В сегодняшней программе телеканала "Останкино" — "Соломенные псы" (Straw Dogs) Сэма Пекинпа. После "Побега" и "Уикэнда Остермана" это уже третья показанная по нашему телевидению картина режиссера, о котором еще десять лет назад у нас писали не иначе как о "певце насилия". В те времена так называли многих, однако в случае Пекинпа это чистая правда. И "Соломенные псы", которых мы будем смотреть сегодня вечером, соединяют в себе черты абсолютного киношедевра с безнравственной философией его автора.
Согласно Сэму Пекинпа, навязанные цивилизацией правила хороши лишь до поры. Героем и человеком может называться лишь тот, кто вовремя не побоялся от них отказаться. Вот почему в фильмах Пекинпа с легкостью предают и стреляют в спину. А всякое нравственное колебание всего лишь позволяет противнику первым нажать на курок.
Лучшие фильмы Пекинпа — антивестерн "Дикая банда", криминальный триллер "Побег" и психодрама "Соломенные псы" появились на рубеже 70-х. Уроженец крайнего американского Запада, режиссер сам славился крутым и неуживчивым нравом и утверждал, что знает своих бешеных героев не понаслышке. Продюсеры не раз отбирали у него отснятый материал, цензоры безжалостно резали и перемонтировали уже готовые фильмы. Пекинпа умер в декабре 1984, не дожив двух месяцев до шестидесятилетия, по одной из версий, окончательно развалив свою печень алкоголем. О нем постарались забыть. Прямое тому доказательство — прошлогодний римейк "Побега", переснятый Роджером Дональдсоном столь буквально, что недвусмысленно обнаруживается расчет на незнакомство зрителей с первоисточником. По-настоящему Пекинпа помнили разве что феминистки, до сих пор проклинающие его за агрессивный мужской шовинизм.
В отличие от европейских коллег, не чуждых анархическим интеллигентским забавам, американец Пекинпа редко унижался до заигрывания с мифами. Он высказывался о жизни прямо, что, вкупе с блестящей режиссерской техникой, делает его фильмы еще более безнравственными, поскольку художественно удостоверяет их зверскую мораль. Что бы не снимал Пекинпа — уголовную разборку, как в "Побеге", похождения торговцев оружием, как в "Дикой банде" или Вторую мировую войну, показанную глазами фашистского унтера ("Штайнер — железный крест"), — он неизменно оставался собой. Только жизнь как завораживающее приключение, полное куража и кровавой потехи, была для него настоящей жизнью. Подобно другому великому "киноморалисту" и женоненавистнику Альфреду Хичкоку, он умудрялся высвечивать самые сокровенные глубины человеческой натуры. Его варварское видение оборачивалось непредсказуемыми обертонами, а культ грубости — неожиданной тонкостью.
В "Соломенных псах" это проявилось, может быть, наиболее полно. При всем ужасе и свинстве этой псевдоморальной басни, иначе как изящной ее не назовешь. Дастин Хоффман сыграл в ней едва ли не лучшую свою роль — американского интеллектуала, приехавшего вместе с юной женой в ее родную английскую деревушку. Традиционные отношения Старого и Нового света поставлены режиссером с ног на голову. Чопорные англичане на поверку оказываются налитыми пивом жлобами, а грубый янки — щуплым очкариком, увлеченным математическими абстракциями куда больше, чем прелестями супруги. По праву сильного женщина должна принадлежать не ему. Деревенские самцы начинают изощренную травлю. Назревает столь любимая Пекинпа коллизия, выйти из которой можно, лишь погибнув самому или убив обидчика.
Спустя год после "Псов", Пекинпа проиграет схожую ситуацию. С той лишь разницей, что уступив свою самку сильному, один из персонажей "Побега" в конце концов повесится в сортире. Очкарик Хоффмана оказывается покрепче. Вступившись за местного дурачка, обвиненного в убийстве, он объявляет свою собственную войну и, проявляя чудеса изобретательности, расправляется с соперниками. Внешне его мотивы бессмысленны, однако, приняв сторону слабого, он по существу мстит за себя, постепенно входя во вкус. Указующий перст Пекинпа, впрочем, направлен не столько на него, сколько в сторону зрителя, сопереживавшего "жертве" и воспринимающего выпущенные мозги и перебитые суставы как торжество справедливости.
В финале герой увозит присмиревшую жену с места побоища. На его лице блуждает рассеянная улыбка. Комментируя эти кадры, американский критик Дэвид Денби патетически восклицал: "Неужели можно убить несколько человек и не поплатиться за это своей психикой?" Пекинпа считал, что можно. И даже нужно. И подтверждал это всей силой своего дара, осенившего одну из самых блестящих и самых отвратительных авторских манер во всей истории мирового кино.
СЕРГЕЙ Ъ-ДОБРОТВОРСКИЙ