На прошлой неделе в Министерстве труда обсудили реформирование психоневрологических интернатов (ПНИ) — было решено создать рабочую группу, которая подготовит концепцию реформирования и "дорожную карту". Это решение не просто давно назрело, оно запоздало — российские граждане в ПНИ десятилетиями живут в условиях тотального бесправия, унижения и издевательств.
Для большинства жителей российских ПНИ личное пространство и личные вещи — недостижимая роскошь
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ / купить фото
В конце марта 2016 года в Звенигородском городском суде закончилось судебное следствие по делу об изнасиловании бывшего жителя Звенигородского ПНИ Паши Скворцова (имя изменено). В октябре 2014-го "Власть" рассказала об издевательствах над Пашей и другими жителями интерната в материале "Это такая территория вне закона" (см. N41 от 20 октября). Это случилось вечером 3 октября 2014 года, на четвертом этаже ЗПНИ. Паша жил на третьем этаже, но накануне, 2 октября, он выступил на общем собрании в ЗПНИ с жалобой на одного из своих соседей. В наказание за жалобу его перевели на четвертый этаж, который назывался закрытым: главная дверь мужского отделения запиралась на ключ, выйти оттуда было невозможно, в большинстве жилых комнат не было дверей. Если бы не волонтеры благотворительного фонда помощи детям "Милосердие", работающие в этом интернате, о преступлении никто бы не узнал. Но волонтеры подключили адвоката, было возбуждено уголовное дело.
Общественная проверка, инициированная членом Общественной палаты РФ (ОПРФ) Еленой Тополевой-Солдуновой в Звенигородском ПНИ (ЗПНИ), выявила множество нарушений прав и свобод граждан: в частности, было установлено, что людей наказывали за любые провинности сильнодействующими препаратами и длительной изоляцией в карцере, отделения запирались на ключ и жители не могли самостоятельно выйти даже в столовую, библиотеку или во двор.
Осенью 2014 года вице-премьер РФ Ольга Голодец вынесла обсуждение ситуации в ЗПНИ на общественный совет по вопросам попечительства в социальной сфере и назвала помещение людей в карцер и применение к ним сильнодействующих лекарственных препаратов в целях наказания издевательством. Вскоре после этого было возбуждено еще одно уголовное дело о злоупотреблении должностными полномочиями в Звенигородском ПНИ. Директор ЗПНИ уволился, впоследствии свои посты покинули и другие ключевые сотрудники администрации (которые, впрочем, получили неплохие должности в системе соцзащиты, здравоохранения и городского управления Звенигорода).
Уголовное дело об изнасиловании Паши Скворцова расследовалось более года. За это время сменилось несколько следователей, дело передавали из следственного отдела по городу Одинцово следственного управления Следственного комитета РФ по Московской области в Первое управление по расследованию особо важных дел ГСУ СК России по Московской области — и обратно.
На завершающем этапе следствия, в мае 2015 года, судья Звенигородского городского суда Анастасия Солодова возобновила производство по делу о лишении Паши Скворцова дееспособности, хотя новая администрация ЗПНИ иск не поддерживала, сам Паша к этому времени уже жил в одном из московских ПНИ, а в его деле имелась справка о том, что в лишении дееспособности он не нуждается (такие справки даются по итогам ежегодного обследования в ПНИ). В октябре 2015-го Гагаринский районный суд Москвы отклонил иск о лишении дееспособности Паши — он по-прежнему может давать свидетельские показания, заключать договор с адвокатом и выступать в суде.
В январе 2016 года дело об изнасиловании Паши было передано в Звенигородский городской суд. Процесс затянулся, иногда заседание переносилось через 10 минут после начала, а председатель суда Сергей Кузнецов объяснял одному из авторов статьи, что "дело слишком резонансное", "надо хорошо во всем разобраться". В марте судья Кузнецов вынес постановление, в котором признавалась вина насильника А. и его подельника П.— оба отправлены на принудительное лечение. Правда, насильнику присуждена мера наказания в виде принудительного лечения в "медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях, общего типа", а его подельнику — в "медучреждении специализированного типа". Другими словами, режим подельнику выбран более строгий, чем насильнику. Возможно, это связано с заключением судебно-медицинской экспертизы, ознакомиться с которой нам не удалось. Однако в постановлении суда, предоставленном нам Пашей, говорится, что А. и П. признаны невменяемыми на момент совершения преступления. При этом оба не лишены дееспособности, а жители и персонал ЗПНИ характеризуют А. как хитрого, расчетливого, агрессивного человека.
