в госаппарате, казалось, обходят стороной директорский корпус. Среди директоров есть люди, которые были лично знакомы с Анастасом Микояном или помнят заседания Совмина под председательством Алексея Косыгина. Поэтому в целом не будет преувеличением сказать, что директорский корпус России чрезвычайно консервативен.
       Глубинные корни консервативности кроются в неразвитости корпоративного права, что резко замедляет процесс обновления директората под давлением акционеров. По данным Госкомимущества, в минувшем году было сменено 10-15% директоров АО. На государственных же предприятиях этот процесс проходит еще более медленно. Более того, пример Александра Владиславлева свидетельствует о том, что представители директората и на формально денационализированных предприятиях, будучи в правовом отношении наемными менеджерами, чувствуют себя настолько уверенно, что предпринимают попытки сменить состав акционеров в тех случаях, когда считают его в чем-то неудобным.
       Следует учитывать и чисто национальное наследие: интересы компании как таковой (в особенности это справедливо по отношению к обрабатывающим отраслям индустрии) отходят на второй план, в то время как на первом — патерналистские устремления руководства. Если быть более точным, то можно утверждать, что патернализм советского типа за последние годы трансформировался в нечто иное, что условно можно назвать "социальное партнерство: директор — трудовой коллектив". Кратко суть его сводится к нехитрому негласному договору: я вам хоть какую, но занятость — вы мне поддержку перед лицом сторонних акционеров или правительства. Организовать забастовку или иную форму массового протеста, например провал того или иного кандидата на региональных или местных выборах, в настоящее время для большинства руководителей предприятий не составит особого труда. Вооруженный этим, директор (особенно директор-политик) становится весьма влиятельным практикующим лоббистом, способным добиться многого, если не сказать всего. Отсюда и противоестественное, казалось бы, нежелание покидать неприбыльный бизнес. И в самом деле, зачем это делать, если можно добиться от правительства госзаказа на комбайны-мастодонты, нелетающие самолеты или неконкурентоспособные даже на внутреннем рынке грузовики?
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...