Инсайдер Руаль Амундсен

Сразу оговорюсь — доказать ничего не удалось, все улики косвенные. Но лишь они логично объясняют, как великий полярный первопроходец смог заработать свой первый миллион. И никаких обвинений — в то время, когда Руаль Амундсен в поисках денег для очередной экспедиции обратился к торговле акциями норвежских пароходных компаний, использовать конфиденциальную информацию при принятии инвестиционных решений не запрещал ни один закон.

Великий норвежский полярный исследователь Руаль Энгельбрегт Гравнинг Амундсен (1872-1928) никаким исследователем быть не желал. Когда в 1913 году ему предложили стать соректором готовящегося к открытию океанографического института в Бергене, он отказался. В экспедиции 1903-1906 годов, идя Северо-Западным проходом из Норвегии на Аляску, Амундсен спихнул все геомагнитные исследования, ради которых формально все и затевалось, на одного из членов экспедиции — Густава Вика. Доплыв в 1911 году на арендованном у главного норвежского полярника Фритьофа Нансена "Фраме" до ледяной кромки Антарктиды, Амундсен разделил команду — десять неудачников отправились на корабле проводить океанографические исследования, чтобы впоследствии забрать с побережья шестого континента девятерых героев — участников похода к Южному полюсу.

Сама история покорения Амундсеном Южного полюса весьма показательна. Вообще-то норвежец в 1909 году собирался покорять Северный, но пока он вел переговоры, закупал провиант и вербовал команду, американцы Фредерик Кук и Роберт Пири отрапортовали о покорении 90-го градуса северной широты. Поход утратил всякий смысл: хорошая полярная экспедиция должна была быть первопроходческой. На Южном полюсе к тому времени еще никто не побывал, хотя собирались — по слухам, те же Кук и Пири и совершенно определенно — англичанин Джеймс Скотт. И норвежец Амундсен рванул наперерез. "Чтобы поддержать мой престиж полярного исследователя,— писал Амундсен в автобиографии,— мне необходимо было как можно скорее достигнуть какого-либо другого сенсационного успеха". Депутаты стортинга (норвежского парламента), король Норвегии и Фритьоф Нансен, извещенные о смене полюсов постфактум, очень удивились, но отнеслись с пониманием: действительно, какой смысл быть гарантированно третьим, если есть возможность быть первым. Северный, Южный — какая разница. В мире начиналась эпоха большого спорта.

Ледовый спорт

Полярные экспедиции в начале ХХ века функционировали по принципу команд в высокобюджетных видах спорта. Экспедиция в полярные широты стоила сотни тысяч крон и могла длиться годами. И после того как маршрут был пройден, экспедиция как бизнес-единица продолжала существовать: нужно было свести баланс, отчитаться перед спонсорами и кредиторами, начальник нес ответственность за трудоустройство рядовых полярников в перерывах между этапами ледовой гонки, где призовые были нестабильны.

У каждой команды был лидер. Его имя входило в историю полярных открытий, как в автогонках, где все помнят только имена пилотов. Для того чтобы руководить полярной экспедицией, нужно было быть настоящим вожаком: десяток крепких и зачастую подвыпивших парней с ружьями посреди ледовой пустыни, погруженной в полярную ночь, чутко реагировали на утрату начальником лидерских качеств. С другой стороны, правительство и разнообразные географические общества требовали соблюдения формальной стороны дела — руководитель экспедиции должен был быть разносторонне компетентным. Поэтому Амундсену пришлось не только всю жизнь качать бицепсы и пресс и скрывать близорукость, но и получить диплом капитана, изучать под руководством немецких профессоров земной магнетизм, сдать экзамен на пилота самолета.

На лидере полярной команды лежала и ответственность за ее финансы. Доходы поступали из нескольких источников.

Были программы господдержки. Еще "Фрам" Нансена был построен на государственные деньги (250 тыс. крон) и остался в собственности Норвегии, у Нансена были лишь эксклюзивные права на управление. На экспедицию к Северному полюсу стортинг в 1913 году выделил Амундсену 200 тыс. крон. Когда началась война, Амундсен их вернул ("в трудное военное время я считаю своим долгом" и т. д.), но в 1917 году попросил их обратно — первые военные годы оказались не такими уж тяжелыми для экономики нейтральной Норвегии, а подготовка экспедиции потребовала незапланированных расходов. Стортинг немедленно вернул субсидию. Но ни одна полярная экспедиция не финансировалась государством полностью.

