Театр имени Станиславского показал премьеру нового спектакля режиссера Владимира Мирзоева. На малой сцене театра в один вечер идут две одноактные пьесы Августа Стриндберга — "Пария" и "Кто сильней?".
"Парию" Мирзоев выпустил еще в конце прошлого сезона, подоспев к проходившей тогда в Москве международной конференции памяти Стриндберга. За лето он поставил вторую пьесу, добавив к паре мужчин-преступников, действующих в "Парии", пару женщин-актрис из "Кто сильней?".
Эти стриндберговские одноактные вещи малоизвестны и в "золотой фонд" одного из отцов "новой драмы" явно не входят. Они больше похожи на драматургические наброски, пробы, в которых автор набивает руку, подбирается к конфликтам и характерам своих главных произведений. Эскизность письма поставленных драм (к "Парии", правда, это определение относится в меньшей степени) была Мирзоеву на руку. Еще по его давним, созданным до отъезда в Канаду, спектаклям в "Творческих мастерских" (кстати, среди них была "Фрекен Жюли" Стриндберга) было очевидно, что режиссера волнуют не слова и сюжеты, а состояния — причем не героев, а как бы всего действия в целом, — и смена этих состояний, их цвета, вкуса, запаха. За прошедшие годы режиссерская манера Мирзоева сделалась строже, вывереннее, потеряв размах, она стала лаконичнее и, насколько это вообще возможно, тверже.
Спектакль идет в репетиционном зале, оборудованном еще и для занятий танцами: две зеркальные стены, вдоль них балетный станок. Отражения множатся в расставленных по полу зеркальных пирамидах, которые выглядят причудливыми, безымянными памятниками в изголовьях нескольких могильных клумб-прямоугольников.
В пьесе с прямо поставленным в названии главным стриндберговским вопросом "Кто сильней?" действуют две актрисы — замужняя и незамужняя. Первая мучима жаждой ревности, страхом измены мужа и собственным влечением к партнерше (легкий намек на однополую любовь читается и в "Парии"). Вторая играет, кажется, ожившую иллюстрацию пресловутого стриндберговского "женоненавистничества" — судорожную истеричку, подвижную и ненасытную. Зеркала здесь задернуты легкими занавесами, а пирамиды поворачиваются черными гранями.
Такие же безымянные герои "Парии", названные буквами Х и Y, ведут диалог о собственных преступлениях. В обмен на признание одного в подлоге второй признается в ненаказанном убийстве. Стриндберг разыгрывает схватку психических комплексов, непримиримую борьбу, в которой кто-то один должен победить. У Мирзоева этот поединок будто вязнет в тягучей режиссерской композиции, в намеренной нечеткости речи героев, мающихся в зеркальной клетке. Боязнь отражения преследует и мучает их, а диалог сливается в монолог бормочущего, распадающегося сознания. Плавное томительное действие прерывается неожиданным остранением: герои склоняются над одной из могильных плит — стендом с выцветшими фотографиями спектаклей театра Станиславского — и, вспоминая названия, опознают лица актеров.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