Звенигородский городской суд квалифицировал дело по статье 132 УК РФ (пункт "а" часть 2): насильственные действия сексуального характера, совершенные группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, что предполагает лишение свободы на срок от четырех до десяти лет. Суд установил, что насиловал Пашу А., а подельник П. держал жертву за ноги — это подтверждается показаниями потерпевшего, свидетелей, протоколами следственных действий и другими документами. Если бы А. и П. совершили преступление в состоянии вменяемости, им пришлось бы отбывать срок в тюрьме. Невменяемость в момент совершения преступления избавила их от уголовного преследования.
Напомним, что насильник А. ранее был опрошен представителями общественной комиссии и сообщил, что у него есть влиятельные родственники в областной администрации. На момент сдачи номера в печать постановление суда вступило в силу, однако А. оставался в Егорьевском психоневрологическом интернате, куда был переведен вскоре после смены руководства в Звенигородском ПНИ.
Паша Скворцов решению суда рад: "Они меня "насилили". Их надо было наказать". Во время судебных заседаний А. и П. находились в зале и не были изолированы — в суде не оказалось специальных условий для более строгого содержания подсудимых. На одном из заседаний А. сорвался на крик и мат, Паша был напуган, у него тряслись руки, но он остался в зале. "Я хочу видеть, как их накажут",— сказал он. Сегодня Паша совсем не похож на запуганного парня, который осенью 2014 года бросался навстречу волонтерам, рыдая и крича: "Мне плохо! Мне дают много аминазина! Я боюсь А.— он угрожает!"
С февраля 2015 года он живет в московском ПНИ. Общественники просили главу московского департамента труда и соцзащиты Владимира Петросяна перевести Пашу в Москву в целях его безопасности — Петросян помог. В модной ветровке и начищенных ботинках, гладко выбритый Паша с радостью встречает своего друга — сестру милосердия Ларису Рыжикову, которая часто его навещает и которую он называет мамулей. О преступлении, совершенном осенью 2014 года, рассказывает подробно — у него хорошая память. Только теперь, вспоминая, не плачет и не закрывает голову руками.
"Со слов персонала и проживающих ПНИ мы знаем, что А. работал санитаром на "закрытом" этаже и получал зарплату,— рассказывает адвокат Елена Маро.— У него был доступ ко всем жителям отделения, а на этом этаже во многих комнатах не было даже дверей. У меня есть показания нескольких жителей этого ПНИ о том, что в отношении их А. совершал насильственные сексуальные действия. Есть также показания, что одного из проживающих, молодого мальчика, А. насиловал регулярно. То есть речь идет не о единичном преступлении, а о систематическом сексуальном насилии". По ее мнению, о действиях А. не могла не знать администрация ПНИ. "Я лично слышала от психолога интерната, что проживающие ей жаловались на насилие со стороны А., но она не считала эти жалобы обоснованными,— говорит адвокат.— Никаких мер по проверке таких жалоб не было принято. Вообще жалобы жителей ПНИ никто не воспринимал всерьез, хотя у них есть те же права, что и у остальных граждан России. Еще в 2013 году в отдел СК по Одинцовскому району обращались инвалиды из этого ПНИ с жалобами на незаконное помещение в карцер и издевательства, но на их жалобу даже не ответили. Эти люди много лет жили без голоса и без прав. Я убеждена, что такая система была выгодна руководству ПНИ. Иначе совершенно непонятно, как человек нездоровый и общественно опасный мог работать санитаром и терроризировать инвалидов? Почему его не лечили, ведь и проживающие, и сестры милосердия сообщали администрации информацию о том, что творится на "закрытом" этаже. Возможно, наличие там такого санитара позволяло администрации подавлять недовольство жителей интерната: все, как огня, боялись заключения на четвертый этаж".
По словам адвоката, расследование дела о превышении полномочий бывшей администрацией ПНИ продолжается — по ее мнению, действия администрации ПНИ можно квалифицировать по статье 125 УК РФ (заведомое оставление в опасности). Кроме этого, Маро намерена добиваться расследования по остальным заявлениям от жителей интерната о совершенном в их отношении сексуальном насилии.
"Общественные проверки ПНИ и другая информация, поступающая из ПНИ, говорят о том, что причины массовых нарушений прав в этих учреждениях кроются в системном несовершенстве законодательства и сложившейся десятилетиями правоприменительной практике,— говорит помощник депутата Госдумы Олега Смолина Сергей Колосков.— Именно по этим причинам нарушения прав граждан в ПНИ не пресекаются многочисленными контролирующими и правоохранительными органами — прокуратурой, Росздравнадзором, органами опеки, федеральным и региональными министерствами, региональными уполномоченными по правам человека. Примечательно, что все эти органы неоднократно проверяли Звенигородский ПНИ и не нашли там нарушений!"
