Глава 10. Взгляд изнутри

Что думают о кризисе воротилы, хозяева российского бизнеса? О его причинах и особенностях протекания на российской почве? О том, насколько эффективно вмешательство государства в экономику? Когда, по их мнению, спад в экономике достигнет нижней точки? Как изменится российская экономика? Что будет с отдельными отраслями? И можно ли выбраться из кризиса с минимальными потерями?

Алексей Рыбников, глава фондовой биржи ММВБ: «Сейчас хорошее время для того, чтобы войти на рынок»

— Какие основные причины привели к обвалу российского рынка?

— Причин было несколько. Первопричина — глобальные события, которые привели к драматическому падению цен на российские бумаги. В какой-то момент в условиях падающего рынка люди перестали исполнять ранее заключенные сделки, платить по обязательствам, в том числе и по сделкам репо. Дальше это пошло по цепочке и стало нарастать как снежный ком. Ты перестаешь платить, твой контрагент, который должен получить от тебя денежные средства, тоже начинает испытывать проблемы. Стоимость ценных бумаг в портфеле падает, а если не можешь перереповаться, ты вынужден продавать бумаги из портфеля. Все это сплелось и привело к паническим настроениям, которые мы видели. В результате такого снижения индекса ММВБ не было за последние десять лет.

— Как развивался рынок репо, который на самом деле таил в себе столько скрытых рисков?

— С экономической точки зрения репо — это получение денежных средств под залог ценных бумаг. Это механизм, десятки лет использовавшийся во всех странах мира, в том числе и в России. При этом, как свидетельствует международный опыт, размеры рынка репо гораздо больше, чем обороты на рынке активов, используемых для репо. Принятые в последние несколько лет в рамках группы ММВБ решения по развитию рынка репо позволили создать эффективный и удобный инструмент для участников рынка. В результате рынок репо вырос до размеров ежедневного оборота 100—150 млрд руб. только в рамках фондовой биржи. Не следует также забывать и то, что именно через наши механизмы осенью прошлого года Банк России предоставлял основную часть ликвидности российской банковской системе. Причина понятна, ведь несомненным преимуществом российского рынка репо является его биржевой характер — большая часть сделок (хотя понятно, что не все) регистрируется на бирже и исполняется через систему клиринга и расчетов ММВБ. Кстати, именно эта транспарентность рынка и дала возможности и средства для борьбы с проблемами, так как мы быстро могли не только идентифицировать проблемных участников, но и видеть будущие обязательства.

— Неужели никогда ни у кого не возникало сомнений в безрисковости этого инструмента?

— В условиях нормального рынка участники, которые предоставляли деньги под залог ценных бумаг, считали этот инструмент безрисковым. Кредитный риск контрагентов интересовал участников гораздо меньше. Кредиторы понимали, что, если контрагент им не заплатил, у них остается портфель ценных бумаг, который был передан по первой части сделки репо. Все это работает в таком режиме ровно до той поры, пока цены на рынке не начинают падать. В условиях огромного падения цен, если контрагент не вернул деньги кредитору, тот остается с портфелем ценных бумаг, который дешевеет на глазах и скорее всего не покроет те убытки, которые можно получить от его продажи.

— То есть чувство риска у участников этого рынка притупилось?

— Именно так. На рынке была ликвидность, и портфель всегда можно было реализовать без убытков. Риск-менеджеры обращают внимание и ставят лимиты на инструмент и контрагента, с которым ты можешь работать на рынке репо. Если проанализировать ситуацию, складывается ощущение, что риск-менеджмент многих участников рынка репо ориентировался только на качество самого инструмента и не смотрел на качества заемщика.

— Но ведь цены акций начали падать с 20 мая. Почему такая чрезвычайная ситуация возникла на рынке репо только на прошлой неделе?

— Когда рынок падает плавно на 1—3% в день, дисконт цены ценной бумаги, по которой она идет в репо (так называемый haircut), позволяет отыгрывать это падение. Каждая последующая сделка заключалась дешевле. Теперь цены упали настолько, что даже в случае продажи портфеля кредиторы несли бы колоссальные убытки. В результате контрагенты оказались не в состоянии исполнять свои обязательства.

— В каких случаях биржа может принять решение о приостановке торгов?

— Если технический индекс открытия упал более чем на 12%, но менее чем на 15% по сравнению со значением индекса на закрытие предыдущего торгового дня, мы приостанавливаем торги на час. Если падение превышает 15%, мы приостанавливаем торги и можем их возобновить не ранее чем через день или в случае получения предписания ФСФР.

— Вы не планируете менять эти правила?

— Эти правила задаются регулятором. На мой взгляд, правила работали эффективно, и нет необходимости их менять.

— Биржа планирует совершенствовать систему риск-менеджмента ?

— Да, ММВБ сейчас активно занимается этой тематикой в разрезе срочного и валютного рынков, фондовый тоже стоит в плане.

— Какие изменения необходимо реализовать на рынке акций, чтобы не допустить таких сбоев?

— Основной режим торгов у нас основан на стопроцентном предварительном депонировании активов. Проблема была в первую очередь с исполнением двусторонних обязательств, обеспечение по которым поставляется к моменту расчетов. Системное решение состоит в отходе от двусторонних обязательств и введении центрального контрагента. Центральный контрагент будет стороной по сделкам или обязательствам. В случае неисполнения обязательств участника рынка по отношению к центральному контрагенту тот должен будет все равно исполнять свои обязательства по отношению к добросовестным участникам.

— Если бы сейчас на российском рынке был центральный контрагент, кризис на рынке репо был бы не таким глубоким?

— На зарубежных биржевых площадках благодаря наличию центрального контрагента банки, заключавшие сделки с Lehman Brothers, которые были переданы в клиринг центральному контрагенту, не понесли убытки при его банкротстве. Центральный контрагент убирает из системы двусторонние риски. То есть при его наличии происходит замещение двусторонних рисков в системе на концентрацию риска в центральном контрагенте.

— Почему сейчас нельзя директивно ввести центрального контрагента в России?

— Потому что нужно вносить изменения в законы о залоге, скорее всего в Гражданский кодекс, закон о банкротстве, закон о банкротстве кредитных организаций, поправки в Налоговый кодекс и, судя по всему, еще дополнительные изменения в закон о рынке ценных бумаг.

