В театральном Центре имени Ермоловой состоялась премьера спектакля по водевилям Антона Чехова "Свадьба" и "Юбилей". Это первая постановка, которую Алексей Левинский выпустил в новом для себя качестве и. о. главного режиссера центра.
Должностная приставка к фамилии ничего не изменила в режиссерских принципах Левинского. Получив в распоряжение театр, он продолжает ставить в малом зале камерные спектакли, не сверяясь с веяниями театральной моды, не размахивая руками, мало заботясь о шумной рекламе, а полагаясь исключительно на собственную интуицию. На этот раз она подсказала Левинскому перечитать чеховские водевили, — а даже в угаре нынешнего чеховского бума о них, кажется, никто всерьез не вспоминал (если не считать шуточно-опереточную версию "Предложения" под названием "А чой-то ты во фраке?").
У Левинского водевили разыгрываются в пространстве, из которого будто выкачали воздух. Чеховские персонажи здесь — люди, которые задохнулись, но не умерли, а по странной прихоти судьбы остались существовать в среде, одновременно лишенной и жизни, и смерти. Художник Виктор Архипов придумал внятную метафору этого состояния: роскошные яства и бутылки на свадебном столе, как и стулья вокруг него, густо покрыты золотой краской, гости, усевшись вокруг несъедобных угощений, исступленно звенят приборами и тычутся в отсутствующие тарелки. В каждом из героев живет какая-то мертвящая, жуткая ложь муляжа, словно подпитывающаяся время от времени заливающим крохотную сцену замогильным голубоватым светом. У невесты то и дело как бы соскакивает внутренний завод, и она повторяет одни и те же фразы. При этом актеры вовсе не изображают кукол, страшноватая механистичность неуловимо проступает откуда-то изнутри. Омертвевшая оболочка жизни играет в жизнь, прилежность жизнеподражания и странная настороженность выдает в героях оборотней.
Холодная ирония Левинского отдает весь этот осторожный полубалаган во власть живенького сморчка-"генерала" — его морская терминология вводит свадебных зомби в такой гипнотический транс, что они покорно изображают бурное море, зеркально меняясь местами за столом. Так же переворачивается и люстра из "Свадьбы", превращаясь в кадку с позолоченным деревом для "Юбилея". Левинский словно вносит в игровое пространство невидимые зеркала, заставляя искать смысл и логику во внезапных отражениях. Таким зеркалом между двумя водевилями становятся безмолвная интермедия: занавес неожиданно открывается специально для того, чтобы зрители могли увидеть процедуру перемены декораций.
Свадьбу захлестнула морская стихия, а юбилей банка сорвали женщины. Женоненавистничество Хирина оказалось не пустой причудой бирюка. Шипучина и вправду здесь похожа на вампиршу, приставучая Мерчуткина в буквальном смысле показала звериный оскал, а когда белым призраком внезапно влетела, кружась в бессознательном танце, невеста из "Свадьбы", ведьминский шабаш разыгрался не на шутку.
Казалось бы, права отцовства на абсурдистскую драму давно закреплены за Чеховым-драматургом. Но они негласно распространялись только на Чехова позднего. Теперь, вслед за многими предшественниками, видевшими великие чеховские пьесы абсурдистскими симфониями, Левинский поставил хрестоматийные, растасканные на цитаты водевили как абсурдистские каприччио. Расчетливое отстранение не вытеснило сатиру и смех — спектакль получился очень смешной — но расставило другие акценты. И текст спектакля при этом остался не просто грамотным, но приоткрыл неожиданные тайны текста авторского. Так когда-то оказался откровением знаменитый фильм "Свадьба", собравший созвездие великих актеров-эксцентриков.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