Колосков называет систему психоневрологических интернатов в России "архипелаг ПНИ" — по его мнению, система не только калечит и уничтожает человеческие жизни, но втягивает в этот процесс все остальные институты и само общество. В 2013 году Колосков пытался помочь недееспособной С., сироте, живущей в Сызранском ПНИ Самарской области и регулярно помещаемой в "закрытое" отделение и изолятор. Депутат Смолин обратился в Генпрокуратуру, пытаясь защитить права С., однако в ответе первого заместителя генпрокурора Александра Буксмана (от 5 сентября 2013 года) говорилось о том, что практика применения мер физического стеснения и изоляции граждан в так называемых закрытых отделениях и изоляторах ПНИ, а также недобровольное лечение психотропными препаратами — законны. Ссылался прокурор на ст. 30 закона РФ от 2.07.1992 N 3185-1 "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании", которая относится к больным в остром состоянии в психиатрических больницах, а не к проживающим в социальных учреждениях (больные в остром состоянии в ПНИ находиться не могут).
"Конституционный суд Российской Федерации неоднократно подтверждал, что гарантии свободы и личной неприкосновенности, предусмотренные ст. 22 Конституции, распространяются на психиатрическую помощь,— поясняет Колосков.— В определении от 3 июля 2008 года 612-О-П Конституционный суд указал, что "исключается возможность принудительного нахождения лица в психоневрологическом учреждении, это допустимо лишь при госпитализации в психиатрический стационар в недобровольном порядке по постановлению судьи". Основное же правило лечения сформулировано в ст. 11 закона РФ "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании", где говорится, что лечение лица, страдающего психическим расстройством, в том числе лица, признанного недееспособным, осуществляется после получения его письменного согласия. Такое согласие должно быть добровольным и информированным (исключения касаются только лиц, неспособных по своему состоянию дать согласие на лечение, и принудительных мер медицинского характера по решению суда)".
Однако в Самарской области, по словам Колоскова, с законодательством в этой части знакомы плохо. Поэтому Самарская прокуратура потребовала лишить адвокатского статуса защитника С. в суде по делу о восстановлении дееспособности, а Сызранский суд отказал адвокату в ходатайстве об ознакомлении с медицинскими документами и личным делом С. и обязал С. выплатить за две судмедэкспертизы около 50 тыс. рублей. "Против С. сплотились и региональное министерство соцзащиты, и региональный уполномоченный по правам человека — это происходит часто,— объясняет Колосков.— Таким образом, у нас есть показательные примеры нарушений прав человека в ПНИ при фактическом поощрении контролирующих органов из трех регионов — Москва, Московская область, Самарская область. На самом же деле эти нарушения повсеместны и носят системный характер".
В правовую группу московского Центра лечебной педагогики (ЦЛП) постоянно поступают сведения о нарушениях в московских и региональных ПНИ — эксперты даже подготовили внушительный черный список. Так, среди широко распространенных нарушений прав и свобод людей в ПНИ называются лишение свободы передвижения внутри учреждения (запертые этажи, невозможность выйти на прогулку во двор или в гости в соседнее отделение); насильственное помещение в изоляторы на длительный срок (в московском ПНИ N30 в январе этого года совершила самоубийство женщина, которая провела в изоляторе 18 дней); невозможность для маломобильных жителей интернатов передвигаться даже по палате или коридору — персонал не хочет или не успевает их вывозить. Кроме этого, недееспособным гражданам запрещают выходить за пределы интерната в сопровождении волонтеров, а дееспособным не выдают пропуска и лишают права выходить из учреждения. Большинство жителей ПНИ лишены возможности учиться и работать, а администрация часто препятствует появлению у подопечных каких-то форм занятости. Зато распространена практика использования людей с ментальной инвалидностью в качестве дворников, уборщиков, лифтеров — с мизерной оплатой их труда в нарушение трудового законодательства. В отделениях ПНИ отсутствуют городские телефоны, а у большинства жителей интернатов нет мобильных телефонов, так что связаться с внешним миром и рассказать о каких-то нарушениях они не могут. Администрация отбирает у жителей ПНИ паспорта и страховые полисы, не выдавая на руки даже ксерокопий; не разрешает знакомиться с личными делами и медкартами, поэтому многие жители ПНИ не знают, лишены ли они дееспособности, какой у них диагноз и какие препараты они принимают. Штатные юристы не оказывают в полной мере услуги подопечным в ПНИ: у многих сирот есть вопросы о полагающихся им государственных