Крестоносцы, к которым восходит генеалогия нынешних орденских систем, несколько удивились бы самой идее того, что, скажем, орден св. Георгия — русский и ничей еще, орден Почетного легиона — французский и так далее. Рыцари все-таки больше тяготели поначалу к идее общехристианского братства достойнейших, не ограниченного подданством. Появилось потом, правда, и исключение в виде Тевтонского ордена, а позже, когда эпоха крестовых походов стала клониться к закату, свои собственные, внутригосударственные рыцарские ордены стали возникать во многих королевствах (орден Христа в Португалии, Сантьяго в Испании и пр.). Но все равно: когда на излете Средневековья стали появляться уже не ордены, а ордена (нормы русского языка обозначают таким образом разницу между братством монахов или рыцарей и наградой) — еще носящие след всей этой рыцарственной романтики, но уже превратившиеся в знак отличия для высшей знати — интернациональность во многих из них почиталась чем-то абсолютно естественным. Скажем, орден Золотого руна, фактически высшую награду в неформальной иерархии европейских орденов, получали правители самых разных европейских стран.