Вчера в Москву вернулись участники III Биеннале графики "Калининград — Кенигсберг-94", удостоенные гран-при, медалей и премий. О ходе проведения и результатах этого едва ли не последнего общереспубликанского мероприятия рассказывает художественный критик ГАЛИНА Ъ-ЕЛЬШЕВСКАЯ.
"Биеннале" — не русское слово, да и инициативы "видовых" конкурсов изобразительного искусства традиционно принадлежали странам Европы, и скорее даже Восточной, чем Западной.
Наверное, не случайно в России подобная идея возникла и осуществилась именно в Калининграде (он же Кенигсберг) — в городе со странным геополитическим статусом и странным же образом, где немецкая архитектура служит фоном для памятников отечественным вождям, где до сих пор висят транспаранты "Слава советскому народу!". Однако новая реклама независимо от содержания уже тяготеет к готическому шрифту, и автомобилисты, как в Европе, пропускают пешехода.
В 1990 году несколько энтузиастов из только что открытой картинной галереи устроили I Биеннале станковой графики. Было решено, что работы, победившие в конкурсе, сделаются основой музейной коллекции. С тех пор конкурс проводился лишь один раз, но сейчас, на III Международной биеннале "Калининград — Кенигсберг-94", прогресс в организации очевиден: отбор стал жестче (из более чем тысячи присланных вещей экспонировано около двухсот), много лучше выполнен каталог. Новое слово "международная" означает присутствие художников бывшего Союза (из Белоруссии, Украины, Молдавии и Литвы), которые в большинстве своем и прежде, еще не сделавшись иностранцами, в калининградских биеннале участвовали.
Впрочем, собственно Россия (от столицы до Сибири) и ближнее зарубежье образовали в этих залах единое пространство графики. Мастеровитой, виртуозной, технологически разнообразной. Такое впечатление, что в эпоху всеобщего размывания межвидовых границ в искусстве графика сосредотачивается как раз на сохранении чистоты "вида", на культивировании "цеховых секретов" (и затея с биеннале как раз призвана, кроме всего прочего, поддержать подобный консерватизм). Однако, как кажется, этого недостаточно. Случайность результатов отражает гадательность метода: абстракция — сложнейшая форма изобразительного высказывания — при подходе чисто формальном превращается в беспредметную "попсу", в необязательный эстамп, в лучшем случае способный украсить интерьер.
Таких эстампов на выставке было немало, несмотря на то что сотрудники галереи проделали огромную работу по "отбраковке" худших образцов графического салона. К сожалению, дух салона все же присутствовал. Хотя не больше, чем это имеет место на подобных же биеннале в Любляне или Варне. Ориентация на очень средний среднеевропейский уровень очевидна.
Жюри конкурса, выбранное по принципу всеобщего представительства (двое москвичей, по одному эксперту от Санкт-Петербурга, Калининграда и Нижнего Тагила: трое искусствоведов, два художника), внятно выразило свое отношение к этому уровню. Выделение семерых лауреатов, очевидно, не имело целью поощрить одну тенденцию в ущерб другим (общности в списке не наблюдалось), но, скорее, означало некий жест против разномастного салона. При этом к неудовольствию съехавшейся отовсюду публики оказался нарушен негласный принцип региональной раздачи "всем сестрам по серьгам". Абсолютная победа московских художников показалась странной. Не утешило ни количество специальных дипломов, которыми были отмечены графики из Курска, Нижнего Тагила, Томска, Харькова, Клайпеды, Львова, Санкт-Петербурга, Калининграда и других городов, ни присуждение первой премии в разделе тиражной графики Леониду Пелиху (Орск, Оренбургская обл.). Даже присуждение гран-при Владимиру Наседкину из Нижнего Тагила не сбалансировало ситуацию. Напротив, главная награда вызвала наибольшее количество недоумений, ибо отмеченными оказались минималистские абстракции, ни в коей мере не "репрезентативные" и большинством зрителей, вероятно, попросту не замеченные.
Конечно, благое намерение судить не по именам, а лишь по самим вещам не всегда осуществимо: в случае с художниками известными (даже если их работы до открытия выставки висят, как положено, без этикеток) срабатывает аура общего представления. В награждении Владимира Наседкина — при том, что его гравюры были действительно очень высокого качества — побочные обстоятельства все-таки сыграли свою роль. Например, жюри не могло не отдать должное тому факту, что именно благодаря ему Нижний Тагил всерьез обозначился на художественной карте страны в качестве своеобразного "города мастеров" (почти все тамошние графики, приславшие вещи на конкурс, в той или иной мере являются его учениками). Но теперь Наседкин в основном работает в Москве и, стало быть, представляет родную провинцию лишь номинально. Быть может, столичные импульсы и сама открытость столичной жизни действительно позволяют не поддаться нивелирующим тенденциям и групповым пристрастиям, проявить индивидуальность хотя бы в виде осознанного выбора.
Об амплитуде возможного выбора косвенно напоминали персональные экспозиции, сопровождавшие конкурсную программу. Выставка Натальи Синевой, обладательницы гран-при прошлой биеннале; выставка немецкого художника Пауля Вундерлиха — рисовальщика блестящего, знаменитого и являющего своим искусством некий экстракт "высокого салона"; наконец, выставка московского графика Валерия Орлова, чьи собственноручно отлитые "бумаги" могли бы стать некоторым камертоном для художников, озабоченных проблемами формы и фактуры. Подобный аккорд существен в оркестре биеннале. Он свидетельствует о намерениях устроителей, которым вскоре предстоит работать над составом следующей биеннале.