Активно задействовались спонсоры. В 1910 году Амундсену несказанно повезло — он познакомился с аргентинским магнатом норвежского происхождения Педро (Петером) Кристоферсеном, который навсегда стал титульным спонсором команды Амундсена. Но были и другие частные жертвователи.

Работал и старый добрый краудфандинг — сбор пожертвований на экспедицию через объявления в газетах.

Четвертым источником материальной поддержки были рекламодатели. За право написать в рекламной листовке, что тот или иной товар прошел проверку полюсом, шла настоящая борьба. В 1908 году, готовясь к покорению Северного (как тогда казалось) полюса, Амундсен писал своему другу Фредерику Херману Гаде в Чикаго: "Во множестве поступают и предложения товаров. На нас обрушился поток зубной пасты, гуталина и прочих, зачастую самых неожиданных вещей". Гуталин гуталином, но американские консервы, поставленные на "Фрам" в рамках промоакции, кормили полярников два года.

Конечно, полярные команды были лишены доходов от продажи билетов — экипаж торжественно провожали в путь, и он пропадал из виду года на три, ледовая дружина вела суровый бой при пустых трибунах. Но вариант продажи прав на трансляцию был. Так, эксклюзивные права на публикацию всех известий и материалов, получаемых от экспедиции Амундсена к Южному полюсу 1910-1912 годов, были проданы английской Daily Chronicle за 2 тыс. фунтов, это примерно равнялось 36 тыс. норвежских крон или зарплате среднего норвежского служащего за 12 лет.

В мирное время Руаль Амундсен с помощью своего брата-коммерсанта Леона успешно справлялся с добычей средств из всех перечисленных источников. Но наступило 1 августа 1914 года, началась Великая война, и всему миру стало не до полярных экспедиций. А Руалю Амундсену нужно было завершать подготовку к походу на Северный полюс, который он обещал всему норвежскому народу и лично Фритьофу Нансену после внезапной смены полюсов в 1911 году. И Амундсен решил попытать счастья на фондовом рынке.

"Прекрасный норвежский торговый флот"

В автобиографии Руаля Амундсена краткому периоду профессиональной финансовой деятельности отведены всего два коротких абзаца. Амундсен, в частности, пишет: "Во время войны... я решил последовать примеру столь многих обитателей нейтральных стран, а именно попытаться нажить себе состояние. Я надеялся добыть таким путем средства, которых всецело хватило бы на снаряжение следующей моей экспедиции. <...> Возможность эта появилась тогда во всех нейтральных странах, и нигде в такой мере, как у нас в Норвегии. Наличие кораблей имело существенное значение для союзников, а услуги прекрасного норвежского торгового флота ценились особенно высоко. Я вложил свой весьма скромный капитал в акции пароходных компаний и, подобно многим другим, заработал много денег". Эти скупые слова нуждаются в комментариях.

Рыбный промысел и морские торговые перевозки были в Норвегии абсолютно доминирующим видом бизнеса — страна с 2,5-миллионным населением занимала четвертое место в мире по тоннажу (дедвейту) гражданского флота (2,559 млн брутто-регистровых тонн) и первое место в мире по числу этих самых тонн на душу населения. В крошечной стране, занимающей фантастическое седьмое место в мире по общей (вместе с островами) протяженности береговой линии, были сотни пароходных и рыбопромысловых компаний. Перед самой войной была основана Den Norske Amerikalinje, которой охотно пользовались норвежские эмигранты и куда Амундсен пытался по знакомству пристроить на службу своего брата в 1912 году. К началу войны отрасль завершила затянувшийся было из-за недостатка средств переход с парусников на пароходы и процветала. А после 1 августа 1914 года вообще резко пошла в гору.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В Первой мировой войне Норвегия, как и вся Скандинавия, сохраняла нейтралитет. Согласно международному морскому праву, нейтральная страна могла вести торговлю со всеми сторонами конфликта. Норвежские рыбаки перегружали улов на немецкие суда прямо в море. Спрос на рыбу в Германии был столь огромен, а цены столь привлекательны, что к 1915 году на внутреннем норвежском рынке сложился устойчивый рыбный дефицит. С другой стороны, норвежскую рыбу покупала и Англия. Норвежские пароходы везли свой и английский уголь и в Германию, и во Францию. Den Norske Amerikalinje перевозила не только эмигрантов в Новый Свет, но и американское зерно в Старый: закрывшийся из-за войны российский рынок породил спрос на пшеницу из Северо-Американских Соединенных Штатов. Бизнес викингов процветал.