— Вы по-прежнему считаете, что финансовым центром может стать страна, откуда массово бегут инвесторы?

— На мой взгляд, необходимость развития российской финансовой системы, которая сейчас всем абсолютно очевидна, будет реализована в конкретных шагах. Например, ММВБ как биржа заинтересована в том, чтобы у нас обращались иностранные ценные бумаги и работали иностранные инвесторы. У нас сейчас есть шансы двинуться в эту сторону, потому что сейчас обеспечено необходимое внимание к финансовой системе со стороны государства.

— Вы не разделяете мнение, что события последних месяцев — вокруг ТНК-ВР, Мечела, в Грузии — распугали зарубежных инвесторов, и у них в корне изменилось отношение к России?

— В 1998 году казалось, что иностранные инвесторы ушли навсегда. Двух лет не прошло, как они начали возвращаться. А сейчас негативное влияние на рынок оказала чистая политика. Политика политикой, но инвесторам деньги-то надо зарабатывать.

— Чем нынешняя ситуация похожа на события 1998 года, а чем отличается от них?

— Отличается она тем, что фундаментально экономическая ситуация сейчас совершенно другая. Интенсивный экономический рост, высокие цены на нефть. Наверное, в тот день, когда индекс обвалился на 17%, психологически у многих состояние было примерно такое же, как десять лет назад. Но и сейчас мир не рухнул, финансовая система не рухнула.

— Не приведет ли выкуп государством акций госкомпаний к росту котировок пяти—шести «голубых фишек» при том, что остальной рынок продолжит снижаться?

— Выкупать можно по-разному. Покупателем может выступать государство, а могут и отдельные компании-эмитенты в целях управления своим капиталом и для работы с акционерами. У инвесторов, которые будут выступать продавцами, появятся свободные средства, и их надо будет куда-то вкладывать. И если они до этого инвестировали в российский рынок, то с высокой долей вероятности они переложатся в российские же инструменты, только уже в расчете на повышение эффективности инвестиций.

— Кто именно будет инвестировать в российский рынок?

— Частные российские инвесторы. Люди видят, что существующий кризис предоставляет им новые возможности. Сейчас хорошее время для того, чтобы войти на рынок. Наши докризисные социологические исследования показывали, что на временной дистанции примерно год-два можно было ожидать, что 5—6 млн человек выйдут на фондовый рынок и начнут совершать на нем операции. Получилось так, что россияне получили гигантскую порцию пиара фондового рынка. Я не исключаю, что те самые 5—6 млн человек могут оказаться на фондовом рынке гораздо быстрее, чем мы предполагали. Есть и негативная сторона. До кризиса более 30% респондентов считало, что если они понесут убытки на фондовом рынке, эти убытки им покроет государство. Вот если сейчас опросить тех же самых товарищей, это будет уже не 30%, а гораздо больше, потому что со стороны может создаться впечатление, что именно государство покрывает убытки на фондовом рынке и всех спасает. Но это не так. Государство не убытки покрывало, а предоставляло через госбанки ликвидность для того, чтобы расшивать цепочку неплатежей. То есть сейчас может произойти неприятная ситуация, когда неподготовленная публика рванет на рынок с мыслью «налетай — подешевело». Но рынок есть рынок, гарантии постоянного роста рынка никто не дает. Поэтому, на мой взгляд, тема финансовой грамотности и финансовой культуры должна выдвигаться сейчас на первый план.

— Многие эксперты полагают, что российский рынок восстановится не раньше 2010 года. А каков ваш прогноз?

— Шансы есть, что это произойдет быстрее. Все будет зависеть от скорости восстановления доверия иностранных инвесторов и действий российских внутренних инвесторов. Кроме того, если государство будет настойчиво реализовывать свой план действий по развитию финансовой системы, это станет дополнительным очень позитивным фактором. Это все заметят и оценят, и все захотят сесть на этот поезд побыстрее.

— Какой наиболее пессимистичный сценарий развития российского рынка возможен в ближайшее время ?

— Замедление экономики, потому что финансовый рынок отражает то, что творится в реальной экономике.

Михаил Задорнов, глава ВТБ 24: «Так быстро выйти из кризиса, как десять лет назад, не получится»

— Отличается ли текущая ситуация от кризисов 2004-го и 1998 годов?

— И сейчас, и в 2004 году кризис в банковской сфере происходил в силу сжатия ликвидности. Но четыре года назад ЦБ вовремя не отследил проблему. Начали распространяться слухи, пошел отток средств физических и юридических лиц из банковской системы. С точки зрения экономики предыдущий кризис возник на пустом месте. Ситуация 1998 года — это сочетание бюджетного и валютного кризисов. Сегодня обменный курс рубля не сильно изменился в сравнении с началом года. Люди, конечно, спрашивают, в какой валюте им хранить деньги, но это традиционный вопрос. О резкой девальвации рубля сейчас речи быть не может. Проблема курса, возможно, возникнет спустя какое-то время, но это не текущая проблема. Бюджет сейчас в отличие от 1998 года профицитен и серьезных проблем в ближайшее время испытывать не будет. Государственный долг составляет меньше 10% ВВП, а суммарный долг государства и всех российских компаний на 1 июля примерно на $40 млрд меньше, чем объем золотовалютных резервов страны. Нефть сейчас, в отличие от 1998 года, стоит $80—90 за баррель. То есть сегодня нет предпосылок ни для бюджетного кризиса, ни для девальвации. Еще одно очевидное отличие: кризис 1998 года стартовал на развивающихся рынках. Развитые страны чувствовали себя спокойно, за исключением тех финансовых институтов, которые вкладывали в развивающиеся рынки. Сейчас обратная ситуация. Источник проблем в самом центре финансовой системы. И нас, как периферию, волны этого цунами накрыли с опозданием.

— Последствия кризиса 1998 года российская банковская система преодолела достаточно быстро. Как будут развиваться события сейчас?

