В этом году христианский мир отмечает 450-ю годовщину кончины Мартина Лютера. Этот великий религиозный реформатор оказал большое воздействие и на развитие промышленности и банковского дела Европы. Резиденции мощных банковских династий, возникших под влиянием лютеранства и его кальвинистской швейцарской ветви, расположены в Женеве.
Немного о теологии
В силу известных причин общественность СССР долгое время мало интересовали непростые связи между религией, государственным аппаратом и промышленностью в странах Западной Европы. Коммунистическая идеология основное внимание уделяла решению повседневных проблем материалистического характера, игнорируя сложный комплекс национально-религиозных и финансово-промышленных взаимоотношений. Так как в большинстве капиталистических стран подобного "обрыва связи времен" не произошло, некоторые особенности современного промышленного менталитета Запада можно понять только с учетом его религиозной истории.
Одну из самых видных ролей в формировании буржуазного мировоззрения сыграл французско-швейцарский богослов и политик Жан Кальвин (1509-1564). До 1533 года Кальвин без особых проблем и конфликтов жил в Париже. Затем в его взглядах произошел кардинальный перелом, который привел к столкновению с католической церковью. Кальвин бежал из Парижа в немецкоязычный швейцарский город Базель, где и познакомился с протестантским учением Мартина Лютера. Оно произвело на него такое сильное впечатление, что Кальвин не только перешел в лютеранство, но и стал виднейшим пропагандистом новой веры среди франкоязычного населения Швейцарии, Франции и других стран. Кальвин создал ряд основополагающих богословских трудов на латыни, которые затем перевел на французский язык. После сложных конфликтов с населением Женевы (которое поначалу видело в Кальвине "агента" Базеля и немцев вообще) Кальвину удалось обратить женевцев в свою веру. С течением времени Женева стала столицей кальвинизма, откуда он распространился во Францию, запад Германии, Нидерланды, Англию, США, Канаду и другие страны. Сейчас в мировую общину кальвинистов входят около 60 млн человек.
Самыми известными метафорическими положениями Кальвина являются следующие. Мир есть хаос, в котором запутались человеческие существа, или лабиринт, из которого человек не может выбраться. Тем не менее мир не только создан Богом, но и принадлежит ему. Поэтому главная задача каждого христианина — бороться за то, чтобы потенциальная возможность Царствия Божия на земле была реализована в действительности. Кальвин: "Наша жизнь подобна пути, однако Бог не хочет, чтобы мы шли, как нам заблагорассудится. Он ставит перед нами цель и направляет нас к ней. Этот путь есть битва, ибо двигаться вперед очень тяжело. Люди очень слабы, и у многих хватает сил лишь на то, чтобы хромая и падая или даже вообще ползком двигаться к конечной цели. И все же с Божьей помощью каждый человек может ежедневно понемногу приближаться к ней. Хотя она недостижима, христианин не имеет права упускать ее из виду или увиливать от нее. Ибо наша главная задача состоит в постепенном освящении всего этого мира".
Так как жизнь верующего есть бесконечная борьба против сил зла как в мире, так и душе самого человека, кальвинизм разрешает лишь ограниченное количество жизненных радостей. Кальвинистская набожность воплощает идеал "дешевой церкви". Для нее характерны нравственное пуританство, упрощенные церковные ритуалы и одновременно религиозный ригоризм. Кальвинисты считали, что картинам, иконам, распятиям, свечам, органам и прочей роскоши не место в храмах.
От лютеранства кальвинизм отличается так называемым учением о предопределении. Его смысл состоит в том, что милостию Божией некоторым людям уготовано скорое блаженство, а остальным — нет. Поэтому кальвинисты большое значение уделяют образу жизни, видя в нем "примету" Божьего избрания. Важны не только набожность, соблюдение религиозных предписаний и общественная репутация, но и финансовые успехи. Личное богатство есть для кальвиниста свидетельство приобщенности к Богу, а неудачи в делах или банкротство — признак допущенного греха и того, что Бог отвернулся от верующего. Структура кальвинистской общины коренным образом отличалась от иерархических католических принципов. Во главе общины у кальвинистов стояли старшины (пресвитеры), которых избирали из светских членов общины, а также проповедники, обязанности которых не были связаны со священнической деятельностью, а являлись лишь службой (от латинского ministerium, откуда их название министры). Пресвитеры и министры составляли консисторию. Такая структура предоставляла большую свободу действий для сильных личностей и была весьма благоприятна для формирования раннебуржуазного мышления.
