Андрей Карташов об «Убийстве священного оленя» Йоргоса Лантимоса

В прокат выходит «Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса, главного представителя «странной новой волны» греческого кино. Это пятый фильм модного и обласканного фестивалями режиссера («Убийство» получило приз за сценарий в Канне) и второй, снятый уже в Америке с голливудскими звездами в главных ролях. Странностей здесь по-прежнему хватает, но из способа переживания и осмысления реальности они окончательно превратились в самодостаточный аттракцион

Преуспевающий хирург Стивен (Колин Фаррелл) ведет безбедную буржуазную жизнь в пригороде усредненного американского мегаполиса. У него образцово-показательное семейство: белокурая жена Анна (Николь Кидман), тоже врач, и двое детей, мальчик и девочка. При этом Стивен водит дружбу со странным подростком Мартином (Барри Киган), которую старается не афишировать — по причинам, которые прояснятся позднее и пересказать которые без спойлеров невозможно. Но очевидно, что фильм, который начинается с крупного плана открытой операции на сердце обязан оказаться несколько кровожадным, даже если благополучие главных героев того не предвещает. Чтобы не раскрывать сюжетные перипетии, достаточно сказать, что юный друг Стивена сыграет в истории роковую роль, и «роковой» здесь не фигура речи, ведь в основе картины лежит античная драма.

Американские учебники по драматургии говорят, что работа над успешным сценарием начинается со слов «а что, если» — на голливудском жаргоне это называется high concept. Грек Йоргос Лантимос занимается чем-то похожим, только его «а что, если» решает несколько другие эстетические задачи. «А что, если» Лантимоса призвано максимально остранить реальность, парадоксальным образом приближая нас к ней, заставляя задуматься о чем-то, что раньше ускользало от нашего внимания, примелькалось, стало привычным и потому не способно вызывать удивления (а следовательно, быть подвергнуто критике и пересмотру). Прославивший Лантимоса, снятый в 2009-м еще в Греции фильм «Клык» был устроен следующим образом: а что, если семейная пара держит взрослых детей в частном доме в полной изоляции и абсолютном неведении об окружающем мире, управляя ими при помощи абсурдных правил? Теперь уже второй фильм (после нашумевшего «Лобстера») Лантимос снимает на английском и с мировыми звездами, но его подход к драматургии остается прежним: а что, если перенести в современную Америку древнегреческую трагедию — буквально, с преступной гордыней и семейным проклятием?

«Убийство священного оленя» не пытается превратить свой сюжет (отчасти основанный на «Ифигении в Авлиде» Еврипида) в метафору, как сделал, допустим, Фрейд с трагедией о царе Эдипе. Здесь все буквально и всерьез — должно быть, как-то так и воспринимали истории о своих богах и героях сами древние греки: рок есть рок, ведешь правильную жизнь — молодец, сделал что-то нехорошее или возгордился — имей дело с последствиями. Если виноват твой папа, то тебе просто не повезло, потому что гнев богов распространяется на ближайших родственников. В фильме нет Афины и Зевса, но некая невидимая сила действует из-за кадра — может быть, поэтому камера так часто смотрит на персонажей откуда-то сверху.

Хорошо, допустим, во вселенной Лантимоса есть правила, которые проясняются по ходу действия, и они безотказно работают, но как они соотносятся с нашей реальностью? Увы, этот вопрос так и остается без ответа. Поэтому к финалу не остается сомнений, что мы имеем дело не с высказыванием большого автора, а с герметичным и здорово упакованным дизайнерским объектом, который предлагается почтенной публике к рассмотрению. Здесь, действительно, есть на что посмотреть — прежде всего на актеров, которые играют в подчеркнуто отстраненной манере, почти декламируя свои реплики. Этот прием позаимствован у классиков авангардного кинематографа Жан-Мари Штрауба и Даниэль Юйе, в 1992 году поставивших кино по «Антигоне» Софокла. И Лантимос аккуратно переносит эту нарочитую театральность из экспериментального подполья в мультиплексы. Интересно смотреть и на то, как камера слегка искажает пропорции, добавляя происходящему едва заметной жути. Есть в «Убийстве» и довольно выдающиеся сцены — голая Николь Кидман изображает в постели для мужа-хирурга пациентку под анестезией; Барри Киган зловеще пожирает спагетти: «Мне столько раз говорили, что я ем пасту так же, как ел мой отец, но потом я понял, что все едят пасту одинаково».

Но в итоге остается ощущение, что пресловутая странность превратилась для Лантимоса в самодовлеющий прием — режиссер как будто оказался в плену собственной репутации человека, от которого каждый раз ждут чего-то все более парадоксального и причудливого. И Лантимос уже начал повторяться — скажем, комическая бесстрастность Фаррелла перешла в новый фильм прямиком из «Лобстера», где ирландский артист тоже играл главную роль. Но того же «Лобстера» можно было читать как остроумный парадокс в духе греческих логиков: предположим, что все критяне — лжецы, что 2 х 2 = 5, и дальше из этого что-то следует. В «Убийстве священного оленя» силлогизм не складывается: предположим, допустим, «а что, если»? Да, в общем, ничего — странная волна разбилась об американский берег.

В прокате с 15 февраля