— Сейчас так быстро выйти из кризиса, как десять лет назад, не получится именно потому, что это кризис самих основ мировой финансовой системы. Он может быть достаточно глубоким и затяжным. В России кризис затронул финансовый сектор, ритейл, девелопмент и ряд связанных секторов. В силу неизбежного резкого сжатия кредитования при одновременном закрытии внешних рынков изменятся базовые условия в целом ряде секторов экономики. И в следующем году мы увидим: темпы экономического роста будут существенно ниже, чем мы привыкли за последние три-четыре года.

— Может ли повториться история с массовым снятием средств вкладчиков с банковских счетов?

— Вкладчик всегда находится под воздействием СМИ, сплетен и разговоров. Причем не только российский. Разумеется, когда по телевизору каждый день говорят о кризисе, люди нервничают. Однако в отличие от 1998 и 2004 годов сейчас существует госгарантия по банковским вкладам, которая покрывает 98% депозитов населения по количеству и 55% по объему. Сумма гарантии поднята с 400 тыс. до 700 тыс. руб. и покрывает уже 99% вкладов по количеству и две трети по объему. Это и есть главное отличие от предыдущих кризисов: частные вклады защищены государством.

— Кризис 1998 года вы встретили в должности министра финансов. Как вы оцениваете нынешние действия властей по преодолению текущего кризиса, будучи банкиром?

— Первые шаги слегка запоздали. Мне кажется, что денежные власти не сразу уловили тот момент, когда начался массовый отток капитала из России. Уже в августе огромное количество денег нерезидентов и российских компаний утекло из страны. Ликвидность надо было восстанавливать, как воду в сообщающихся сосудах, если мы хотим, чтобы она там осталась. В то же время столь активных и скоординированных действий финансовых властей, как в этот раз, я не наблюдал в России с 1990 года. Центральный банк, Минфин, ФСФР действуют совместно, вырабатывают и быстро реализуют меры, хотя, на мой взгляд, надо сократить временной промежуток между их объявлением и реализацией. Объявлено было много мер, а реализовано пока всего пять: снижены резервные требования для банков, ФСФР изменила правила биржевых торгов, сделана расшивка неплатежей на рынке репо, Минфин вывел достаточно большие объемы денег на аукционы для банков и сделал послабления для плательщиков НДС (по сроку) и экспортеров нефти. Правда, по поводу целесообразности выделения из бюджета 500 млрд руб. на поддержку фондового рынка у меня лично большие сомнения. Прямое участие государства в игре на фондовом рынке очень сильно влияет на котировки, вызывая сомнения у остальных инвесторов в свободе этого рынка, в том, что он будет развиваться нормально. И государству будет трудно уйти с этого рынка. Единожды зайдя на него, можно очень долго там находиться, тем самым создавая искусственный рынок для тех или иных бумаг.

— Какие из обещанных властями мер остались на уровне заявлений, какие возможные предложения вовсе не прозвучали?

— Поскольку вслед за банками с невозможностью рефинансировать свои долги уже столкнулись предприятия различных секторов экономики, помочь им смогут Внешэкономбанк в части внешнего долга и крупные банки, если будут докапитализированы в ближайшее время, о чем заявил президент. Но для этого нужно оперативно принять законы и внутренние инструкции. Также было бы логичным постепенное замещение аукционов Минфина кредитованием банков со стороны ЦБ, все же именно Банк России, а не бюджет является кредитором последней инстанции. А затем придется менять весь механизм финансирования роста экономики, который сложился в последние четыре—пять лет: через изъятие нефтегазовой ренты в стабфонд, внешние заимствования банков и корпораций, приток капитала в страну и покупку валюты Центробанком как основным источником денежного предложения. Внешние рынки и приток капитала не могут больше служить главным источником финансирования инвестиций, пока во всяком случае. На смену им должны прийти внутренние сбережения — депозиты населения, свободные средства Пенсионного фонда, долгосрочные депозиты юридических лиц, часть средств фонда национального благосостояния.

— Считаете ли вы эффективным спасение Банком России отдельных участников рынка, испытывающих трудности, через покупку их банками с госучастием? Все-таки бюджетные аукционы Минфина доступны не всем, и для кого-то продажа крупным игрокам может стать выходом из ситуации...

— Есть разные каналы возможного пополнения ликвидности — пользуйтесь. Есть кредитование банков ЦБ, депозиты Минфина, есть ослабление резервных требований, появятся и другие инструменты. Если какой-либо банк при наличии всех этих инструментов не исполняет своих обязательств, ЦБ решать, поддерживать или нет. Если нет — в такой банк вводится временная администрация, которая затем передает банк в Агентство по страхованию вкладов, и банк банкротится. Правила игры равны для всех. Спасение проблемных банков через государственные может использоваться как разовый случай. Например, в 2004—2005 годах Гута-банк был санирован командой ВТБ, ко всеобщему удовлетворению. Государство сэкономило много денег по сравнению с вариантом прямой поддержки банка, которая неизвестно чем бы закончилась. Когда речь идет о поддержке того или иного банка на уровне государства, видимо, Минфин и ЦБ тоже должны как-то объяснять свои действия. Потому что это делается на деньги налогоплательщиков, и они вправе знать, почему государство распорядилось их деньгами таким образом. Иначе формируется иллюзия, что власти собираются спасать все 900 банков с лицензией на прием денег населения.

— Платежи пока еще проводятся, а вот кредитов выдается существенно меньше, особенно ипотечных.

— Многие банки остановили ипотечное кредитование, потому что фондирование сделок в основном проходило либо от АИЖК, покупавшего закладные на российском рынке, либо путем внешней секьюритизации. Сейчас эти два базовых источника для ипотеки оказались перекрыты. Банки достигают того размера портфеля в своем балансе, который могут держать в силу требований среднесрочной ликвидности, и останавливают выдачи. Если государство в лице правительства и ЦБ в этот процесс не вмешается, я могу твердо сказать, что ипотека остановится и снижение ВВП на 2% нас ждет точно. Рынок жилищного строительства — это примерно 9—9,5% ВВП, а ипотека — примерно 20—25% всех сделок на жилищном рынке.

— Каким, на ваш взгляд, должно быть вмешательство государства?