Врагами кардинала Ришелье были отнюдь не мушкетеры
Французские кальвинисты XVI-XVIII вв. именовались гугенотами. По-видимому, это слово восходит к немецкому Eidgenossen (приблизительный перевод — товарищи по клятве). Так до сих пор называют себя немецкоязычные граждане Швейцарской конфедерации. С середины XVI века гугеноты приобрели большое влияние при французском дворе (особенно Екатерины Медичи) и в аристократических родах (Бурбонов, Шатийонов и пр.). Это усиление не понравилось другим аристократическим кланам и претендентам на королевский трон, что привело к восьми крупным войнам (с 1562 по 1589 год) гугенотов с католиками и большому числу более мелких столкновений и взаимных зверских расправ. 23-24 августа 1572 года в Париже произошло массовое избиение гугенотов, которое вошло в историю под названием "Варфоломеевская ночь". Католики убили свыше 30 тыс. человек.
Постепенно гугеноты добились от католиков права на свободу вероисповедания и закрепили за собой 200 населенных пунктов Франции. В 1620 году Людовик XII снова попытался ущемить права гугенотов, что привело к новой войне. После ожесточенного сопротивления гугеноты были разгромлены и потеряли большую часть своих крепостей. Стараниями гвардейцев небезызвестного кардинала де Ришелье и прочих д`артаньянов (см. "Три мушкетера") в 1628 году пала главная крепость гугенотов Ла Рошель. При Людовике XIV репрессии против гугенотов продолжались, они были вытеснены практически со всех государственных постов. В 1685 году этот монарх запретил религиозные службы гугенотов и одновременно ввел смертную казнь за попытку эмиграции. Тем не менее около 200 тыс. гугенотов смогли бежать. Особенно охотно их принимала Пруссия, а также Швейцария и Россия. Оставшиеся во Франции гугеноты в 1702-1705 годах вступили в новую ожесточенную войну против католиков (так называемый бунт комиссаров). Хотя Людовик XVI даровал в 1787 году гугенотам часть гражданских свобод, лишь Великая французская революция полностью уравняла их в правах с католическим населением Франции.
Клуб пяти
История большинства частных женевских банков восходит к эпохе религиозных войн XVI-XVII веков. Когда Франция Людовика XIV воевала с Англией, Пруссией и Голландией, осевшие в Женеве гугеноты взяли на себя финансово-посреднические функции. Банковские дома Bordier, Turrettini, Lombard, Lullin, Pictet, Andres и другие образовали своеобразный "интернационал гугенотов", который стал заниматься бизнесом во многих странах Европы. У каждого женевского банка была своя специализация. Но выжить смогли только те, которые, кроме солидного капитала, располагали мировой контактно-информационной инфраструктурой и умением гибко реагировать на развитие рынков разных стран.
Многие банки не выдержали трудностей и обанкротились. Жесткий пятисотлетний отбор сформировал своеобразный замкнутый клуб "посвященных", между членами которого уже практически нет конкуренции. Параллельно рос главный капитал частных банков Женевы (часто их здесь коротко именуют Prives) — прочные связи с международной клиентурой и авторитет среди широкого населения Швейцарии. Банковский закон Швейцарии 1934 года (основные положения которого действуют до сих пор) предоставил частным банкам широкую свободу действий (которая, как представляется, отнюдь не вводит их в искушение). Статус семейных компаний дает банкирам право не сообщать даже о своих балансах. Контроля за ними практически нет, и лишь федеральная банковская комиссия Швейцарии имеет право потребовать от них отчет. Наряду с высокой квалификацией и самодисциплиной для женевских банкиров характерна взаимная солидарность, которая нередко порождает обвинения в "непрозрачности" и даже "мафиозности" их деятельности.
Сейчас в Швейцарии осталось лишь 20 частных банков. Большинство из них (в том числе самые крупные) расположены в Женеве. Они объединены в Groupement des Banquiers Prives Genevois. После скандального банкротства дома Leclerc 20 лет назад (убытки 200 млн швейцарских франков, два самоубийства, один банкир арестован и осужден) и сенсационной перекупки мощным цюрихским банковским объединением Schweizerische Bankgesellschaft банка Ferrier & Lullin сейчас в эту группу входят пять членов: Bordier & Cie.; Darier, Hentsch & Cie.; Lombard Odier & Cie.; Mirabaud & Cie.; Pictet & Cie. К Groupement не относятся частный банк Edmond de Rothschild, который действует как акционерное общество, а также банк Tardy, de Watteville & Cie., который недавно вошел в цюрихский холдинг Vontobel. Впрочем, банкиры Tardy в принципе не могут принадлежать к гугенотскому "клубу пяти" по той простой причине, что они католики.