Да, в морских перевозках Норвегии, как и во всей экономике страны, были кризисные времена. Они наступили в начале августа 1914-го. Информации катастрофически не хватало. Даже премьер-министр Норвегии едва не пропустил начало Мировой войны, отправившись на выходные в прогулку на яхте и оставшись без свежих газет. В начале августа ничего не было понятно: нападет ли Германия на Норвегию, удастся ли Норвегии сохранить нейтралитет, или придется входить в союз c Англией, как поведет себя соседняя прогермански настроенная Швеция, не придется ли воевать еще и с ней. Где, в конце концов, воюющие державы наставят своих морских мин. В результате перевозки встали, фрахтовые ставки упали практически до нуля. Население скупало муку и консервы. Банки и биржа прекратили все операции. На улицах появились демонстранты и погромщики. Полиция не справлялась, пришлось задействовать армию.

Норвегия пребывала в состоянии глубокого кризиса примерно пять недель. Затем все успокоились. Правительство принялось энергично стабилизировать цены на жизненно важные товары. Был введен сухой закон и отменен золотой стандарт, подразумевавший свободный обмен наличных денег на слитки. Были учреждены страховые общества, в которых судовладельцы были обязаны страховать свои суда от военных рисков, не покрывавшихся обычной страховкой. Воюющие страны осознали свои торговые потребности, и ставки фрахта взлетели до небес. Пришло время вкладываться в судоходство.

Инвестор по семейным обстоятельствам

Руаль Амундсен в автобиографии представляет свой выбор объекта инвестиций как абсолютно естественный и едва ли не единственно возможный: "услуги прекрасного флота ценились особенно высоко", и я, "подобно многим другим", вложился в него. То есть все покупали акции пароходных компаний, и я купил. На самом деле все было несколько сложнее.

Вскоре после начала войны Норвегию охватила фондовая лихорадка. В стране оказалось непропорционально много наличных денег, нейтральная страна постоянно притягивала новые денежные потоки из-за рубежа. Эта тенденция сохранялась всю войну, если по итогам 1914 года денежный агрегат М2 (сумма наличных денег и чеков в обращении плюс банковские вклады) в Норвегии был равен 1,358 млрд крон, то по итогам 1919-го — 4,8 млрд. Люди со свободными деньгами вкладывали их не только в акции пароходств и китобойных компаний, но и в бумаги банков и страховых компаний, мексиканских и русских железных дорог, виноделие в Аргентине, нефтедобычу в Тринидаде и т. д. Норвежский историк Ян Норманн Кнутсен цитирует газетный фельетон того времени: "Общество расслоилось: производство чего-то полезного — удел простодушных; те, кто уловил дух времени, торгуют акциями. И чтобы преуспеть в такой торговле, сейчас достаточно знать таблицу умножения". Руаль Амундсен знал гораздо больше.

О морских перевозках Амундсен был осведомлен гораздо лучше, чем средний портфельный инвестор. Ему с детства была хорошо знакома морская торговля — ею занималось все старшее поколение в его семье. Его дед по отцовской линии — Енс Амундсен — был судовладельцем и мореплавателем. Отец Руаля, Йенс Ингебригт, успел заработать на перевозках для английской армии, осаждавшей Севастополь в Крымскую войну, военные подряды не утратили своей финансовой привлекательности со времен Вольтера (см. публикацию в февральских "Деньгах"). Йенс Амундсен затем вместе со своими братьями владел целой флотилией из примерно 20 парусников и одного парохода. К 1914 году Руаль Амундсен был знаком не только со многими судовладельцами, но и с банкирами, которые могли посоветовать полярнику вкладываться именно в акции пароходств,— на этих бумагах тогда рассчитывали заработать многие норвежские банки.

"Я решил, что с меня достаточно"

Сумму, которую вложил Амундсен в акции судоходных компаний осенью 1914 года, сам он описывает как "весьма скромную". На самом деле она таковой, скорее всего, не была. Только от денег за американские лекции (см. справку "Доходы от основной деятельности") у Амундсена оставалось около $25 тыс. свободных денег, то есть почти 94 тыс. крон. Но это были не единственные деньги Амундсена, который, по словам его биографа Буманна-Ларсена, любил "географически рассредоточивать свое добро". По данным Буманна-Ларсена, который ссылается на переписку Амундсена со своим братом Леоном, результатом удачной инвестиции 1914-1916 годов стало "удвоение" капитала полярника, значит, входил он на фондовый рынок примерно с 500 тыс. крон, а такую сумму трудно было назвать скромной. Капитал Den Norske Amerikalinje в начале деятельности трансатлантического перевозчика составлял 3 млн крон.