— Нужно создать механизмы внутреннего ипотечного рынка. Сейчас уже изменено законодательство, по которому можно выпускать ипотечные облигации без привязки к гарантиям банка, который их эмитирует. Должен сформироваться рынок покупателей этих бумаг. Сегодня это могут быть, по существу, только Пенсионный фонд, государственные корпорации. Объемы накоплений ПФР скоро превысят объем всего рублевого внутреннего государственного долга, а у него и инструментов для инвестирования нет. В ближайшей же перспективе, полагаю, Центральный банк должен получить право кредитовать банки под залог ипотечных облигаций.

— Ряд банков пытаются помочь себе сами, внедряя в продуктовую линейку кредиты с плавающими ставками, что позволяет соблюсти баланс между стоимостью привлечения средств и доходностью по кредитам. Будете ли вы вводить плавающую ставку?

— Мы прорабатываем этот вопрос. Прежде всего по ипотечным кредитам. Но это случится, думаю, не раньше чем с начала следующего года. В России, к сожалению, существует большая проблема: нет такого универсального индикатора, как в США или Европе. В России существует ставка межбанковского рынка MosPrime и существует ставка рефинансирования ЦБ. Но потребителю очень трудно объяснить, что такое MosPrime. Особенно если этот человек никак не связан с финансовым рынком. Он не знает, где он может это увидеть и как это связано с инфляцией. А ставка рефинансирования, к сожалению, по-прежнему не является универсальным измерителем цены денег в стране. Тем не менее мы вынуждены будем сделать выбор между этими индикаторами. Введение плавающих ставок снимет процентные риски и с нас, и с наших клиентов.

— Проблемы наблюдаются не только в сегменте ипотечного кредитования...

— Некоторые банки заморозили свои балансы и кредитуют ровно в той мере, в какой могут получить деньги от погашения старых кредитов. Это вынужденная политика: они не в состоянии оперативно привлечь депозиты, поскольку их финансовая модель была ориентирована на привлечение денег за границей и ее невозможно в одночасье заменить на другую. Такие банки будут потихоньку сворачивать операции. Это постепенное сжатие станет более резким в ближайшее время. Кроме того, будет заметно расти просрочка корпоративных клиентов, рассчитывавших рефинансировать долги за счет внешних займов либо выпусков облигаций. Рефинансирования они во многих случаях не получат, и их финансовое положение ухудшится. Неплатежи по розничным портфелям будут расти позже, примерно через полгода, когда замедление роста реальных доходов почувствует население. Мы к этому готовимся, отрабатываем технологии сбора проблемной задолженности.

— С учетом всех этих факторов каких отчетов следует ждать от банков на конец года?

— Внутри рынка будет перераспределение в пользу госбанков и банков с участием иностранного капитала. Прибыль сократится, будут большие убытки по ценным бумагам, просрочка увеличится уже концу 2008 года по сравнению с началом. Думаю, что банковская система недосчитается к этому времени целого ряда игроков, но это не будут крупные банки.

Гораздо более напряженным будет 2009 год. Поскольку проблемы финансирования сейчас испытывают многие предприятия, в пассивах банков доля средств предприятий падает. Они не могут заимствовать вне страны, поэтому используют остатки на счетах банков. Частично депозиты предприятий замещаются деньгами госкорпораций и средствами бюджета. С точки зрения российской экономики ключевыми будут масштаб замедления мировой экономики, ситуация с ценами на нефть. Более серьезно упадут цены на нефть, есть перспектива перехода текущего счета платежного баланса на отрицательное значение и изменения динамики обменного курса рубля.

— Каковы ваши перспективы, ожидаете ли, как и другие банки, затруднений с финансированием?

— У ВТБ 24 практически нет внешних заимствований, они в рамках группы делаются ВТБ. Мы успешно разместили несколько выпусков рублевых облигаций на внутреннем рынке. Но основной источник наших пассивов — депозиты населения. Изначально наша бизнес-модель строится так, что мы привлекаем деньги клиентов и им же выдаем кредиты. Эта модель работала все три года и продолжает работать сейчас.

— Фондирование через депозиты в условиях финансового кризиса тоже рискованно — в панике клиенты обычно снимают деньги... Как вы собираетесь удерживать вкладчиков?

— Для вкладчика совершенно очевидное преимущество — государственная принадлежность банка и его величина. Мы второй банк в стране по депозитам и кредитованию населения и восьмой—девятый по чистым активам. С точки зрения активных операций ВТБ 24 консервативен, сегодня это плюс. У нас универсальная продуктовая линейка — карты, персональные кредиты, автокредиты, ипотека. И во всех этих кредитных линиях мы не стремимся получить эффективную ставку 35—40%, как многие из наших коллег. Да, ставки мы повысили, но все равно они находятся в нижней границе ценового коридора. Мы сознательно выбираем эту линию, понимая, что по высоким ставкам будем продавать их людям с менее устойчивым финансовым положением. Меньше ставка — меньше рисков.

— У вас планируются сокращения ?

— Изменившиеся условия ведения бизнеса требуют от нас снижения издержек и повышения качества обслуживания клиентов. Прежде всего мы будем сокращать издержки за счет снижения объемов инвестиций. ВТБ 24 в этом году только на развитие сети потратил 5,5 млрд руб., и концу года мы доведем число офисов банка до 500, завершив экстенсивное развитие. В следующем году переориентируем инвестиции на рост эффективности, то есть на вложение в сами офисы — в IT, новое оборудование и программное обеспечение, в системы управления очередью, что позволит оптимизировать работу наших специалистов. Как и в каждой крупной организации, в ВТБ 24 есть немало внутренних резервов. Не исключено и сокращение персонала.

Александр Турбанов, генеральный директор АСВ: «Социальная стабильность должна ставиться выше принципов либеральной рыночной экономики»

— Вступил в силу закон, наделивший Агентство по страхованию вкладов (АСВ) полномочиями по финансовому оздоровлению проблемных банков. Что вы намерены делать для финансового оздоровления банков?

