Новая и. о. председателя ЦБ Татьяна Парамонова была пророческим образом воспета еще в 60-е годы Александром Галичем, который от имени совершившего адюльтер лирического героя пояснял: "А жена моя, товарищ Парамонова, в это время находилась за границею". Как известно, товарищ Парамонова, будучи начальником и разъезжая в черной "Волге", резко отреагировала на поступок лирического героя, приведя его в партком и подвергнув наказаниям. Если другой и. о., Андрей Вавилов, задумает финансовый адюльтер, товарищ Парамонова на черной "Волге" отвезет его к секретарю парткома тов. Ельцину, и там лирическому герою придется несладко. Соперник же товарища Парамоновой, Борис Федоров, так и не дождался от президента приглашения занять пост председателя ЦБ, хотя Федоров загодя обещал подумать над этим предложением.
Раздумчивость Федорова была бы особенно уместной, если бы он подумал не только о том, занимать ли искомый пост, но и о том, как следует себя вести, чтобы искомое предложение все-таки прозвучало. Между тем в ожидании любезного приглашения любезный финансист указал: "Надо, чтобы президент меньше пил". Хотя не очень понятно зачем, ибо пей — не пей, но все равно "ни один мыслящий человек за него не проголосует. Недавно наш сотрудник ездил в Астрахань. У 40 коллективов однозначная реакция — 'шут гороховый'". При таком необычном сочетании раздумчивости с прямодушием особенно интересно смотрится последняя идея финансиста — "протянуть руку президенту (т. е. шуту гороховому. — Ъ) и посмотреть, как он к этому отнесется". Вероятно, отнесется самым положительным образом: если в понимании Федорова оскорбление словом есть протягивание руки, то конструктивная (или, хуже того, неконструктивная) критика — это уже не меньше, чем оскорбление действием. Поняв, что впредь за словесными поношениями могут последовать увесистые тумаки (а Федоров — человек могучих статей), президент РФ во избежание худшего радостно пожмет протянутую руку.
Готовность к рукопожатию еще усилится, когда президент РФ обратит внимание на опыт предшественников, т. е. на в высшей степени странные взаимоотношения бывшего министра финансов СССР Валентина Павлова с президентом СССР Михаилом Горбачевым. Рассказывая о названном в его честь обмене денег, Павлов отмечает, что Горбачев "день за днем" придерживал уже готовый указ, "и важнейшая информация о намеченной реформе, конечно же, начала просачиваться из-за стен Кремля". Хотя самим обменом сторублевок Павлов остался доволен — "Скажу откровенно: таким итогом можно гордиться!", — поведением Горбачева он недоволен решительно: "Объективно это выглядело прямым вредительством, но, конечно, об истинных причинах промедления я достоверно судить не могу".
Сколь можно понять, Павлов инкриминирует Горбачеву преднамеренное разглашение государственной тайны, т. е. сроков и деталей денежной реформы. Связанная с Павловым днем очередная "загадка XX века" выглядит тем загадочнее, что сама реформа продолжалась три дня начиная с 00 часов 23 января 1991 года, а президент СССР обсуждал с Павловым ее будущие детали "только в феврале 1991 года, когда Горбачев по-настоящему растерялся". Таким образом, Горбачев исхитрился разгласить информацию о предстоящей денежной реформе спустя месяц после ее проведения, а не менее злонравный столичный мэр Попов, хотя все сроки обмена истекли еще 26 января, после этого еще в течение месяца с лишним, до самого "2 марта не давал разрешения банкам развозить деньги по сберкассам". Конечно, известная несуразность наблюдалась и в показаниях Павлова, дававшихся им на раннем (когда еще было страшно) этапе следствия по делу ГКЧП, но тогда премьер изъяснял все проблемы тем, что с 18 августа был беспамятно пьян и не мог осознавать смысла происходящего. Вероятно, и в ходе Павлова дня жизнелюбивый финансист был не совсем здоров, чем и объясняются несообразности его мемуара.
Но павловские странности станут более извинительны, если обратить внимание на то, что любовь к тяжелому машиностроению приводит к не вполне адекватному восприятию не только прошедшего, но даже и настоящего. Ничуть не менее страстный, чем Павлов, любовник тяжелого машиностроения Сергей Глазьев отметил, что "на всех ключевых постах в правительстве находятся представители 'Выбора России'" и что "эта фракция предпримет все, чтобы и на посту председателя ЦБ был их человек".