Фондовая биржа в Христиании (позже — Осло) функционировала с 1 марта 1881 года. К началу 1914 года на площадке торговали бумагами 82 компаний. Однако для того чтобы в конце 1914 года купить акции, не обязательно было идти на биржу. В стране, где все хотели быстро вложить деньги, расцвел мелкий внебиржевой брокеридж. Как писал Ян Кнутсен, акции судоходных компаний, на которые все смотрели с оптимизмом, можно было купить практически безо всяких формальностей у сотен брокеров. Сделки в стране, переживавшей эпоху первоначального накопления капитала, заключались в кафе и ресторанах.

В отличие от Рембрандта, вкладывавшего деньги напрямую в отдельные морские проекты, Амундсен, воспользовавшись рекомендациями брата Леона, купил акции, а их котировки шли вверх. Индекс судоходных компаний в ноябре 1914 года находился на отметке 82,9 пункта, через год он вырос до 154,8 пункта, в январе 1916 года — до 218,8 пункта.

И тут вдруг Руаль Амундсен продал весь свой пакет акций. Сам полярник писал по этому поводу: "Так как я занимался этим делом не ради самого дела, то отстранился от него в 1916 году, решив, что с меня достаточно — я нажил около миллиона крон. Этого должно было хватить на покрытие всех расходов на предполагаемую мною новую экспедицию в Северный Ледовитый океан".

Это объяснение, как и слова о "весьма скромном капитале", нуждается в уточнении. Во-первых, Амундсен по опыту знал, что денег ни на какую экспедицию никогда не бывает достаточно, и, заработав миллион в 1916 году как бы на Арктику, в 1917-м он уже просил у стортинга 200 тыс. на то же самое. Во-вторых, Амундсен не занимался инвестициями в поте лица, он не был активным управляющим, так что получение первого миллиона не должно было слишком его утомить. Пока его акции росли в цене, Амундсен поездил с патриотическими выступлениями по Норвегии и Франции, навестил в Англии давнюю знакомую. Если в таком режиме первый миллион уже заработан, почему было не заработать второй?

Торпедированный рынок

Судя по норвежскому Shipping Index, в 1916 году на рынке что-то изменилось. Впервые после 14 месяцев непрерывного роста в феврале 1916-го индекс снизился. Снижение было незначительным, с 218,8 до 209,8 пункта, но это было снижение. Оно продолжалось три месяца подряд, а потом пошли качели — рост, снижение, снова рост. Максимум был достигнут только в мае 1918 года (потом был обвал, плавно перешедший во всенорвежский кризис 1920 года), но уже после января 1916-го инвестор в бумаги судоходных компаний, если хотел остаться с прибылью, должен был каждый день следить за котировками и перетряхивать портфель.

Колебания котировок отражали назревавшие потрясения морской отрасли. К 1916 году Англию окончательно перестала устраивать норвежская нейтральная торговля. В мае Англия подписала соглашение с Францией о максимальных ставках угольного экспорта, доход нейтральных стран от перевозки этим документом также был ограничен. Для норвежского торгового флота это был первый удар. В августе того же года последовал второй — Англия фактически запретила Норвегии продавать в Германию медь. Заключенное в том же месяце соглашение о рыбной торговле обязывало Норвегию поставлять в Англию по фиксированным ценам всю выловленную рыбу сверх необходимой для внутреннего потребления. А в сентябре немецкие подлодки начали топить в Северном море любые грузовые суда, направлявшиеся в Архангельск, Германия развязала тотальную подводную войну. Только за 1917 год подлодки кайзера пустили на дно 423 норвежских судна (за все время войны потери составили 889 судов). Страховые компании перестали страховать североморские маршруты. Да, в безмятежном начале 1916 года портфельному инвестору было самое время избавиться от морских рисков. Но о том, что в ближайшее время "услуги прекрасного норвежского торгового флота" перестанут быть источником стабильного дохода, инвестору должен был кто-то хотя бы намекнуть.

