Килиан, Форсайт и Гекке в Балете Монте-Карло

Премьера балет

В рамках "Летнего форума" — ежегодного сезона премьер — Балет Монте-Карло представил трехчастную программу, в которой современная классика (спектакли Килиана и Форсайта) объединены с мировой премьерой — новой работой Марко Гекке. Из Монте-Карло — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.

Мини-фестиваль "Летний форум" родился пять лет назад, когда Балет Монте-Карло устроил международное празднование 100-летия "Русских сезонов", в рамках которого современные хореографы представили свои версии хрестоматийных дягилевских балетов. С тех пор лето в Монако стало сезоном мировых премьер. На сей раз программа оказалась умеренно-консервативной (по местным меркам, конечно): в Монте-Карло впервые показали два признанных шедевра ("Маленькую смерть" Иржи Килиана и "New sleep" Уильяма Форсайта) и только одну мировую премьеру — балет "Sign" молодого Марко Гекке.

Программа позволила детально рассмотреть труппу. Она кажется монолитной и непогрешимой в авторских балетах Жан-Кристофа Майо, худрука Балета Монте-Карло. Но здесь стало очевидно, что женский состав Балета Монте-Карло заметно уступает мужской части труппы. "Маленькую смерть", поставленную Иржи Килианом в 1991 году к юбилею Моцарта, начинают полуобнаженные мужчины, играющие в опасные игры с рапирами. Интернациональная шестерка солистов Балета Монте-Карло невольно сделала пролог балета его кульминацией: сохранить завороженность "маленькой смертью" (как поэтичные французы именуют оргазм) на все 25 минут действия не удалось. В двух ключевых дуэтах брутальные солистки превращают изысканные любовные игры в оздоровительное мероприятие, и прямолинейная утилитарность их танца разрушает тот пленительный морок, которым славен этот балет.

22-минутный "New sleep" на музыку Тома Виллемса хореограф Форсайт поставил для Балета Сан-Франциско в том же урожайном для него 1987 году, что и "In the Middle..." для Парижской оперы. В России, упорно осваивающей пуантное наследие знаменитого деконструктивиста, этот опус почему-то неизвестен. Хотя это редчайший случай "зрительского" балета Форсайта: с намеком на сюжет, с отсылкой к итальянской комедии масок и со всей роскошью его фирменных "неоклассических" трансформаций, разыгранных в юмористическом ключе. На сцене, перекрещенной двумя белыми диагональными линиями, действуют 12 солистов в черной репетиционной униформе и три персонажа, названные "семьей", в черных костюмах, отсылающих к венецианскому наследию Гоцци: высокий колпак Доктора, пышное платье Коломбины, широкий круглый воротник Арлекина. "Мимы" наделены кукольной пластикой и заняты исключительно внутрисемейными делами. Бегая на негнущихся ногах и жестикулируя с типично итальянскими живостью и темпераментом, только ускоренными раз в десять, они ведут бои за наследство в виде пышного фикуса в горшке, "прочищают мозги" сыночку, просверливая ему голову, выкачивая содержимое и вливая его малому в рот, и дурят с отвязностью записных клоунов; их гэги бурлят водопадом, однако уследить за ними нелегко, поскольку в то же самое время не менее интенсивно развиваются чисто танцевальные события.

Ограничив танцующих расчерченной сценической геометрией, заставив их двигаться строго по диагоналям или запихивая всю дюжину артистов в один из четырех секторов сцены, Форсайт добился удивительных эффектов. Пространство кажется то разреженным и огромным, то свернувшимся до пятачка и перенаселенным, лексика — переполненной движениями (хотя, если приглядеться, все это вариации двух-трех комбинаций), а сама композиция — перенасыщенной всеми примерами сольного и ансамблевого танца, принятыми в классическом балете. В Монте-Карло этот захватывающий круговорот танца опять застопорила женщина — балерина Мимоза Коике, которой отданы самые выигрышные соло и дуэты. И если танцовщикам труппы легко простить недокрученные два тура в воздухе или неидеальное двойное ассамбле (они искупают свои грехи потрясающей пластикой), то "деревянная" балерина, лишенная фирменной форсайтовской чувственности и загадочности, свои эпизоды испортила непоправимо. Что, впрочем, не помешало оценить целое.

Похоже, проблема с женщинами в Балете Монте-Карло озадачивает и хореографов: во всяком случае, Марко Гекке в своем "Sign", поставленном на музыку Пабло Казальса и песни Bonnie "Prince" Billy, сделал ставку на танцовщиков. Хотя среди 11 исполнителей есть четыре женщины, они существенной роли не играют и вполне могут быть заменены мужчинами — в "Выдохе" пол не важен. Сам автор трактует свое произведение чисто физиологически, материализуя в движениях тела перипетии дыхательного процесса. Но, конечно, это метафора жизни — ее загадки и повседневной суеты, ее прозаичности и экстремальности, подневольности и свободы.

Хореограф Гекке, родившийся в Вуппертале, вотчине Пины Бауш, совсем не увлечен танцтеатром: получив классическое образование в Штутгарте, он стал хореографом-резидентом Штутгартского балета и всецело занят поиском собственного балетного языка. Его лексика оригинальна, хоть и базируется на непременном Форсайте "классического периода": четвертые позиции ног и гротескно жесткие, округло-утрированные позиции рук — базовая формула "Выдоха". Этот "скелет" заполняет плоть неимоверно быстрых движений корпуса и рук, по-цыплячьи согнутых в локтях; они и формируют неожиданно богатый и эмоциональный язык спектакля, способный передать все многообразие человеческих типов и их отношения к жизни. Упражнения на "ограничение движений" породили потрясающее "стоячее" соло в исполнении Даниэле Дельвеккио, не сделавшего ни одного шага за весь свой нервический танец, и феноменальную "сидячую" вариацию Жоржи Оливейры, передающего всю безысходность одиночества судорогами корпуса и захлебывающимися всплесками рук. На фоне этих экспрессионистских шедевров финальное соло, в котором премьер Йерун Вербрюгген обретает возможность вольно дышать и двигаться, не выглядит убедительно-духоподъемным: хореограф Гекке явно не считает этот мир пригодным для свободной жизни.