— Идеология закона такова, что приоритет отдается рыночным методам оздоровления, чтобы как можно меньше ограничивать бизнес-процессы. Наша основная задача — найти инвестора, готового вкладывать свои средства и проводить санацию проблемного банка при финансовой поддержке еще и с нашей стороны. Инвестор будет договариваться с действующими владельцами банков об условиях поддержки. Стороны должны будут найти такие взаимоприемлемые условия, чтобы у прежнего владельца банка сохранился интерес к сотрудничеству, а у инвестора был стимул вкладывать свои деньги и становиться основным собственником банка.

— А в целом потенциальные инвесторы уже проявляют интерес к проблемным банкам?

— Я бы слукавил, если бы ответил, что никто из числа потенциальных инвесторов еще не забрасывал удочки. Агентство работает в среде банкиров, и естественно, что некоторые из них оперативно отреагировали на новые возможности. Но все переговоры имеют сугубо прикидочный и неформальный характер.

— Что будет, если инвестора найти не удастся?

— Если инвестора нет, а собственник банка оказался неэффективным, допустил в банке сложное финансовое положение и сам не может найти инвестора, мы по закону можем применить принудительный механизм. Центральный банк списывает утраченный капитал банка до реального значения, а если значение отрицательное, то до одного рубля. Далее мы объявляем допэмиссию акций банка, выкупаем ее, становимся новым собственником и начинаем управлять банком в обычном режиме, продолжая искать инвестора. Появляется инвестор — мы пытаемся тут же сформулировать такие условия, на которых ему будет интересно приобрести банк.

— Кто определяет, подлежит банк оздоровлению или его лучше обанкротить, не пытаясь за государственные деньги отсрочить страховые выплаты по вкладам?

— Процедура описана в законе. В принятии решения участвует Банк России и АСВ. Центробанк формулирует нам предложение об участии в финансовом оздоровлении того или иного банка. Мы даем оценку и принимаем решение об участии или об отказе в участии, если не видим возможности финансового оздоровления. При этом мы руководствуемся тем, насколько значим банк для экономики и населения страны и конкретного региона. Это один критерий. Второй — насколько оправдана санация банка по сравнению с банкротством.

— Вы для себя определили, при каких условиях откажетесь участвовать в санации?

— Откажемся, если не увидим социальной значимости и посчитаем, что нет необходимости тратить средства на оздоровление банка. В этом случае Центробанк решит, отзывать ли у банка лицензию. Будет работать естественный рыночный механизм удаления с рынка несостоятельных банков, неэффективные собственники должны терять бизнес.

— Что вы понимаете под социальной значимостью банка?

— То, насколько активно банк работал с населением, потому что за населением стоит социальная стабильность. Второй показатель — насколько активно банк работал с реальным сектором экономики. Если он вместо кредитования в основном занимался спекулятивными операциями, например, на фондовом или валютном рынке либо кредитовал структуры, которые тоже этим занимались, а не являлись предприятиями реального сектора экономики, значимости мы в таком банке не увидим.

— А если банк открывал счета фирм-однодневок, помогал в схемах по уклонению от уплаты налогов?

— Это противоправная деятельность, она не может быть признана социально значимой.

— А если у такого банка множество вкладчиков?

— Не бывает такого совмещения. Если это обнальная контора, другого бизнеса она почти не имеет.

— Содбизнесбанк, например, лишился в 2004 году лицензии из-за отмывания денег, но при этом имел большое количество вкладчиков. Мог бы Содбизнесбанк относиться к социально значимым?

— В связи с его банкротством у нас что-нибудь случилось страшное?

— Пошла цепная реакция: банки перестали доверять друг другу, закрыли лимиты...

— Но в итоге это напряжение было преодолено, а банковская система в тот период в очередной раз избавилась от слабых банков.

— Есть ли количественные показатели социальной значимости банка — доля на рынке, например?

— Нет. Законодатель не пошел по этому пути, и, я думаю, сделал правильно. Чтобы охарактеризовать значимость банка на федеральном уровне, должен быть один показатель, на региональном — другой. Поэтому Банк России и АСВ при принятии решений руководствуются мотивированным суждением.

— Предположим, проблемным окажется очень социально значимый банк, но возникнут большие сомнения в возможности его спасти. Будете пытаться оздоровить?

— Будем.

— Вы в рамках нового закона разрабатываете новую методику оценки активов и обязательств банков?

— Будет принят целый ряд регулятивных документов и методик нашей работы. В их числе, конечно, будет методика оценки состояния банка в целом и оценки его активов.

— Возможны ли ошибки, когда неликвидные активы банка будут приняты за качественные, или сейчас методики стали совершеннее? В том же Содбизнесбанке ЦБ поначалу оценивал активы как достаточные, а потом признал, что активы неликвидны.

— Я бы не назвал ошибкой действия Центробанка. Он видел основание для отзыва лицензии — нарушение закона о борьбе с отмыванием доходов, полученных преступным путем. Затем в ходе работы с банком выяснилось, что активов не хватает. Из процедуры принудительной ликвидации банк по решению суда перешел к процедуре конкурсного производства. Это естественное развитие событий. А методики оценки активов постоянно совершенствуются.

— В 1999 году, во время кризиса, было создано Агентство по реструктуризации кредитных организаций (АРКО), существовавшее до середины 2004 года. Насколько сейчас новые функции АСВ схожи с АРКО и в чем различаются?

— Между АРКО и АСВ есть и сходство, и различия. Цель обеих структур — действовать в интересах защиты вкладчиков и других кредиторов банка. Отличие в том, что АРКО начало работать уже после того, как банковская система России рухнула. Основная цель АРКО заключалась в преодолении последствий системного кризиса. А сейчас у нас кризис еще не разразился, есть отдельные проявления, с которыми следует бороться. Наша задача в том, чтобы предотвратить возможность развития системного кризиса.

— Не была ли ликвидация АРКО слишком поспешной?