Источники, знакомые с ситуацией

У Руаля Амундсена не было недостатка в информированных источниках. И даже близких к различным сторонам переговоров, влиявших на фондовый рынок. Так, уже упоминавшийся друг юности Херман Гаде входил в правление Den Norske Amerikalinje. А возглавлял это самое правление Густав Хенриксен, бывший по совместительству президентом Ассоциации норвежских судовладельцев. Именно через эту ассоциацию заключались все соглашения о морской торговле с воюющими державами, от которых дистанцировалось правительство нейтральной страны. О подготовке договоров, в корне меняющих положение на рынке, Густав Хенриксен вряд ли не был осведомлен.

Были у Амундсена и многочисленные немецкие знакомые, еще с довоенных времен. Самым интересным из них был Вильгельм Фильхнер, офицер, путешественник, полярник, авиатор, потенциальный участник одной из экспедиций Амундсена. Одно время Фильхнер возглавлял в Бергене отдел представительства военно-морского министерства Германии в Норвегии. В 1916 году Фильхнер был обвинен в шпионаже и выслан из страны. Как сам он уверял позднее, из-за этого провалилась попытка заключения сепаратного мира между Англией и Германией, в подготовке которого якобы участвовал Фритьоф Нансен.

Перед войной у Амундсена завязался многолетний роман с британской подданной норвежского происхождения Элизабет Беннетт, женой Чарльза Пито Беннетта, ведшего крупную международную торговлю лесом. Амундсен был принят в доме и много общался со всей разветвленной семьей, в частности с Гудрун, сестрой Элизабет, которая была замужем за немецким промышленником Робертом Маусом.

О том, что в ближайшее время "услуги прекрасного норвежского торгового флота" перестанут быть источником стабильного дохода, инвестору должен был кто-то намекнуть

Многие знакомые Амундсена, начинавшие как промышленники, стали впоследствии дипломатами, послами — уже упоминавшийся Херман Гаде, брат титульного спонсора Педро Кристоферсена Кристофер. Словом, было кого порасспросить о перспективах норвежского судоходства.

Воспользовался ли этой возможностью Амундсен, неизвестно. Сам он предпочел представить свой крайне своевременный выход из инвестиций как нечто обыденное. Однако, как замечает Тур Буманн-Ларсен, именно так любил описывать Амундсен свои достижения, потребовавшие максимального напряжения всех сил. И кроме того, изрядно поднаторевший в бизнесе Леон Амундсен признает, что продажа всех акций в 1916 году была выдающимся инвестиционным решением. "Подобно многим другим, я заработал много денег",— скромничает Руаль Амундсен в автобиографии. Да, в 1916 году новые норвежские скупали родовые замки в Дании (в Норвегии дефицит построек этого типа), но большинство граждан все-таки перебивались с хлеба на селедку. И даже небедный в общем-то предприниматель Леон Амундсен не успел вовремя продать свои акции судоходных компаний и потерял кучу денег. Леон остался с обесценившимися бумагами на руках, удивленно глядя вслед Руалю, уносящему свой миллион наличными в полярные широты.

Конец эпохи путешествий на свои

На фондовый рынок Амундсен больше не выходил. После окончания войны интерес к полярным экспедициям со стороны газет, частных спонсоров и правительств вернулся, обычные источники средств забили с новой силой, а для Амундсена это было самым главным. В двадцатые годы полярные гонки окончательно стали межправительственным видом спорта, и в ход пошли такие бюджеты, какие и не снились Фритьофу Нансену в лихие девяностые. На полет "Норвегии" над Северным полюсом в 1926 году Италия выделила сумму, эквивалентную 840 тыс. крон, норвежское правительство дало 600 тыс. За право вести эксклюзивные репортажи с борта дирижабля The New York Times выложила 400 тыс. До Великой депрессии великий полярник не дожил одного года, но по-быстрому заработать личных денег на значительную экспедицию при расценках нового времени уже не было никакой возможности.

18 июня 1928 года Руаль Амундсен с командой вылетает на поиски экипажа потерпевшего крушение в арктических льдах дирижабля "Италия". Гидроплан для полета, из которого не вернулись ни Амундсен, ни пятеро его спутников — Рене Гильбо, Альбер Кавалье де Кювервиль, Жильбер Брази, Эмиль Валетт и Лейф Рагнар Дитриксон,— купил живший во Франции оптовый торговец Фредрик Петерсон.

Иван Кузнецов