Гениальное разорение

30 лет назад в США был принят Акт о банкротствах — закон, который стал образцом для многих стран мира, включая Россию. Этот закон покончил со старым представлением о банкротстве как о конце предпринимательской карьеры и личном разорении. Именно этот закон следует благодарить за то, что сегодня число невозвращенных кредитов превысило все мыслимые нормы. Впрочем, облегчать участь злостных неплательщиков начали задолго до 1978 года.

Человек, изобретший доллар

Стук молотка аукциониста — и вот ваши семейные реликвии больше вам не принадлежат, равно как и ваш дом, и прочее ваше имущество. От такого видения состоятельные люди просыпались в холодном поту в течение нескольких столетий. Призрак банкротства всегда маячил на горизонте у тех, кто посвятил себя бизнесу, поскольку бизнес во все времена был занятием весьма рискованным. В Европе банкротства были известны еще со Средних веков, и наблюдать их приходилось каждому новому поколению предпринимателей. Но особенный ужас у современников вызывали случаи, когда о своей несостоятельности объявляла крупная фирма, в надежности которой ранее никто не сомневался, или же кто-то из знаменитостей, от кого никто подобного не ожидал. Такие банкротства неизбежно сопровождались грандиозным скандалом, часто вели за собой серию других банкротств и надолго запоминались.

В настоящее время в большинстве стран мира под банкротством понимают защиту должника от кредиторов, которая позволяет объявившему о своей несостоятельности начать жизнь с чистого листа. Но так было не всегда. Первые законы о банкротстве имели целью устрашить злостных неплательщиков и по возможности компенсировать заимодавцам убытки, так что ни о каком чистом листе и речи быть не могло. Напротив, разорившемуся приходилось пройти через все муки ада.

Одним из первых знаменитых банкротств, глубоко потрясших современников, было разорение Роберта Морриса — одного из отцов-основателей США, который поставил подпись под Декларацией независимости и первым начал использовать символ, известный ныне как знак доллара. На момент создания США Моррис был одним из самых богатых граждан нового государства. Он унаследовал немалое состояние от отца, известного чаеторговца, и приумножил его, успешно торгуя рабами и занимаясь банковским делом. Моррис активно поддержал американскую революцию и не прогадал. Он вооружил несколько кораблей, которые занимались пиратством в английских водах, и все награбленное доставалось ему. Прочие военные трофеи также стекались в его руки, так что состояние отца-основателя стремительно росло. Неудивительно поэтому, что Моррис сделал все, чтобы армия Джорджа Вашингтона одержала победу. После серии поражений революционные войска были на грани полного распада, и спасли их деньги Морриса. Предприниматель потратил более $1,4 млн личных средств на продовольствие и амуницию для армии Вашингтона, а солдаты получали жалованье облигациями с его подписью.

После войны Моррис считался образцовым американским предпринимателем. Он основал первый в Америке железопрокатный завод, выращивал в оранжереях экзотические фрукты, строил каналы — словом, всюду успевал и всюду имел свою выгоду. Однако коммерческое счастье переменчиво. Моррис начал скупать земли в сельской местности и за короткий срок приобрел порядка 24 тыс. кв. км. Он ожидал займа из Голландии, чтобы начать обработку своих земель, но деньги так и не пришли, поскольку в Амстердам вошли войска революционной Франции. Земельные активы оказались мертвым грузом, а кредиторы между тем требовали свои проценты. Моррис пробовал сбежать от своих заимодавцев и спрятался в далеком особняке, но вскоре был арестован. В феврале 1798 года финансист Вашингтона оказался в долговой тюрьме. Тут-то Моррису и пришлось пожалеть о своих революционных подвигах. Дело в том, что в Англии к тому времени к должникам относились куда гуманнее. Прежде чем бросить человека в долговую яму, ему давали возможность достичь договоренности с кредиторами, ему позволяли встать на ноги и затем уже начать выплату долгов. Но в независимой Америке продолжали действовать устаревшие законы, бравшие начало в английском законодательстве XVI века, согласно которым всякий, кто не может заплатить все и сразу, должен отправляться за решетку. Жестокость американских законов доходила до абсурда. Одновременно с Моррисом в вашингтонской тюрьме содержался некий Чарльз Нил, чья задолженность составляла всего $1,68. Тем более не пощадили Морриса, который задолжал несколько сотен тысяч долларов. "Мне могли бы дать возможность уладить дело миром,— писал отец-основатель из камеры,— но вместо этого меня внезапно схватили, не дав мне на размышления ни единой секунды, и бросили в тюрьму".