ЗДЕСЬ ФОТО N1
По приблизительным оценкам швейцарских экспертов, Groupement работает со 150 млрд из тех 1500 млрд швейцарских франков, которые (как говорят) размещены частными клиентами на швейцарских счетах, то есть контролирует 10% рынка частного капитала этой страны. При этом персонал пятерки не превышает 2 тыс. человек. Например, в самом крупном из них банке Pictet работает менее 700 сотрудников, которые распоряжаются вкладами в сумме свыше 40 млрд и обеспечивают ежегодную прибыль на уровне 180 млн швейцарских франков. Впрочем, по мнению рупора германских финансовых кругов, газеты Frankfurter Allgemeine, "названные цифры лишь очень приблизительно отражают рыночный вес этих банков. Потому что женевские банки занимают в своей отрасли такое же выдающееся место, как марки Rolex или Patek Philippe — в мировом пространстве часов, а Rolls-Royce — автомобилей".
О велосипедах и яичницах
Впрочем, на шикарных машинах вроде Rolls-Royce ездят или нувориши, или американцы. Женевские банкиры не любят привлекать внимание: они довольствуются купленными по случаю подержанными Audi 200 или Vespa (как шеф Darier, Hentsch & Cie. Бенедикт Гентш и лидер Lombard Odier & Cie. Патрик Одье) или просто ездят на велосипеде (как Арман Ломбард из одноименного банка). Швейцарский экономический журнал Bilanz оценивает личный капитал банкиров дома Pictet в 1,5 млрд швейцарских франков, дома Lombard Odier — в 600 млн, банковского клана Гентшей — в 400 млн и Mirabaud — в 300 млн швейцарских франков. Само собой, женевцы регулярно опровергают данные журнала. Но никогда их не исправляют. Потому что главная добродетель частного банкира — это умение хранить молчание (не говоря уже о секретах). "Наше состояние несравнимо меньше, чем капиталы крупных промышленников Швейцарии", — упражняется в скромности Патрик Одье, который в 30 лет стал совладельцем семейного банка. С другой стороны, он не отрицает, что частные банкиры зарабатывают намного больше шефов крупных акционерных банков Швейцарии и других стран. Но зато и отвечать в случае возможных претензий "частникам" приходится также всем своим капиталом. Впрочем, мсье Одье признает, что "особых оснований для жалоб у нас, вообще говоря, нет".
По их образу жизни этого не скажешь. Скандальную известность получил случай, когда дочь одного из самых крупных женевских банкиров, приглашая гостей на новогодний ужин, рекомендовала им прихватить с собой что-нибудь к столу: бутылку вина, шампанское или икру... Сама она припасла для каждого дорогого гостя по целому яйцу вкрутую.
Прочные устои
Многовековая история женевских банкиров окружена слухами и легендами. Близкая к финансовым кругам Цюриха газета Neue Zuercher Zeitung констатирует: "Чего только о них не говорили и не говорят! Злые языки от Вольтера и Стендаля до Владимира Ильича Ленина уличают их в корыстолюбии и мнимой святости. Они-де все прожженные лицемеры да притворщики и даже специально немного заикаются в начале каждой фразы, чтобы придать себе ореол un petit air britannique. К тому же у них якобы всегда насморк, что позволяет им гнусавить на самый благородный манер".
Бегство капитала и уклонение от уплаты налогов (если таковые имеют место вне Швейцарии) ни в коей мере не нарушают кальвинистского кодекса чести и не являются преступлением по швейцарским законам. Вот как это формулирует Жан Бонна, спикер ассоциации частных банков Женевы и совладелец банковского дома Lombard, Odier & Cie.: "Я никогда не буду работать с клиентом, который, к примеру, обманывает налоговую полицию с помощью поддельных документов. Однако если кто-либо унаследовал состояние своих родных, а налоговое ведомство по какой-либо причине изволит игнорировать существование права на наследство, то это уже, милостивые дамы и господа, не моя проблема. Пардон, но меня это не касается. Бывают случаи, когда налоги настолько невыносимы, что превращаются в конфискацию имущества. К примеру, когда британские лейбористы изволили обложить состояния свыше 1 млн фунтов стерлингов налогом в 90%. Это беспардонный грабеж, господа! Так что я понимаю любого, кто в таких случаях переводит деньги из своей страны. Что касается лично меня, я выплачиваю налоги до последнего гроша. Но, слава Богу, я живу в разумном государстве! Аморально не уклонение от безумных налогов. Безнравственно то государство, которое отнимает у своих граждан более 50% их имущества или заработков".
