Вечерний Форсайт

«Тихий вечер танца» на Чеховском фестивале

На сцене Театра имени Моссовета Уильям Форсайт и семь его любимых артистов представили общее детище — «Тихий вечер танца», родившийся с помощью лондонского театра «Сэдлерс Уэллс» осенью прошлого года. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Фото: © Bill Cooper

Это действительно тихий вечер. Еле слышное чириканье музыки Мортона Фельдмана уже на втором номере сменяется полной тишиной. Артисты, одетые в непритязательные треники и майки разных цветов, в длинных ярких перчатках (чтобы подчеркнуть работу рук), толстых носках поверх кроссовок или на босу ногу, танцуют под собственное дыхание на голой сцене со скудным освещением. В сущности, это сюита: композиция обоих актов представляет собой череду соло, дуэтов, малых ансамблей, сменяемых невзначай, будто исполнители сделали, что хотели, и просто вышли из комнаты, уступив место другим. Аплодисменты между номерами, пожалуй, не помешали бы, но предусмотрено и их отсутствие, как было в Театре Моссовета, где демонстративная антитеатральность первого акта так обескуражила зрителей, что самые решительные пытались нарушить гробовое молчание зала поощрительным смешком либо ироническим аплодисментом.

Между тем Форсайт и его артисты (в программке авторами значатся они все — у каждого из немолодых исполнителей такой внушительный послужной список, что их соучастие в сочинении «Тихого вечера» вполне естественно), как бы шутя и развлекаясь, представляют зрителям самую суть форсайтовской реформы, изменившей классический танец почти до неузнаваемости.

Особо показателен фрагмент под названием «Каталог». Седовласый бородатый Кристофер Роман (экс-солист нескольких трупп, сам хореограф, ассистент-постановщик Форсайта, профессор по технике импровизации и проч.) и Джил Джонсон (в данное время старший преподаватель Гарвардского и приглашенный профессор еще нескольких университетов), стоя лицом к публике, по-физзарядочному расставив «ноги на ширине плеч», долго прикладывают ладони к бедрам и плечам, показывают тот самый «квадрат», на котором базируется классика со времен «короля-солнца» Людовика. Сдвинув бедро, обозначают смещение строгой геометрии, отклячив попы, демонстрируют выход в другую плоскость. Руки тем временем осваивают вращения от локтя, ломаные линии, разные направления. Темп все убыстряется, «три сосны», с которых начался каталог, превращаются в дремучий бор разнообразных движений: руки уже мелькают так, что за ними не уследить, ноги, меняя ракурсы, проседая в коленях, перенося центр тяжести в разные точки, заставляют дивиться обилию возможностей человеческого тела. Дойдя до кульминации, координационная буря стихает, возвращаясь к штилю, с которого все началось, и оставляя публику в полной растерянности от увиденного.

Второй акт под названием «21/17» (возможно, речь о столетиях?) дается зрителям легче. Во-первых, приятная «нормальная» музыка Рамо в записи Марка Минковски и Les Musiciens du Louvre. Во-вторых, совсем уж очевидная шутливость представления: артисты, по-барочному утрируя напыщенность старинной классики с ее торжественными препарасьонами, выходами, поклонами, позициями рук, манерой распускать кисть этаким «цветком», заодно иронизируют как над старинными виртуозностями (вроде мелких рондиков или затейливого прыжка гаргуйад), так и над ожиданиями зрителей, выдавая, скажем, tombe в пол вместо вздымания ноги ввысь.

Хореографический юмор «Тихого вечера…» остроумен и сам по себе. Но в исполнении артистов-харизматиков он превращается в совершеннейший бурлеск. У каждого — своя сценическая маска, каждый — музыкален до последнего сустава на мизинце ноги, каждый — величайший мастер, лукаво прячущий свои умения под видом приватного дуракаваляния. Но и среди этих экс-солистов — Ноймайера, Килиана, Форсайта — выделяется невероятный курд Рауф Ясит, по прозвищу Резиновые Ноги: в партере он творит запредельные чудеса, сплетая конечности так, что непонятно, где какая нога-рука и как они сюда попали. Ему в общем финале подарен сольный выход. Скорее — выходка, какой кажется весь этот обаятельно-интимный, безмятежный форсайтовский вечер, полный любви и к классике, и к человеку — «венцу вселенной», и к артистам, умеющим отдаваться танцу как удовольствию. Тихий вечер бурной жизни реформатора Форсайта.

Вся лента