В среду в Центральном доме работников искусств прошел круглый стол на вечную для России тему — "Интеллигенция и власть". Организаторами его выступили клуб "Реалисты" и журнал "Российский обозреватель". Круглый стол, совпавший с усилением интереса интеллигенции и власти друг к другу — что подтверждают недавнее письмо деятелей культуры к президенту, встреча с ним в конце прошлой недели и с министром иностранных дел в начале этой, — вылился в пятичасовой философско-исторический разговор о судьбе новой российской интеллигенции.
В дискуссии участвовало чуть больше 50 человек — от старейшего драматурга, отставного поэта — редактора когда-то модного журнала до шефа газеты духовной оппозиции, лидера некоей гуманитарной партии. На самом деле приглашалось в три раза больше: не пришли Анненский, Доронина, Захаров, Любимов, Меньшов, Мережко, братья Михалковы, Сагалаев, Хмельницкий. Впрочем, собравшихся хватило, чтобы заполнить известный Каминный зал, обеспечить ради объективности профессиональную и идейную репрезентативность отечественной интеллигенции и посчитать диспут состоявшимся.
Хотя вниманию пришедших и были предложены самые разные вдумчиво сформулированные вопросы — "власть как 'инструмент' интеллигенции и интеллигенция как 'инструмент' власти", "корпоративные интересы интеллигенции", "интеллектуальное сдерживание политических структур" и прочие, — единственный вопрос, полностью захвативший созидательно настроенных участников беседы, — что же такое современная интеллигенция? Компилятивный ответ мог бы выглядеть так: это "явление сугубо отечественное", которое "всегда находится между народом (теперь, скорее, населением) и властью", это "жертва и одновременно приведшая к ней причина", но вероятнее всего это не "род деятельности", а "состояние духа". Трудно оспорить хрестоматийное.
Для побывавшей и "приводным ремнем партии", и "главной движущей силой перестройки" интеллигенции наступило время самоопределиться. Что трудно, поскольку ее однородность уже нарушена. Напротив интеллигенции либеральной стоит интеллигенция патриотическая: Чудакова — Синявский, Рязанов — Говорухин, Бакланов — Бондарев. Но в главном она изменилась мало — так же болезненно боится оказаться ненужной, так же доверчива, беспомощна и активна. Только теперь она напоминает о себе в статьях типа "Конец интеллигенции" (со знаком вопроса или многоточием). Она по-прежнему пишет письма власть предержащим от имени "42-х" или "7", но требует продолжения реформ; она даже защищает банкиров и предпринимателей. Отличительная черта интеллигенции сегодня — она пытается быть интегрированной во власть, находясь при этом в оппозиции к ней.
Теперь модно восхищаться дистанцированностью от власти западных интеллектуалов, приводя в пример знаменитый Римский клуб и создающийся по его аналогу Венский, которые умеют влиять на власть, демонстративно чураясь ее. Такого хотела бы и российская интеллигенция. Но власти вспоминают о ней только в самый критический момент, будь то "путч" 91-го, "мятеж" 93-го или очередные парламентские выборы. Многие даже стали шутить, что когда президент собирает интеллигенцию у себя или в Бетховенском зале, это к большим переменам.
Впрочем, взаимоотношения интеллигенции и власти в России походят на затяжной недуг. Возможно, он пройдет, когда в будущем светлом гражданском обществе интеллигентов сменят интеллектуалы. Иное решение собравшимся предложил один не самый яркий писатель: в России нет не только настоящего рынка, но и настоящей власти и настоящей интеллигенции. И странно заботиться о спасении несуществующего.
ЮРАТЕ Ъ-ГУРАУСКАЙТЕ