Даже самый беспощадный критик банковской системы Швейцарии Ян Циглер не скрывает своего восхищения женевскими банковскими домами: "В отличие от теперешних крупных международных банков, они не стремятся к прибыли любой ценой. Женева спасла их, когда они бежали от религиозных преследований. И они до сих пор сохранили многое из своих тогдашних нравственных устоев". Газета Frankfurter Allgemeine лаконична: "Их дело — деньги, их чаянья — Бог".
Физиологическая потребность в благотворительности
Писатель Жорж Альда, которому довелось работать домашним учителем в семье одного из банкиров, описывает "среднестатистическую" банкирскую душу Женевы как "скаредную, зажатую и закомплексованную". По его мнению, "эти люди вполне способны, к примеру, поддержать разговор на балу и наговорить множество остроумных благоглупостей даме. И все же они постоянно держатся настороженно и скрытно, как будто им угрожает опасность. Я много наблюдал за ними на приемах и обедах, я хорошо их знаю. Они ничем не наслаждаются. Даже деньгами. Потому что их интересуют не деньги, а только власть, которую они дают. Они их не любят, но уважают. Свои житейские разочарования они компенсируют накоплением богатства, которое они скрывают от остальных людей. Они никогда не говорят о своих деньгах, эта тема для них табу. Но чем больше они загребают, тем сильней становится их потребность в благотворительности. Когда человек не способен расплатиться личным участием или чувством, ему просто необходимо пожертвовать кому-нибудь часть своих денег".
ЗДЕСЬ ФОТО N2
В принципе, с этой нелестной характеристикой солидарен и Арман Ломбард, который однажды не без иронии заметил, что "только общественно полезная деятельность способна примирить нас с невыносимым бременем нашего имущества".
К числу тех, кому душевные муки банкиров приносят пользу, можно отнести знаменитый Orchestre de la Suisse Romande. Банкиры вообще любят музыкантов. А вот художникам рассчитывать не на что: кальвинисты терпеть не могут всяческую живописность, их рассудок рационален и имеет предрасположенность к точным и гуманитарным дисциплинам: математике, праву, филологии, теологии.
По словам писателя Жоржа Альда, "в Женеве не любят искусство, обращенное в будущее, здесь уважают устоявшиеся ценности". Такие, например, как самая старая и самая респектабельная газета Швейцарии Journal de Geneve. Несмотря на малый тираж и хронические убытки, эта газета по-прежнему весьма влиятельна. Сводить концы с концами она может только благодаря постоянному финансированию женевских Prives, которые вот уже свыше 200 лет входят в число ее акционеров и издателей. Одна из самых крупных газет ФРГ Frankfurter Allgemeine не может скрыть зависть: "Этот журналистский анахронизм умудряется при весьма ограниченных редакционных средствах добиваться поразительно высокого и стабильного качества публикаций и стойко блюдет заветы независимости. Journal de Geneve — это орган истеблишмента Женевы, близкого к швейцарской либеральной партии, которая сохраняет сильные позиции только в этом городе конфедерации".
Тесные контакты поддерживают банкиры и с кальвинистской церковью, которая (по французскому образцу) отделена от государства, а потому всегда нуждается. В отличие от многих местных прихожан, банкиры не только исправно выплачивают налог на церковь, но еще и дают много сверх требуемого.
Прибыль как добродетель
Впрочем, вряд ли имеет смысл ставить знак равенства между кальвинистами и банкирами. Финансовый рынок кальвинистской Женевы существенно уступает по оборотам и значимости рынку Цюриха с его религиозно-культурной и финансово-географической мешаниной. Устоявшееся определение Кальвина как "отца капитализма" неточно в историческом отношении (он даже не знал такого слова) и приложимо скорей не к французскому кальвинизму, а к его более поздней британской ветви — пуританскому движению. Кальвин главное внимание уделял не деньгам и уж тем более не финансовым операциям, а труду как таковому. Труд для кальвинистов имеет самостоятельную ценность, ради которой они отменяют пышные праздники и увеселения. Этим обосновано и кальвинское оправдание ссудного процента. Ибо тому, кто трудится с полной самоотдачей (то есть отказываясь от вкушения плодов своего труда), даруется право и на вознаграждение.