Заключение Морриса вызвало шок у современников и имело далеко идущие последствия. В ту пору многие понимали, что в законодательстве нужно срочно что-то менять. Один из современников писал о системе долговых тюрем: "Бесполезно сохранять институт, который, как показывает опыт, совершенно неэффективен. Мы посылаем в тюрьму одно поколение должников за другим, но не видно, чтобы их число уменьшалось". Кампанию за облегчение участи банкротов финансировали сами должники. По тогдашним правилам, обыкновенных заключенных содержало государство, а обитатели долговых ям должны были сами оплачивать свое заключение. Как следствие, заключенные банкроты имели связь с волей, и те, кто был побогаче, могли косвенно участвовать в общественной жизни, проплачивая нужные статьи, поддерживая контакты с нужными политиками и т. п. Более того, в те годы на территории Соединенных Штатов существовала еще одна республика — республика должников. Сидельцы долговых ям организовали собственные органы власти, которые разрешали тюремные споры, а также лоббировали интересы банкротов вне тюремных стен.

После заточения Морриса голос финансово несостоятельных был наконец услышан. Дело в том, что земельными спекуляциями в ту пору занимался не один Моррис, и не он один оказался по уши в долгах. Под угрозой банкротства оказались несколько влиятельных конгрессменов и даже верховный судья Джеймс Вильсон. Пример Морриса, который в одночасье превратился из национального героя в заключенного, многих напугал, и в результате уже в 1800 году конгресс принял первый в американской истории федеральный закон о банкротствах, который разрешал списание некоторой части долга, если заемщик будет признан несостоятельным. В законе, правда, была прописана только процедура принудительного банкротства, то есть сам должник не мог провозгласить себя банкротом, это мог сделать только его кредитор. Но этого было достаточно для того, чтобы многие банкроты сумели выйти на волю, ведь часть долга была с них списана. Вышел на свободу и Моррис. С тех пор законодательство о банкротствах становилось все более благосклонным к должникам, и причина тому была достаточно проста: богатые и влиятельные члены общества знали, что однажды печальная участь банкрота может постигнуть их самих, а потому старались заранее подстраховаться.

Деньги генерала Гранта

В XIX веке банкротства крупных фирм случались не слишком часто, чего не скажешь о личных банкротствах. Наибольшего внимания общественности удостаивались случаи, когда банкротом становился человек, от которого этого никак не ожидали. Так, например, в 1872 году весь Лондон судачил о внезапном разорении виконта Паркера, который взял в долг £12,5 тыс., а когда пришел час расплаты, сел на корабль и начал кружить по Мировому океану, стараясь как можно реже приставать к берегу. Кредиторы не стали ловить виконта, а вместо этого через суд признали его банкротом и распродали его имущество.

Самым громким личным банкротством XIX века, пожалуй, было разорение генерала Улисса Гранта, бывшего президента США и героя войны Севера с Югом. В 1881-м экс-президент по совету сына Улисса-младшего вложил все свои сбережения в бизнес финансиста Фердинанда Уорда, прозванного на Уолл-стрит "молодым Наполеоном". Была создана инвестиционная компания Grant & Ward, причем Грант уговорил многих своих друзей и однополчан вложиться в это предприятие. Поначалу дела шли отменно, и генерал наслаждался жизнью в роскошном нью-йоркском особняке. Между тем вся гениальность "молодого Наполеона" заключалась в том, чтобы выплачивать дивиденды за счет денег, полученных за счет торговли акциями. Никаких инвестиций Grant & Ward не делала, а деньги, вложенные Грантом и его друзьями, шли на поддержание роскошного образа жизни Фердинанда Уорда. Наконец, в 1884 году Уорд явился к Гранту и попросил денег на решение "временных трудностей". Грант отправился к своему другу железнодорожному магнату Уильяму Вандербильту и попросил $150 тыс. Вандербильт дал денег, но уже через несколько дней ни этих денег, ни Фердинанда Уорда сыскать было невозможно. Фирма лопнула, а бывший президент остался без гроша. Уорда потом поймали и посадили в тюрьму Синг-Синг, но Гранту было от этого не легче. Он отдал Вандербильту всю личную собственность, включая документы и награды времен войны. Вандербильт награды не взял, но, кроме этого, у Гранта ничего не осталось. К тому же у генерала начался рак горла, и он знал, что его дни сочтены. Последний год своей жизни он лихорадочно дописывал мемуары, которые должны были хоть как-то поддержать его семью после его смерти. Грант умер в 1885 году, так и не оправившись от своей финансовой катастрофы.

