Вчера спектаклем "Живаго (доктор)" на сцене ДК имени Ленсовета открылись петербургские гастроли Театра на Таганке — первые за прошедшие 18 лет. До 25 января публика увидит еще "Пять рассказов Бабеля", "Бориса Годунова", программы "Памяти Высоцкого" и "В поисках жанра". Вечером в Комитете по культуре мэрии прошла пресс-конференция приехавшего из Израиля Юрия Любимова.
Основную часть пресс-конференции заняли многочисленные воспоминания: о партократах на спектакле "Десять дней, которые потрясли мир", о Фурцевой, которая не пускала Любимова в "Ла Скала", о Брежневе, об архитекторе Полякове, о первой встрече с Олегом Виноградовым в Греции двадцать лет назад, о похоронах Высоцкого, о Немировиче-Данченко и Шостаковиче.
В свои нынешние планы на родине Юрий Любимов посвятил прессу неохотно, упомянув лишь готовящуюся к постановке "Медею" с музыкой Эдисона Денисова (к сожалению, тяжело выздоравливающего после автокатастрофы). Среди очень неясных проектов Любимова значится работа с балетом Мариинского театра: "Видимо, 'Братья Карамазовы', видимо, на музыку Шнитке, но музыки еще нет, а Шнитке, увы, тоже болен".
Информацию о судьбах Таганки и о конфликтах вокруг театра на этой эмоциональной пресс-конференции заменял пафос, звучавший не только во всех высказываниях Любимова, но и в коротких репликах Валерия Золотухина. Последний скреплял слова мэтра зычными "ха!" и "о!", рассказывал о сломанных декорациях к "Гамлету" и объяснял, что успех или провал нынешних гастролей зависит от воли Божьей. Из слов Юрия Любимова можно было понять, что режиссер и актеры недовольны залом ДК имени Ленсовета, в котором пройдут гастроли: трудно монтировать свет, плохая акустика, огромный партер. Видимо, собираясь на гастроли в Петербург после 18-летнего перерыва, Театр на Таганке предпочел заранее не беспокоиться по поводу постановочной рутины и вновь сделал ставку на непреходящую популярность своего диссидентства. Поэтому завуалированное предложение Любимова рассматривать приезд труппы прежде всего как смелую политическую акцию Анатолия Собчака пришлось понять буквально.
Режиссер не стал скрывать того, что свою Таганку он числит умершей, а своевременную смерть любого творческого содружества — будь то театр или оркестр — считает явлением закономерным. "Был театр Таирова, был театр Мейерхольда, был театр Товстоногова", — объяснил мэтр, как бы предлагая журналистам самим продолжить этот список словами "был театр Любимова".
ИННА Ъ-ТКАЧЕНКО