Юбилей Майи Туровской не могут не отметить ее коллеги, хотя годовщины критиков праздновать как-то не принято.
Звезды литературной, театральной и кинокритики сегодня особенно остро должны ощущать исчезновение театрального, литературного и кинопроцесса в традиционном смысле слова. Если он еще и теплится, то критика отказалась от прежней миссии — "поддерживать огонь в печке", равно как и от других — "оценивать", "направлять", "определять критерии". Политическая и моральная ангажированность шестидесятников видимо преодолена, новые же вспышки общественного интереса к какому-либо явлению носят скорее иррациональный характер. Если публика к кому и прислушивается — то к имиджмейкерам и к модельерам. Похоже, что критика как таковая становится "уходящей натурой".
Но как ни странно, "имидж Майи Туровской", созданный прежде всего ею самою, а также временем и средой, пережил и время, и среду и воспринимается вполне актуально. Причем, Майя Иосифовна для этого, кажется, палец о палец не ударила, избегая увлечения как миром политики, так и миром бизнеса, погубившего не одну художественную репутацию. Зато выяснилось, что накопленный ею капитал идей способен приносить сегодня изрядную творческую прибыль. Например, давнее участие (вместе с Юрием Ханютиным) в работе над роммовским "Обыкновенным фашизмом" откликнулось одной из первых умных перестроечных акций — разработкой показанных в Москве программ тоталитарного кино (параллельно — советского и немецкого). А кропотливый труд над книгой о Брехте, предпринятый в разгар застоя, позволил лучше оценить впоследствии проблему массовых предпочтений и массового вкуса — краеугольную для современного искусства.
Можно долго перечислять явления, введенные Туровской в наш киноконтекст и в нем осмысленные — от фильмов Антониони до работ Вальтера Беньямина об "уникальном и тиражированном". Отдельно стоит упомянуть книгу "Герои безгеройного времени" — о превращающейся в миф реальности, попавшей в обиход масс-медиа. Написанная в жанре заметок о неканонических жанрах, книга эта сама ломала канон: она встала в ряд тех, кто ввел в сферу исследования наряду с высокими эстетическими материями "низкие" жанры литературы и кино, светскую и криминальную хронику, "бабочек безумных и эксцентричных 60-х годов" — от Жаклин Кеннеди до Романа Полянского. И по своему стилю — остраненно холодноватому, но не сухому, с эмоциональными вкраплениями, но без манерности — Туровская оказалась не в потоке, а впереди своего времени.
При всей любви Туровской к коллажным структурам, реальность культуры оставалась для нее всегда единой. "Мир, расколотый надвое" она сумела увидеть не только в "Ивановом детстве" Андрея Тарковского, но и в михалковской "Неоконченной пьесе", и во множестве чеховских постановок, и в спектаклях по Теннесси Уильямсу, и в актерской судьбе, ставшей основой "документального романа" о Бабановой. Последняя книга — самое крупное из сделанного Туровской на сегодняшний день — меж тем лишь часть большого проекта, которому только предстоит осуществиться.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