Это кредо не потеряло актуальности для женевских банкиров до сих пор. "Прибыль — это благое дело и нравственная добродетель, — утверждает Пьер Ларди, совладелец банка Pictet, — потому что она возникает только благодаря труду, который и есть добродетель. Поэтому мы трудимся солидно и с дальним прицелом. Мы сознательно не пускаемся в спекуляции — ни для себя, ни для клиентов. Мы хотим распоряжаться капиталом разумно, а этого можно достичь только за счет качества капиталовложения. Мы готовы ждать столько, сколько необходимо: шесть месяцев, два года и т. д., пока наше благое решение не начнет приносить плоды. Поспешные биржевые прибыли — это не наше дело. Благое дело — то, которое идет на пользу всей экономике государства. Мы категорически против поспешно-губительной эксплуатации случайно подвернувшейся возможности".
Представитель старшего поколения одного из самых старинных кальвинистских банковских домов Pictet Эдуард Пиктэ подчеркивает верность традиции: "Кальвинизм Женевы — это мироощущение. Можно быть более или менее богатым, в той или иной степени состоятельным, но это отнюдь не значит, что нужно выставлять богатство напоказ. Напротив. Нужно жить ниже своего уровня. Нужно экономить даже тогда, когда для этого нет никакой финансовой необходимости. Ни к чему надевать в театр алмазное ожерелье лишь потому, что это можно себе позволить. Мы против любой броскости и еще категоричней мы выступаем против того, что принято называть вульгарностью или нуворишеством. Мы презираем внешние признаки богатства, потому что это эксгибиционизм. Нас крайне раздражает роскошь католических ритуалов. Мы предпочитаем скромность и трезвость, мы любим строгую простоту протестантского богослужения. И нам очень нравится его чопорность".
Банковская семья
Автоматического перехода права на управление банком от отца к сыну частные банкиры не признают. Молодой человек сначала должен доказать, что он имеет для этого соответствующие личные и профессиональные качества. Еще более жесткие требования предъявляются к дочерям. У женщин до сих пор очень мало шансов сделать карьеру в этой практически исключительно мужской среде. "Да, это правда, что мы образуем герметически замкнутую среду", — признает Эдуард Пиктэ. Он был бы шокирован, если бы кто-нибудь из его детей вступил в брак с католиком или католичкой. (Бог миловал, эта чаша мсье Пиктэ миновала.) И уж тем более трудно себе представить, чтобы католик стал совладельцем или даже управляющим дома Pictet. Круг совладельцев банковских домов зачастую ограничен членами семьи, которая очень неохотно допускает "посторонних".
Скандальную известность получил случай, когда несколько лет назад совладельцем Pictet стал "чужак" Пьер Ларди, который до этого занимал директорский пост крупного банка Schweizerische Bankgesellschaft. По ироничному замечанию газеты Frankfurter Allgemeine, "все это походило на самый настоящий дворцовый переворот". К тому же Ларди не внес в Pictet собственного капитала. Сам мсье Ларди демонстрирует верность кальвинистскому кодексу чести: "Да, я пришел с пустыми карманами. Ибо мои принципы запрещают мне уводить с собой выгодных клиентов у моего предыдущего работодателя".
Если кто-то из совладельцев частного банка решит уйти из него, у него нет шансов перепродать свою долю на сторону без одобрения других партнеров. И конечно, банки делают все, чтобы этого не происходило. Забота о сотрудниках имеет для частных банкиров абсолютный приоритет. На жалованье и премии персоналу уходят до 30% годовых прибылей (это в среднем в два раза больше заработков других швейцарских банкиров). Уже в двадцатые годы отец Эдуарда Пиктэ создал первую систему пенсионного и социального обеспечения на западе Швейцарии. Соответственно в Женеве редко жалуются на текучесть кадров, бич многих теперешних банков. Один из банкиров дома Bordier: "Многие клиенты крупных банков сами приходят к нам. Им не нравится, что у них каждые два месяца новые консультанты. Они доверяют нам, как своим врачам или психоаналитикам. Мы говорим с ними отнюдь не только о деньгах, мы обсуждаем и разные другие проблемы, заботы и страхи". Частные банкиры встречают владельцев счетов с большой пышностью. Для иностранных клиентов организуются программы отдыха, резервируются номера в гостиницах и пр. К примеру, дочери одного арабского шейха женевцы подыскали место в хорошем швейцарском интернате. А крупному французскому промышленнику — замок в Польше. Минимум раз в неделю банкиры приглашают своих крупных клиентов на обед к себе домой.