Примечательно, что издателя его мемуаров ждала похожая судьба. Марк Твен, который в те годы был почти так же популярен, как и сам Грант, начал собственное издательское дело, но прогорел, вложившись в создание усовершенствованного печатного станка. Станок так никогда и не был доведен до ума, и Марк Твен в 1894 году стал банкротом. Словом, банкротство подстерегало любого, будь то аристократ, политик или знаменитый писатель, но при этом никто больше не попадал в тюрьму, кроме разве что откровенных мошенников вроде Фердинанда Уорда. В большинстве штатов США в долговую тюрьму перестали бросать уже в 1833 году, в Англии — в 1869-м, а вскоре и в остальных странах Европы. Причина такого гуманизма была все та же: поскольку в обществе, основанном на коммерции, на месте банкрота мог оказаться любой, участь должника старались максимально облегчить.

Удавалось избежать тюрьмы даже людям, по чьей вине тысячи инвесторов превращались в обманутых вкладчиков. Их защищали законы об акционерных обществах с ограниченной ответственностью, а таких обществ со второй половины XIX века становилось все больше. Благодаря этим законам люди, ставшие виновниками самого грандиозного корпоративного банкротства XIX века, не только не попали в тюрьму, но даже сохранили личное богатство и репутацию.

В 1852 году во Франции банкиры братья Эмиль и Исаак Перейры создали акционерный банк Credit Mobilier. В ту эпоху банки были, как правило, семейными предприятиями, а братья Перейр охотно привлекали капиталы инвесторов, что было довольно необычно. Инвесторы же охотно приобретали акции нового банка, поскольку точно знали, что братьев поддерживает сам император Франции Наполеон III. Эмиль и Исаак Перейры оправдывали доверие императора тем, что активно вкладывали деньги в строительство железных дорог по всей Франции. Надо сказать, это приносило немалую прибыль. Если в 1852 году инвестиции Credit Mobilier составили 60 млн франков, то уже в 1855 году банк получил прибыли на 31 млн франков. Государство тоже не оставалось внакладе, ведь если в 1850 году протяженность железных дорог во Франции составляла 3 тыс. км, через десять лет она достигла уже 16 тыс. км. Кроме того, Перейры охотно финансировали социальные начинания Наполеона III, такие как перестройка Парижа и общественные работы, помогавшие решить проблему безработицы, так что Credit Mobilier оставался любимым детищем режима. Дела банка шли великолепно, пока экономика страны была на подъеме. Но стоило темпам роста замедлиться в 1866 году, как активы банка, состоявшие в значительной степени из акций промышленных и транспортных предприятий, стали стремительно терять свою ценность, поскольку избавиться от таких акций в условиях начавшегося кризиса было практически невозможно. В результате в 1867 году Credit Mobilier лопнул, оставив акционеров ни с чем. Между тем братья Перейр во многом благодаря своей близости к императору почти не пострадали. Более того, оба они продолжили активно заниматься благотворительностью, а Исаак Перейр даже стал кавалером ордена Почетного легиона.

Шведская спичка

С начала ХХ века лицо мировой экономики определяли не семейные предприятия, а корпорации. К тому времени в большинстве развитых стран уже существовали законы об ограниченной ответственности, позволявшие хозяевам корпораций не разоряться вместе с ними. Но некоторые предприниматели предпочитали помещать все личные капиталы в акции своих компаний, что порой приводило их к трагическим последствиям. Именно поэтому два крупнейших банкротства времен Великой депрессии превратились в личную трагедию для двух блестящих и удачливых бизнесменов.