— Деятельность АРКО была направлена на преодоление последствий жестокого системного кризиса. В 2004 году, когда АРКО ликвидировалось, подобных угроз не просматривалось. АРКО работало с 21 банком и успешно завершило свои проекты, были защищены сбережения более 1,5 млн человек, и государство сочло, что АРКО свои задачи выполнило. Наша позиция заключается в том, что механизмы финансового оздоровления должны постоянно находиться в запасе у государства. Работа по созданию системы санации банков началась несколько лет назад. В прошлом году была одобрена концепция и началась работа над законопроектом, которая значительно активизировалась в начале осени. Но незадолго до его принятия Банк России уже был вынужден вручную решать судьбу некоторых банков, иногда возлагая на себя санационные функции, несвойственные органу надзора. Если бы были механизмы рыночной санации, они сразу могли быть задействованы. Социальная стабильность должна ставиться выше принципов либеральной рыночной экономики, поэтому сейчас даже борцы за либеральные механизмы посчитали, что закон о финансовом оздоровлении банков имеет право на существование. Но все равно закон принят только на три года, и потом опять надо будет убеждать, что такой механизм нужен.

— После ликвидации АРКО в Европейском суде по правам человека решилось одно из очень редких и заметных банковских дел. Оно касалось вкладчика банка Российский кредит Сергея Загородникова: он был не согласен с условиями мирового соглашения, предложенного АРКО, поскольку терял значительную сумму. Компенсации вкладчик не добился, но дело оказалось важным для судебной системы, поскольку касалось публичности процесса.

— АРКО вынуждено было нередко доказывать, что защищает интересы вкладчиков, выступая в суде ответчиком по искам этих самых вкладчиков. В ряде случаев вкладчики не совсем адекватно оценивали ситуацию, а иногда просто спекулировали ею, предъявляя иски к агентству. Ни одного такого иска вкладчики не выиграли, для этого не было никаких оснований. АРКО всем без исключения вкладчикам обеспечило стопроцентное погашение, в том числе вкладчикам СБС-Агро и Российского кредита. Не случайно господин Загородников в Страсбургском суде проиграл по претензиям, относящимся к мировому соглашению. По одному пункту Страсбургский суд признал его правоту, усмотрев нарушение принципа публичности правосудия. Звучит громко, но вся проблема была в том, что зал суда, где рассматривалось дело, был невелик и не всех желающих смог вместить. Никакой революции я в этом деле не вижу, хотя суды сейчас еще более внимательно будут относиться к соблюдению принципов публичности и гласности, и это правильно.

— Сейчас таких масштабных мировых соглашений уже не будет ?

— Сейчас действительно не будут использоваться такие инструменты АРКО, как мировые соглашения и мораторий на выплаты по вкладам. Возможности применить мораторий новый закон не исключает, но я думаю, что нынешняя ситуация этого не потребует. В период, когда банковская система стояла, введение моратория фиксировало статус-кво. А сейчас наша задача — обеспечить бесперебойность работы банка, в который мы вошли и в котором идут расчеты с вкладчиками. Мировые соглашения в прошлом себя оправдали, без них невозможно было решить судьбу банков, но это процедура трудоемкая и длительная. В СБС-Агро, например, пришлось дважды проводить общее собрание кредиторов, для чего была арендована малая спортивная арена «Лужников». А сейчас нужно действовать оперативно.

— Сколько банков предполагается сейчас санировать?

— По нашим прогнозам, от 20 до 40 банков могут оказаться в нашем ведении в течение 2008—2009 годов. Я надеюсь, что этим и ограничится.

— То есть объем работы сопоставим с деятельностью АРКО?

— В принципе да, хотя здесь тоже есть нюансы. Самым крупным банком под управлением АРКО был СБС-Агро, который в 1998 году был вторым после Сбербанка. Мы давно изучаем мировой опыт и знаем, что средние расходы государства на преодоление системных банковских кризисов составляют примерно 15% ВВП, а в Чили и Аргентине даже 50 и 55%. В 1998 году сумма, выделенная АРКО на преодоление системного банковского кризиса, составляла 10 млрд руб., то есть всего 0,12% ВВП. Надо было либо распределять эту малость по всей банковской системе, либо действовать точечно. Был выбран второй вариант. Сейчас АСВ выделено из госбюджета 200 млрд руб. Но не следует забывать, что сейчас для преодоления кризиса задействован не только механизм санации. Сумма, которая уже выделена государством для поддержки банковского сектора через Внешэкономбанк, Минфин, беззалоговые кредиты Центробанка, превышает 4 трлн руб. и составляет порядка 14% ВВП. Мы выходим на средний мировой уровень. Хотя на фоне этих 4 трлн руб. 200 млрд на санацию выглядят скромно.

— Сумма ведь не окончательная? Вам доступны также кредиты Центробанка и фонд страхования вкладов. В каком объеме будут задействованы эти источники?

— Да, закон позволяет АСВ получать в Центробанке беззалоговые кредиты. Цифра пока неизвестна, она будет зависеть от наших конкретных проектов. А источников финансирования, строго говоря, не три, а четыре — есть еще средства потенциальных инвесторов, на которые мы постараемся сделать акцент.

— Как будут расходоваться средства, полученные из различных источников?

— Заданного соотношения в законе нет. Каждый банк и каждый проект будет отличаться друг от друга, поэтому соотношение использования разных видов финансирования может быть различным. Сейчас можно обозначить целевые приоритеты. Средства, выделенные из госбюджета, в значительной мере будут использоваться на рекапитализацию банков. Они достались бесплатно, и мы, внося их в капитал банков, понимаем, что никакие проценты с этих сумм получать не будем. Средства Центробанка, полученные в качестве кредита под определенный процент, мы тоже постараемся выделять в виде кредита. Наконец, средства фонда страхования вкладов будут использоваться только в тех случаях, когда речь идет о защите вкладов граждан. Эти траты не будут превышать наши расходы, которые произошли бы при банкротстве банка и выплате страхового возмещения. И еще важное условие: расходы из фонда страхования вкладов не должны поставить под угрозу его достаточность.

— Зачем задействовать даже часть из 86,8 млрд руб., которые сейчас в фонде, когда есть другие ресурсы?

— Может возникнуть сложная ситуация, когда мы, войдя в банк и зная, что надо попытаться спасти его для населения, обнаруживаем, что полное оздоровление невозможно. Но есть вклады граждан, которые нужно защитить. Есть часть здоровых активов, и в соответствии с законом мы можем передать инвестору часть активов банка, нагрузив его одновременно обязательствами перед вкладчиками. Если размер активов окажется меньше обязательств перед вкладчиками, мы будем доплачивать банку-инвестору из фонда страхования, причем на безвозвратной основе. И это будет оправданно, поскольку в случае банкротства банка мы из фонда выплатили бы больше.