квартирах; многие жители, лишенные дееспособности, хотят знать, кто и как распоряжается их жильем; большинство не знает размера той части их пенсии, которая уходит на их содержание в ПНИ. Многих женщин вынуждают делать аборт, имеются свидетельства о случаях, когда администрация ПНИ принуждала к аборту даже на поздних сроках беременности, часто проводится стерилизация. Нередки случаи неоказания необходимой медпомощи и услуг — медики зачастую не обращают внимания на жалобы, даже когда состояние становится критически тяжелым. В ПНИ практически невозможно отказаться от навязываемого лечения — персонал заставляет открывать рот и принимать толченые препараты. Смертность в ПНИ существенно выше среднестатистической. Распространена практика массового лишения дееспособности граждан в ПНИ на выездных заседаниях суда, во время которых граждане даже не приглашаются к судье. За один день лишают дееспособности несколько десятков человек. Многие жители интернатов говорят, что в суде не были, а о лишении дееспособности узнали только когда переставали получать пенсию. Питание в интернатах невкусное, молодые жители ПНИ рвутся на свободу, чтобы купить что-то вкусное в магазинах, на голод жалуются даже пожилые люди, неприхотливые в еде. После ужина жители ПНИ не могут выпить чаю — чайников в большинстве комнат нет, заварки тоже. Отсутствуют или недоступны и кулеры с питьевой водой, поэтому у многих жителей интернатов обезвоживание. В ПНИ человек лишен личного пространства, не имеет личных вещей, одежда выдается ему без учета размеров и предпочтений. Личность в ПНИ не представляется ценностью, персонал не уважает людей, живущих в интернате, обращается с ними снисходительно или пренебрежительно.
Типичными видами наказания в ПНИ являются ограничение выхода за пределы учреждения, изъятие мобильного телефона, назначение дополнительных препаратов, ухудшающих состояние (например, аминазина); принудительные инъекции, даже через одежду; психологическая агрессия со стороны персонала; помещение в изолятор или карцер, травля, регулярно доходящая до избиений и насилия приближенными к персоналу проживающими; госпитализация в психиатрическую больницу; лишение дееспособности. Поводом для наказания могут стать жалобы на условия проживания, на качество питания, на плохое самочувствие; любые жалобы и просьбы к персоналу внутри интерната; жалобы членам проверяющих комиссий или различным органам вне интерната; конфликты с персоналом, с другими проживающими, отказ принимать лекарства или пищу, попытка отстоять свое право на покупку некоторых вещей через интернет за свои деньги; настойчивые попытки выяснить причины лишения дееспособности и просить содействия в ее восстановлении; регистрация брака вне интерната; намерение сохранить беременность, попытки отстоять право иметь собственное белье и одежду.
В 2015 году в России вступил в силу федеральный закон "Об основах социального обслуживания граждан в РФ" (ФЗ N442), который наполнил понятие социальных услуг более современным гуманным содержанием, в том числе для жителей ПНИ. Согласно ФЗ N442, ПНИ — это учреждения, оказывающие социальные услуги, а жители ПНИ — получатели социальных услуг. Там также говорится о неправомерности ограничения прав и свобод в ПНИ. К сожалению, закон не сильно изменил ситуацию в интернатах. Эксперты утверждают, что ПНИ в России до сих пор живут по нормативно-правовым актам советского времени, которые необходимо упразднить. Имеются в виду приказы Минсоцобеспечения РСФСР: "Об утверждении Инструкции об организации медицинского обслуживания и санэпидрежима в психоневрологических интернатах" (1981) и "Об утверждении положений о доме-интернате для престарелых и инвалидов и психоневрологическом интернате Министерства социального обеспечения РСФСР" (1978). "Деятельность ПНИ регулируется современным законодательством о социальном обслуживании, и если бы в системе ПНИ соблюдались законы, то старые подзаконные акты были бы совсем не страшны, поскольку действовали бы только в той части, которая не противоречит сегодняшним федеральным законам, например закону о соцобслуживании,— говорит председатель правления ЦЛП Роман Дименштейн.— Но на самом деле реально они живут не по закону — до последнего игнорируют изменения законодательства и продолжают жить в основном по понятиям, прикрываясь старыми подзаконными актами. Поэтому общественники, чтобы скорее изменить ситуацию, добиваются отмены этих подзаконных актов".
Президент благотворительной организации "Перспективы" Мария Островская считает, что реформирование системы ПНИ — многоступенчатая операция: "Одно из ее условий — изменение законодательства, другое — введение системы независимого контроля в интернатах, третье — создание альтернатив, при которых ПНИ пришлось бы конкурировать за клиентов".
