Умерла Евгения Уралова

В Израиле на 80-м году жизни умерла актриса Евгения Уралова: лицо ее Лены из «Июльского дождя» (1966) Марлена Хуциева навсегда останется лицом переходящей в заморозки советской «оттепели».

Как и партнера Ураловой по «Июльскому дождю» Александра Белявского современный зритель ассоциирует исключительно с красавчиком Фоксом из «Места встречи», так саму Уралову помнят как Екатерину Великую из рекламы банка «Империал»: «Что это граф Суворов ничего не ест?» Это — едва ли ни самая горькая несправедливость национальной кинематографической памяти.

Есть такое литературное клише: «даже если бы актриса имярек сыграла только одну эту роль, она бы навсегда осталась в истории кино». Строго говоря, про Уралову так не скажешь. Она много лет служила в Театре имени Ермоловой, в кино и на телеэкране появлялась десятки раз. И все же навеки осталась девушкой, прячущейся от московского дождя в телефонной будке, недоумевающей, как же вернет сердобольному ловеласу куртку, наброшенную ей на плечи, и, на свою печаль, записывающей ему свой номер телефона. А потом будет чудесная, безденежная, но элегантная жизнь: «Денег у них не было, но зато был один маленький слон»,— импровизировал подающий надежды молодой ученый Володя. Посиделки у костра под цинично-стоические байки рано поседевшего ветерана Алика (Юрий Визбор). Нарастающее разочарование в спутнике жизни, услужливо ложащемся под конформистское время.

Это был не просто манифест советской «новой волны». Горький и преждевременный итог жизни целого поколения романтиков и позеров, считавших себя честнее и чище своих родителей, а оказавшихся несравнимо мельче.

Простое, грубоватое, что называется, открытое лицо Лены-Ураловой было живым упреком, женственным протестом против того, чтобы ее идеальные мужчины жили «как все», «как принято».

Недаром капризный и непреклонный Марлен Мартынович Хуциев отвергал всех несомненных актрис-богинь своего поколения — от Вертинской до Болотовой — настаивая, чтобы Лену играла Уралова и только она.

Ленинградская девчонка с экстремальным даже для своего времени детством: эвакуация, окружение, партизанщина. Она вспоминала: «Мы лежим, уткнувшись в мох, а каратели с автоматами идут по поляне. Мою голову все время пригибают к земле, а я не могу оторваться от страшных теней на солнце». Возвращение в Ленинград, где жить было негде, кроме как в сарае. Нищета, занятия в любительской студии, случайный кинодебют. Поступление во ВГИК за компанию с подругой, которая провалилась на экзаменах, а Уралова — нет: такая легенда настолько часто всплывает в воспоминаниях актрис, что принимать ее всерьез не хочется.

Как Лена бросала своего Володю, так и Уралова, уже пережившая гибель на съемках фильма «Барьер неизвестности» (1962) любимого — ленфильмовского ассистента оператора Юрия Гаккеля и потерю нерожденных от него близнецов, бросит на съемках «Июльского дождя» уже второго нелюбимого мужа и — с первого взгляда — уйдет с Аликом-Визбором. Пропев ей не один гимн — «Так выпьем, ребята, за Женьку! / За Женечку — пить хорошо! / Вы знаете, сколько сражений / Я с именем Женьки прошел!» — он окажется двойником экранного Володи и укрепит Уралову в амплуа, родившемся благодаря Хуциеву.

Это амплуа — женщина-упрек.

Таким упреком она была в роли Клавы, первой любви детдомовца, выходящего за другую девушку, в фильме Вадима Михайлова «В день свадьбы» (1968). Женой следователя, обвиненного, пусть и несправедливо, во взяточничестве, в пророческом и забытом шедевре Леонида Аграновича «Свой» (1969), едва ли ни первом советском фильме о коррупции. Там ей была нестерпима жизнь с мужем — блюстителем закона, на которого пала даже тень подозрения. А в триллере Герберта Раппапорта «Круг» (1972) нестерпимо, напротив, то, что кто-то смеет подозревать мужа, когда-то совершившего преступление и в силу этого оказывающегося идеальным подозреваемым в деле о хищении наркотиков.

Последняя великая роль Ураловой в амплуа женщины-упрека — Аня в военном шедевре Леонида Быкова «Аты-баты, шли солдаты» (1976), истории «украинских панфиловцев», погибших в 1943-м, не позволив немецким танкам вырваться из окружения где-то под Харьковом. Аня — дитя единственной, предсмертной ночи любви лейтенанта по прозвищу «Суслик» и его школьной подруги. Отвергнутая, как и ее «грешная» мать, отцовской семьей. Единственная, кто 30 лет спустя после забытого подвига собирает потомков павших на неказенный обряд памяти и прощания. Все та же бескомпромиссная, любящая, преданная девушка из телефонной будки под июльским дождем.

Михаил Трофименков