— Сможет ли инвестор, купивший активы проблемного банка с обязательствами перед вкладчиками, перепродать эти активы и избавиться от обременении?

— Банк, которому достанется бизнес, не может свободно передать обязательства перед вкладчиками. Отказаться исполнять их он тоже не сможет, поскольку это уже его обязательства.

— Вы исключаете ситуацию, при которой будет сделан вклад из страхового фонда, а потом все равно наступит банкротство банка и придется из этого же фонда платить вкладчикам повторно?

— Такой риск возможен при любой форме санации, поскольку сама банковская деятельность является рисковой. Но новыми инвесторами, с которыми мы будем иметь дело, должны быть только здоровые структуры, прозрачные и для Центробанка, и для нас, и для потребителей банковских услуг.

— Много сейчас таких здоровых структур?

— Есть. В отличие от кризиса 1998 года сейчас есть банки, которые хорошо капитализированы и не испытывают проблем с ликвидностью.

— А фонда страхования вкладов достаточно и на санацию, и на страховые выплаты? Как вы будете гарантировать достаточность фонда ?

— Говорить о достаточности фонда надо в целом, независимо от видов использования средств. У нас есть методика, основанная на математических моделях, с помощью которой определяется показатель достаточности. Есть коэффициент достаточности: отношение размера фонда к максимально возможному размеру нашей страховой ответственности. Мировой опыт нас ориентирует на показатель 5%, а сейчас показатель нашего фонда составляет 6,1%. Если не наступит обвала в банковской системе, ниже 5% показатель не опустится. Придание АСВ функции финансового оздоровления будет способствовать тому, чтобы обвал не наступил.

— В связи с деятельностью АСВ по финансовому оздоровлению банков могут начаться обращения в суд?

— Обязательно. Споры у нас могут возникнуть в первую очередь с прежними собственниками банка, особенно в случае списания Центробанком утраченного капитала банка. Мы готовы будем доказывать в суде правильность примененных процедур. Возможны и споры с частью кредиторов. Мы и в АРКО сталкивались с исками вкладчиков и других кредиторов, действия которых, кстати, иногда диктовались бывшими собственниками банков.

— Что будет, если суд признает недействительным решение Банка России и АСВ о предотвращении банкротства банка?

— Все будет возвращено в исходное состояние. Мы забираем свои средства из капитала банка, туда возвращается прежний собственник, банк, скорее всего, становится банкротом. Но я убежден, что если дела такие и будут, подобных решений суд не вынесет, поскольку мы сможем доказать правильность наших действий в интересах кредиторов банка.

— АСВ должно будет параллельно заниматься и финансовым оздоровлением, и ликвидацией банков. Не возникнет ли конфликт интересов, когда разные подразделения АСВ, заботясь о своей занятости, поведут «борьбу за клиента» ?

— Я не вижу никакого конфликта интересов. У нас некоммерческая организация, штат 360 сотрудников. Они перегружены и были бы рады, если бы их объем работы уменьшился в два-три раза. При этом необходимости сокращения штатов у нас не возникло бы.

— Будет ли в структуре АСВ создаваться специальное подразделение, занимающееся предотвращением банкротства банков?

— Будет. Все документы для создания нового департамента готовы, направлены членам совета директоров. Я надеюсь, что в ближайшие дни состоится внеочередное заседание совета директоров, которое рассмотрит наши предложения о новой структуре, новой численности и о дополнительных расходах.

— А если возникнут проблемы с подбором инвесторов, а в у правлении АСВ окажется, например, 20 банков?

— В этом случае нам предоставлена возможность набрать дополнительный штат, мы будем отбирать профессионалов. Персонал будет сейчас высвобождаться в некоторых банках в связи с сокращением штатов. Такая же возможность сформировать высококвалифицированную команду была и у АРКО в 1998—1999 годах.

— Тогда в чем интерес АСВ искать инвесторов?

— Банковская деятельность очень рисковая, и зачем нам эти риски брать на себя? В конкурентной среде мы можем не добиться тех успехов, которых бы добились истинные коммерсанты, поэтому мы обязательно будем стараться продавать банки. АРКО прочили, что оно будет всеми силами придерживать банки, оказавшиеся под его управлением. Но ни с одним банком мы не задержались.

— Могут ли появиться недобросовестные инвесторы, которые вначале дестабилизируют ситуацию в банке, а потом выразят желание приобрести обесценившийся актив при финансовой поддержке государства? Есть ли страховка от такого рейдерства за госсчет?

— Как возможную ситуацию исключить это, наверное, нельзя. Но мы представляем себе состояние и банковской системы, и многих конкретных банков — по крайней мере тех, которые вызывают к себе интерес. Мы пользуемся официально публикуемыми данными, взаимодействуем с рынком, знаем, о чем говорит рынок. Кроме того, сам банк, в отношении которого ведется рейдерская атака, достаточно быстро выясняет, кто эту атаку ведет. А значит, и мы от этого банка быстро все узнаем. Мы не будем иметь дела с теми организациями, которые предпринимают попытки рейдерства. Если мы увидим достаточно оснований, чтобы поставить вопрос о возбуждении уголовных дел, мы обязательно это будем делать. И мы не допустим, чтобы недобросовестные организации и люди вдруг оказались инвесторами, которых мы будем финансировать. Я исключаю такую вероятность на 100%.

— Какова ответственность АСВ за подбор инвестора и за то, чтобы не допустить рейдеров в оздоровительную процедуру? Согласовывается ли подбор инвесторов с Банком России?

— Все свои действия мы согласовываем с ЦБ, наши действия осуществляются на основе планов, которые утверждает ЦБ. Банк России передал нам банк ВЕФК, рассмотрев наш план по предотвращению его банкротства и признав его состоятельным. У нас точно такая же ответственность, как у ЦБ: финансовая, если нам будут предъявлены иски и наши действия будут признаны неверными, а также уголовная и, конечно, моральная. Мне совсем не хочется, чтобы я вдруг оказался в роли несостоятельного руководителя.

