Прошел век, как в Ливадийском дворце окончил жизнь Александр III — последний из немногих русских монархов, умерших своей смертью. "Россию, которую мы потеряли", мы сегодня стремительно обретаем, и русские цари один за другим из почти мифологических фигур превращаются в узнаваемые личности, вызывающие самые злободневные политические аллюзии. Александр Миротворец — не исключение.
Простонародностью жизненного стиля Александр III вызывал чрезвычайные нарекания у современников ("царь-дворник") и ближайших потомков (эпиграмма на памятник царю работы Паоло Трубецкого гласит: "Стоит комод, на комоде бегемот, на бегемоте идиот"). Нынешний президент тоже простонароден, а схожие черты жизненного стиля бросаются в глаза. "Обидные слабости", которым царь-миротворец увлеченно предавался с начальником личной охраны генералом Черевиным, век назад были такой же притчей во языцех, как и нынешние слабости с коллегой Черевина генералом Коржаковым. "Русский стиль" Александра III в точности соответствует столь же бездарному стилю поощряемых президентом РФ художников и архитекторов. Храм Христа Спасителя, накрепко связанный со стилистикой того царствования, вдруг оказался намечен к возрождению как раз в царствование нынешнее. Даже необъяснимая склонность Ельцина к попаданию в транспортные катастрофы имеет аналог — Александр III в сюжете "чудесное спасение царской семьи на станции Борки". Сама духовная атмосфера двух царствований оказывается схожа своей застойностью. Прогрессивная общественность готова хоть сейчас подписаться под блоковским "в те годы дальние, глухие, в сердцах царили сон и мгла", да и вся общественная атмосфера 1994 года пропитана блоковским же: "И встретившись лицом с прохожим, ему бы в рожу наплевал, когда б желания того же в его глазах не прочитал".
Все, впрочем, познается в сравнении. Сон, мгла и желание наплевать в рожу сами по себе не вызывают восторга, однако бомбометательное буйство начала века, смута 1905 года и катастрофа 1917-го заставляют относиться с застойному царствованию с несколько меньшим негодованием. В 1905 году граф Витте на вопрос, как прекратить смуту, указал на портрет Александра III со словами: "Воскресите его". Вероятно, и в дни мировой войны, куда Россия ввязалась ради сербских братьев, многие вспоминали слова царя-миротворца: "За все Балканы я не пожертвую жизнью ни одного русского солдата" (к чему, кстати, сводится и балканская политика Ельцина). Собственно, и сегодня ностальгический стон по "России, которую мы потеряли" реально сводится к призыву воскресить именно Александра III: тихо, сытно, сонно, мордато и пузато, а злая эпитафия Демьяна Бедного "Мой сын и мой отец народом казнены, а я пожал удел бессмертного бесславья" ныне воспринимается скорее как комплимент монарху, в царствование которого народ занимался не цареубийством, но мирным и бесцветным существованием.
Неприятие современниками ни миротворческого царствования, ни ельцинского застоя связано с тем, что интеллигенция обуреваема в основном эстетикой исторического нетерпения — "свергнем могучей рукою гнет вековой навсегда" (см. нынешние призывы Горбачева и Явлинского), что довольно благородно и поэтично, но в быту часто оборачивается несколько менее поэтическими картинами. Значительно реже встречается эстетика исторического созерцания, а только она позволяет обнаружить гармонию в застойном правлении царя и президента — "огромная, как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело". Тяжеловесная страна с периодической неизбежностью нуждается в тяжеловесном царе, обеспечивающем ей столь же тяжеловесный отдых, но поскольку в тяжеловесной стране живет быстроумная и легкокрылая интеллигенция, достоинства этого отдыха ей вполне чужды, и оценить их она оказывается в состоянии лишь век спустя.
Тем не менее если не благожелательное, то хотя бы объективистское отношение к Александру III, явленное к столетию со дня его кончины, внушает известную надежду. В обществе происходит не то чтобы обожествление былых монархов, но по крайней мере в них перестают видеть галерею дегенератов из "Русской истории в самом кратком очерке" проф. М. Н. Покровского. Возможно, со временем, нимало не обожествляя своих правителей, общественность все же отучится видеть в них извергов естества и даже осознает неизбежное различие между царем земным и Царем Небесным.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