Фракция взаправду предприняла все, предложив на этот пост двух заядлых гайдаровцев: зампреда ЦБ Дмитрия Тулина и председателя правления банка "Империал" Сергея Игнатьева. Впрочем, если в "Выборе России" состоят Сосковец, Заверюха, генерал Грачев и руководитель аппарата Квасов ("все ключевые посты"), то сомневаться в радикал-демократизме Тулина с Игнатьевым тем более нет никаких оснований. На фоне столь интересных кадровых разысканий роль Глазьева как лидера думской оппозиции наводит на психологические размышления. Нет большой беды в том, что оппозиция объединяется — отчего же единомышленникам этого не сделать? Нет большой беды даже и в том, что лидер оппозиции д-р Глазьев обращается с фактами в манере д-ра Геббельса — многие политики любят врать. Прискорбно скорее то, что Глазьев движим не какими-то политическими целями, но единственно неукротимой ненавистью к правительству и Гайдару. В принципе можно найти общий язык с самым дремучим коммунистом, но возможность как-то договориться с подпольным человеком, который ненавидит других за те гадкие поступки, которые он в отношении их совершает, и чем больше совершает, тем больше ненавидит, представляется нулевой.
Да и вообще старые борцы зачастую проявляют редкостную для молодежи умиротворенность и философичность. Покуда Глазьев переживает радости первой любви со скоковскими товаропроизводителями, бывший налоговый машиностроитель Павлов цинически отмечает, что "федерация товаропроизводителей — это террористическая организация, принудительно навязывающая потребителям товар, не имеющий спроса". Вероятно, юный Павлов усиленно изучал "Капитал" Карла Маркса и усвоил, что товаром изделие делается лишь в недоступный для скоковцев момент купли-продажи, а до того это — лишь омертвленный труд. Глазьев же, подобно прочим завлабам-вундеркиндам, лишь строил графики и писал формулы, а марксистской ученостью брезговал.
Умиротворенностью повеяло и от всегдашнего ельцинского антагониста проф. Исакова. Профессору "не идет из ума фраза", актуальность которой он понял только теперь: "Вы (оппозиция. — Ъ) еще будете защищать Ельцина от хищников, которые в тысячу раз хуже его". В случае с проф. Исаковым фраза оказалась пророческой. Некогда рьяный обличитель президентских слабостей ныне поражается тому, как президенту "не прощают ничего: подробно осветили его 'шалости' в Берлине, раздули, а не замяли эпизод в Шэнноне... Хлесткие удары 'своих' по Ельцину преследуют единственную цель — ударами бича удержать его в прежней колее".
Более цинический наблюдатель предположил бы, что, поскольку Исакову посулили портфель министра юстиции, профессор стал относиться к нынешней власти гораздо мягче. Но, похоже, дело не столько в портфеле, сколько в осознании Исаковым конца прекрасной эпохи. На смену придут либо правые ("хищники, которые в тысячу раз хуже"), которые, усвоив скорбные уроки горбачевского и ельцинского закатов, станут вести себя (хотя бы на первых порах) последовательнее, либо "молодые волки" из оппозиции, которые в отличие от проф. Исакова полностью освободили себя от химеры, именуемой совестью. При любом исходе станет очевидно, что со старым врагом-президентом жилось легче и спокойнее, чем в надвигающемся новом, совсем уже чужом мире.
Глядя на ностальгирующего проф. Исакова, остается позавидовать человеку, который чувствует себя как рыба в воде при любом режиме. Председатель СФ Владимир Шумейко поддержал намеченную на 27 октября профсоюзную акцию всероссийского протеста с такой горячностью, что пораженные вожди профсоюзов искренно дивились и говорили, что уже лет пять не слышали столь лестных слов о профсоюзах.
Общаясь с приводными ремнями партии, Шумейко успешно выступил в роли благочестивого римского сотника, о котором Спаситель сказал: "Истинно, истинно говорю вам: и в Израиле не нашел Я такой веры". Очевидно, что в душе сотника СФ недавно наблюденная им победа добра над злом, духа над материей и материального достатка над богатством идет с совершенно неудержимой силой.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