Стивен Дженнингс, генеральный директор Ренессанс Групп: «Мы не знали, что случится дальше»

— Как Ренессанс Капитал пережил первую волну кризиса?

— Мы оказались на пересечении двух огромных кризисов. Неравная атмосфера на рынке сменилась паникой, российские и западные банки и партнеры начали закрывать свои кредитные линии и уводить активы. Я был уверен, что настало время решительных действий.

В чем я точно был убежден, так это в том, что инвестиционно-банковский сектор уже не будет таким, как прежде. Мы должны были честно сказать себе, что совершенно не представляем, как дальше будут развиваться события. Мы должны были сделать так, чтобы наше финансовое положение оставалось незыблемым. Однако прежние правила игры больше не действовали. Даже Goldman Sachs, чтобы выжить, были вынуждены изменить свою бизнес-модель. Тогда я задумался: если с такими гигантами происходит такое, что тогда будет с нами? В результате мы решили сделать так, чтобы мы были в безопасности при любом развитии событий, чтобы наше финансовое положение перестало проверяться на прочность.

— Какое направление бизнеса Ренессанс Капитала пострадало от нынешнего обвала на рынке больше всего?

— В финансовом плане кризис особо не повлиял на нас. Ренессанс Капитал остается доходной компанией.

Ренессанс Управление инвестициями продолжает управлять активами. Бизнес Ренессанс Кредита стал в этом году одним из самых быстрорастущих в области потребительского кредитования в России. У нас большие инвестиции в страны СНГ и Африку, а этот рынок практически не пострадал от кризиса.

— Вы не слишком оптимистичны ?

— Так и есть. Я уверен, что мы работаем на очень правильных рынках, и у нас очень сильные позиции.

— Как бы то ни было, но я вам не верю.

— У меня нет сомнений в том, что те действия, которые мы предприняли, принесут нам дивиденды в среднесрочной и в долгосрочной перспективе.

— Но ведь, например, рынок IPO и SPO в этом году практически полностью закрыт, и это направление деятельности не принесло никакой прибыли.

— Конечно, определенные потери у нас есть. Но у нас очень диверсифицированный бизнес, который позволяет нам быть прибыльными на разных этапах экономического цикла. Например, в периоды волатильности существенно вырастают доходы от трейдинга, растет спрос на производные инструменты. На мой взгляд, в ближайшее время должна вырасти доходность бизнеса по консультированию сделок М&А. Сейчас в России многие бизнесмены вынуждены продавать свои активы, те, у кого есть ликвидность, их покупают. В результате растет активность на рынке слияний и поглощений, а это очень доходный бизнес для нас. Банк не просто остается доходным, перед ним открываются фантастические перспективы.

— Но есть ведь российские конкуренты, такие как ВТБ-капитал?

— Если вы посмотрите мировые league tables (рейтинги) и сравните показатели нашей работы на рынке М&А, цифры скажут сами за себя.

— На российском рынке основным конкурентом Ренессанс Капитала является Тройка Диалог. Считается, что эта компания основывается в работе больше на личных контактах и знакомствах, а вы работаете по западной корпоративной модели. Какая из этих моделей работает эффективнее?

— Я не считаю, что мы работаем по западной корпоративной модели. Основные наши клиенты и доходы — в России. Я очень уважаю руководство Тройки Диалог, они были и, я уверен, будут очень успешны. Нам важна здоровая конкуренция. Рынок нуждается в сильных игроках, причем не в двух — чем их больше, тем лучше. Москва может претендовать на роль финансовой столицы, а для этого ей необходимо, чтобы здесь было как минимум несколько инвестиционных банков.

— Как в глазах инвесторов изменился российский рынок в свете последних событий?

— В этом году обвалились все развивающиеся рынки, но инвесторы мыслят рационально. Россия — одна из наиболее быстрорастущих экономик в мире, и этот рынок сейчас самый дешевый в мире. Несомненно, когда все успокоится, он вновь начнет расти. В долгосрочной перспективе инвесторы забудут, что произошло осенью 2008 года, и будут думать только о том, смогли они заработать на этой ситуации или нет.

— Какие наиболее негативные сценарии для российского рынка могут наступить в нынешней ситуации?

— Сейчас геополитический баланс сдвигается с Запада на другие части мира, и происходит это очень быстро. Такого не было за последние несколько сотен лет. Американский кризис только подстегнул процесс. Для тех, кто теряет власть, психологически тяжело пережить этот период, особенно если ничего нельзя изменить, и с этим нужно просто смириться. Но в этот период открываются большие возможности, и здравомыслящие западные бизнесмены скоро увидят: Россия сильна и станет еще сильнее. Российский рынок обязательно оправится после этого обвала, вне зависимости от геополитических обстоятельств. Инвесторов не интересует политика — их волнуют только деньги.

— Как вы планируете развивать Ренессанс Капитал в ближайшее время?

— В течение ближайших нескольких недель мы объявим о новых инициативах и новых назначениях в руководстве компании. Мы консолидируем рынок и выходим в новые регионы. Именно сейчас, когда конкуренты слабы, — лучшее время для того, чтобы развиваться и расти.

— Как вы будете расти в период кризиса?

— Я считаю, что в России большой потенциал роста. На мой взгляд, в ближайшие шесть месяцев все очень сильно изменится. Так что я смотрю на рост возможностей в России и СНГ с большим оптимизмом.

Стивен Дженнингс родился 3 августа 1960 года в городе Таранаки, Новая Зеландия. В 1981 году получил степень бакалавра экономики университета Мэсси. В 1983 году окончил университет Окленда со степенью магистра экономики. В 1983—1992 годах работал в новозеландском представительстве Credit Suisse First Boston (CSFB) и казначействе Новой Зеландии, где занимался приватизацией госпредприятий в Новой Зеландии и Австралии. С 1992 года в CSFB в Лондоне, занимался инвестиционно-банковскими и приватизационными сделками в странах Центральной и Восточной Европы. С 1992-го по 1995 год был соруководителем московского представительства банка CSFB. В 1995 году вместе с партнерами Борисом Йорданом, Леонидом Рожецкиным, Ричардом Дитцем и Антоном Кудряшовым основал инвестбанк Ренессанс Капитал.