Русское кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа, что в сорока минутах езды от Парижа, — странное место для начала визита министра иностранных дел, заметит иной педант, следующий букве протокола. Однако в Париже вольны пренебрегать условностями. Да и повод, по которому туда приехал Андрей Козырев, к этому располагает. Козырев первым из российских официальных лиц ступил на землю, где, как прежде говорили в Москве, лежат "не наши" — он открывал памятник Андрею Тарковскому. А вечером во вторник министр беседовал с Франсуа Миттераном. Они сошлись на том, что в новой Европе деления на "своих" и "чужих" быть не должно. Из Парижа передает обозреватель Ъ ГЕОРГИЙ БОВТ.
В Сен-Женевьев-де-Буа собралось человек триста — деятели культуры, священники (владыка Гурий отслужил молебен), дипломаты и представители русской диаспоры в Париже. Козырев произнес вполне прочувствованную речь, а затем зачитал вполне официальное обращение президента России. Потом огласили другое приветствие — Михаила Горбачева. Экс-президент СССР, восстановивший Тарковского в гражданстве, извинялся, что не смог приехать, и напоминал, что он и великий режиссер — люди одного поколения. Чуть поодаль стоял Сергей Кочкин, глава компании "Капитан", — он и оплатил создание памятника (говорили о сумме $150 тысяч). Постояв у могил Зинаиды Серебряковой и Владимира Лосского, Козырев возложил цветы к памятнику Ивану Бунину.
Размышления о превратностях судьбы стали хорошей подготовкой к беседе с Миттераном. Елисейский дворец, где проходила встреча — сочетание уюта и величия. Впрочем, веет и иным — осенью патриарха. Ведь самое позднее в мае Миттеран уйдет, если только болезнь не заставит его сделать это раньше. И этот уход — тема номер один во французской политике. Вывод делается такой: равного Миттерану ни по респектабельности, ни по опыту, ни по величию (иного слова тут не подберешь) не видно.
Какое же значение имеет встреча с уходящим политиком — дань протоколу? И да, и нет. Действительно, Миттеран уходит, но, будучи человеком амбициозным, он хочет оставить след в истории — и след неординарный. Он не заботится о преемнике и демонстративно стоит над партийными дрязгами. Миттеран позволяет разгораться скандалам: например, всплыла история о его незаконнорожденной 20-летней дочери. Он пренебрегает собственным политическим имиджем, признавая, что сотрудничал с вишистами. И дает понять, что он и есть сама история, далекая от идеальной упрощенности.
Уразумев все это, можно заключить, что, подняв в беседе с президентом тему новой Европы, Козырев встретил понимание. Высказанная Миттераном идея поддержать скорейшее и более глубокое вовлечение России в международные организации, в которых она еще не состоит (в Совет Европы, например), не нова. Но Козырев вопрос этот, что называется, заострил: в новой Европе, по его словам, старые схемы себя изжили, нужна "принципиально новая оценка ситуации".
Основной смысл встречи, видимо, в том, что российский министр в беседе с Миттераном обобщил те основные идеи, с которыми он вместе с Борисом Ельциным прибудет на декабрьский будапештский саммит СБСЕ. Движение по старым рельсам, в том числе и институциональным (как напомнил Козырев, НАТО было создано более 40 лет назад; СБСЕ — в 1975 году, то есть в "старой Европе", как выразился министр), может привести к "восстановлению старых и появлению новых разграничительных линий". И собеседники — президент, размышляющий о своем месте в истории, и министр, опасающийся возможного противостояния Москвы с уже расширившимся НАТО, — согласились, что в Будапеште должен быть дан старт процессу разработки новой стратегии для всей Европы.
По мнению Козырева, речь должна идти не о том, "расширять или не расширять НАТО, или как по мелочам улучшить работу СБСЕ, а о том, как выработать стратегию нового типа". Трудно сказать, поймут ли Москву другие собеседники — и в ходе подготовки саммита (сегодня Козырев встречается с коллегами из Франции и Великобритании), и на нем самом. Ведь не все политики озабочены вечными проблемами, многие тяготеют — увы! — к слишком прагматичному мотивированному поведению.