Реформированию системы ПНИ должен способствовать и законопроект о независимой службе защиты прав граждан с психическими расстройствами в стационарах, разработанный Минздравом и экспертами НКО. В соответствии с этим законом представители службы оказывают регулярную информационно-правовую помощь людям в стационарных организациях. Этот законопроект был инициирован Ольгой Голодец два года назад, а в начале апреля выставлялся на общественное обсуждение на официальном портале законопроектов regulation.gov.ru. Однако Минздрав исключил из законопроекта важнейшее положение, способствующее прозрачности стационарных учреждений,— возможность для представителя службы беспрепятственно посещать людей в любых помещениях в стационарном учреждении (например, в ПНИ) в любое время суток, если этого требуют обстоятельства. В ближайшее время законопроект может быть внесен в правительство, и общественники надеются, что Ольге Голодец удастся убедить Минздрав в необходимости вернуть в документ это принципиальное условие эффективной работы пациентской службы.
Наконец, без выстраивания системы сопровождаемого проживания в России настоящая реформа ПНИ невозможна: человек, живущий в интернате, лишен выбора, где и как ему жить; а у интерната нет конкурентов в этой сфере. Если же интернату придется бороться в конкурентной борьбе за каждого клиента, то он сам будет вынужден меняться в сторону более качественного предоставления услуг. Сергей Колосков полагает, что необходимо вносить изменения и в закон об основах соцобслуживания граждан, чтобы государство финансировало не только ПНИ, но и в равной степени сопровождаемое проживание (так называемые стационарозамещающие услуги) для инвалидов. Сегодня этих услуг в законе просто нет, а услуги интернатов и других стационарных учреждений есть.
Назревшую реформу ПНИ в среду 13 апреля обсуждали на специальном совещании у министра труда Максима Топилина, в котором принимали участие представители министерства и общественных организаций. По словам члена ОПРФ Елены Тополевой-Солдуновой, министр внимательно ознакомился с отчетом комиссии ОПРФ, которая в январе этого года проводила проверку московского ПНИ N30, и согласился с выводами общественной комиссии. Напомним, что в отчете зафиксировано множество нарушений прав граждан — в частности, незаконная изоляция и лишение свободы на длительный срок, отсутствие информированного согласия на лечение, ограничение свободы передвижения по территории интерната. "При Министерстве труда будет создана рабочая группа, которая подготовит концепцию быстрого реформирования ПНИ, а также создаст "дорожную карту" преобразований на длительный срок,— рассказывает Тополева-Солдунова.— Мы предлагаем широко обсудить вопрос, как видит общество жизнь взрослых людей с ментальными нарушениями или ограниченными возможностями через 20-30 лет в России. Кто-то из участников встречи говорил о том, что России нужна деинституционализация — полное расформирование ПНИ, как это случилось на Западе; кто-то полагал, что это невыполнимо, но возможно сосуществование разных форм проживания людей в системе соцобслуживания. Мы поняли, что мнений много и нужно прийти к общему знаменателю. Для того чтобы достичь общего понимания проблемы, министр предложил описать нарушения и проблемы в системе ПНИ, собрать статистику о том, сколько детей-сирот, детей-инвалидов из семей, пенсионеров и пожилых инвалидов живет сегодня в ПНИ и сколько из них могли бы жить дома или в системе сопровождаемого проживания. Такая статистика также поможет понять, где мы сейчас находимся и в каком направлении двигаться".
По словам члена Совета по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве РФ Елены Клочко, изменения существующей практики в интернатах не приведут к деинституционализации, так что необходимо расширять систему соцуслуг и сопровождения на дому. Поэтому параллельно с созданием рабочей группы и обсуждением концепции реформирования ПНИ в трех регионах России (Петербург, Пермь, Псков) в ближайшее время стартуют пилотные социальные проекты. В рамках этих программ приток людей в ПНИ будет сокращаться: сироты из детских домов-интернатов по достижении совершеннолетия перейдут в социальные квартиры, где можно жить при поддержке социальных работников, а взрослые с ментальными нарушениями, выросшие в семьях, смогут остаться в этих семьях, опять же при поддержке социальных служб. Кроме того, министр труда согласился с общественниками в том, что ПНИ не должны возглавлять психиатры, а также поручил подчиненным выяснить, отменены ли нормативно-правовые акты от 1978 и 1981 годов, по которым до сих пор живет вся система ПНИ. "Юристы в Минтруде удивились, что российские ПНИ до сих пор живут по нормативным актам 30-летней давности,— говорит Тополева-Солдунова.— Эти акты, по их словам, уже не действуют, и министерство намерено написать об этом разъяснения во все регионы".