Впрочем, если вы располагаете капиталом менее 500 тыс. швейцарских франков, то вам не стоит утруждать себя беседами с женевскими банкирами. С другой стороны, они никогда не "отказывают от дома" своим старым клиентам, даже если по той или иной причине их капиталы резко сократились. По словам Жана Бонна, "никогда нельзя предсказывать, будет ли клиент интересен в будущем или нет. Наш дом обслуживает клиентов поколениями, и далеко не всегда их капиталы росли после раздела семейного имущества". Здесь не принято и отказываться от тех услуг, которые предлагает банк клиенту. Женевские банкиры не имеют обыкновения навязываться.
Главный капитал
Женевские банки давно и активно работают не только в Швейцарии. Например, к клиентуре Pictet относятся наряду с международными партнерами самого крупного в мире пищевого концерна Nestle американский промышленный гигант General Motors, британский Rolls-Royce и другие фирмы. Дом Lombard Odier среди прочего обслуживает концерны IBM и Lockheed. В США женевцы накопили большой опыт работы с мощными пенсионными фондами. Уже в шестидесятые годы Prives стали открывать офисы в лондонском Сити, теперешней столице европейского инвестмента. Кстати, только Лондон Женева считает своим серьезным конкурентом на международном рынке обслуживания крупных частных капиталов. Что касается Люксембурга, то, по словам Жана Бонна, "хотя здесь и созданы некоторые интересные финансовые продукты, Люксембург пока не располагает достаточными традициями и ноу-хау".
Сложно сказать, смогут ли выстоять женевские банки в теперешней жесткой трансконтинентальной банковской конкуренции. Ъ уже рассказывал о стремительных переменах, происходящих сейчас с именитыми частными торговыми банками Лондона. В последнее время активно обсуждается возможность коренных реформ швейцарского банковского рынка, прежде всего слияния женевских и цюрихских домов. Как образец рассматривается цюрихский акционерный банк Vontobel Holding AG, который в 1993 году купил треть капитала женевского Tardy, de Watteville & Cie. (с тем чтобы затем довести свою долю до двух третей). Одновременно три главных совладельца женевского банка Андре-Пьер Тарди, Бернар де Ватвиль и Ганс Летнер получили пакеты акций Vontobel, а Бернар де Ватвиль вошел в совет цюрихских управляющих. Для шефа Vontobel Ганса Дитера Вонтобеля важно, чтобы дом Tardy, de Watteville сохранил банковскую идентичность, традиции и клиентуру, так как они очень отличаются от цюрихских. В то время как женевцы ориентируются прежде всего на клиентов из Южной и Западной Европы, а также Латинской Америки, Цюрих предпочитает работать с инвесторами из немецкоязычной Европы и Северной Америки. По словам Вонтобеля, сейчас Цюрих весьма удачно действует и с клиентами из России и стран Восточной Европы.
ЗДЕСЬ ФОТО N3
Швейцарские банки остаются мировыми чемпионами по обслуживанию частных капиталов. Кроме частных депонентов (1500 млрд франков), на швейцарских счетах размещены средства различных организаций на сумму свыше 750 млрд франков. На Швейцарию приходятся 80% трансевропейских операций с частным капиталом и около 40% соответствующего мирового рынка.
Когда десять лет назад Вонтобель преобразовал свой частный банк в акционерный холдинг Vontobel Holding AG, он обосновывал это решение не только потребностью в стороннем капитале, но и бременем неограниченной ответственности банкира за финансовое состояние частного банка: "Достаточно, чтобы один из моих сотрудников попался где-нибудь в Южной Америке на авантюре с каким-нибудь местным торговцем наркотиками, и все — я могу закрывать семейную лавочку".
Однако именно в готовности идти на высокий риск частные банкиры Женевы видят свой главный козырь. Два года назад банкир Жак Дарье был арестован французской полицией. Через некоторое время французы были вынуждены выпустить его на свободу под залог 15 млн швейцарских франков (который затем женевские специалисты умело снизили до 5 млн). Держать мсье Дарье в тюрьме все равно было бессмысленно. При аресте он продемонстрировал знаменитое гугенотское хладнокровие: незаметно для полиции сунул в рот, а затем тщательно разжевал и проглотил тот самый список с именами клиентов, которого от него добивались сыщики.
Теперешний глава банка Пьер Дарье верен заветам отца и традициям Женевы: "Наша торговля и наш главный капитал — это доверие. И у нас есть основания утверждать, что мы умеем с ним обращаться".
РОДИОН Ъ-ВОДИН