В Театре имени Пушкина состоялась премьера "Принцессы Брамбиллы" Гофмана в постановке известного хореографа Гедрюса Мацкявичюса. Спектакль приурочили к 80-летию со дня основания Камерного театра, некогда игравшего в этом же помещении.
Название юбилейного спектакля выбиралось со значением. "Принцесса Брамбилла", вероятно, должна была стать не просто неожиданным сюрпризом к юбилею, но напоминанием о славных днях и знаком преемственности. Дело в том, что спектакль с таким же названием на сцене Камерного театра был поставлен Александром Таировым в 1920 году. Тогда Таиров осваивал эстетику синтетического театрального представления, а Гофман давал неограниченные — по тем временам — возможности для жанровых экспериментов. Режиссер, по его собственным словам, увлекся в тот период идеей соединить на подмостках "карнавальную арлекинаду и трагикомическую фантасмагорию".
Сегодняшний зритель, заглянувший на премьеру, про арлекинаду и Таирова знать, конечно, не обязан. Но некоторые загадки мемориального спектакля без театроведческой эрудиции все же не разгадать. К примеру, жанр постановки обозначен как "каприччио" — а это не что иное, как отсылка к Таирову, свою "Брамбиллу" называвшему "каприччио во славу Гофмана". Реконструировать спектакль семидесятипятилетней давности в театре Пушкина не стали, и трудно наверняка сказать, почему: от здравого расчета собственных сил или, напротив, из гордости. Но если уж прибегать к музыкальной терминологии, то для нынешней постановки "во славу Таирова" больше подходит слово "какофония".
Режиссер постарался, чтобы зритель ничего не смог разобрать в гофмановском сюжете. Если напряженно продираться сквозь пестрое и беспорядочное мельтешение в двух действиях, смутно проступают контуры романтической истории о карнавальном искривлении пространства, о масках и двойниках, о зазеркалье, вытесняющем реальность. Но кто тут кому двойник, кто кому маска, зачем такому жалкому зазеркалью понадобилась такая суетливая и неорганизованная реальность, остается непроясненным. И это не романтическая туманность, а пробелы в знании сценической грамоты. История измельчена на необязательные и невнятные жесты, нашинкована на неосмысленные слова, утоплена в торопливо приготовленном коктейле из аранжированных популярных мелодий. Публику беспрерывно завлекают калейдоскопом бессмысленных деталей, решительно неспособных сложиться хоть в сколько-нибудь организованный узор. Подобный, как принято писать в театральных рецензиях, "праздник театральности" больше всего напоминает дурное новогоднее представление для детей с приплясами, пробежками, волшебными чудесами и ожиданием Деда Мороза со Снегурочкой, которые все расставят по своим местам и зажгут лампочки на елке.
В вечер памяти Таирова и Камерного театра этот утренник можно показывать только по ошибке. Злой умысел маловероятен — он нуждался бы в более изощренных средствах, а создатели нынешней "Принцессы Брамбиллы" бесхитростны. Они даже вынесли в эпиграф спектакля самую точную отрицательную рецензию на свое творение, найденную у Карло Гоцци: "Целого арсенала нелепостей и чертовщины еще недостаточно, чтобы вдохнуть душу в сказку, если в ней не заложен глубокий смысл, основанный на каком-нибудь философском взгляде на жизнь".
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