После биржевого краха 1929 года в США уже никто не удивлялся банкротствам, но падение электрической империи Сэмюэла Инсулла стало для американцев настоящим шоком. Молодой английский бухгалтер Инсулл прибыл в Америку в 1881 году. Ранее он работал в лондонском представительстве компании Томаса Эдисона и теперь легко устроился в офис самого Эдисона и вскоре стал личным секретарем и бухгалтером великого изобретателя. В 1889 году он был уже вице-президентом Edison General Electric, ныне известной как General Electric, а в 1892 году стал президентом дочерней Chicago Edison Company. Теперь Инсулл мог действовать самостоятельно. Эдисон не верил в переменный ток, а Инсулл установил в Чикаго гигантский по тем временам генератор переменного тока мощностью 5000 кВт. Он разработал гибкую тарифную сетку, позволявшую крупным потребителям электроэнергии платить меньше, а к тем, кто хотел провести себе электричество, прокладывал кабели бесплатно. Инсулл дал жителям Чикаго дешевое электричество и вскоре смог скупить всех своих конкурентов. В последующие десятилетия империя Инсулла стремительно росла. К концу 1920-х годов его электричество потребляли 5 тыс. населенных пунктов в 32 штатах. Его холдингу Middle West Utilities принадлежали железнодорожные компании, трамвайные линии и множество фирм, не имевших прямой связи с электричеством. Естественно, многие американцы рассматривали компании, входившие в империю Инсулла, как нечто исключительно надежное. К 1932 году более миллиона человек владели акциями компаний Инсулла на сумму, превышавшую $2,6 млрд. Тут-то и случилось то, чего не ждали. С началом депрессии многие люди потеряли работу и стали экономить решительно на всем, не исключая электричество. Закрывавшиеся заводы тоже переставали покупать электричество, грузов и пассажиров на железных дорогах становилось все меньше, и в 1930 году холдинг Инсулла впервые понес убытки. В начале 1932 года империя Инсулла рухнула как карточный домик, а люди, державшие сбережения в его акциях, остались ни с чем. Сам Инсулл остался практически нищим. Опасаясь суда, он бежал в Грецию, а когда его виза закончилась, перебрался в Румынию, а затем и в Турцию. Турки выдали его американским властям, и бывший электрический король предстал перед судом за мошенничество и присвоение денег акционеров. Обвинения, конечно, были с него сняты, ведь Инсулл в результате краха не разбогател, а, наоборот, разорился. После суда экс-миллиардер перебрался во Францию и в июле 1938 года скончался на одной из станций парижского метро. На другие виды транспорта у него уже не было денег.

В том же 1932 году в Европе рухнула империя шведа Ивара Крюгера, которого называли спичечным королем. Семье Крюгера принадлежала небольшая спичечная фабрика, но карьера будущего короля началась не со спичек, а с железобетонных блоков. В 1908 году Крюгер основал строительную фирму Kreuger & Toll, которая впервые в Швеции начала использовать железобетонные конструкции. Но когда на семейной фабрике начались проблемы, Крюгер переключился на спички. К 1917 году он скупил всю спичечную промышленность Швеции, а вскоре начал скупать конкурентов в Норвегии и Финляндии. В 1923 году Крюгер смог создать грандиозную International Match Corporation, то есть Международную спичечную корпорацию, с предприятиями по всему миру. Эта корпорация производила 75% всех спичек планеты, так что деньги капали в карман Ивара Крюгера почти всякий раз, как кто-нибудь прикуривал сигарету. Всего в его империю входило более 200 компаний в Европе и Америке. Его бизнес оценивался в 30 млрд шведских крон, что сегодня соответствует примерно $100 млрд.

Спичечный король жил по-королевски. Ему принадлежало несколько особняков и несколько яхт, на которых он катал звезд тогдашнего кино Мэри Пикфорд и Грету Гарбо. Однако Великая депрессия не обошла стороной и его. Начало депрессии Крюгер воспринял как шанс упрочить свою монополию. Он начал давать крупные кредиты европейским правительствам, выторговывая у них новые льготы. Так, в 1929 году он одолжил Румынии $28 млн в обмен на монополию спичечной торговли. Вскоре, правда, выяснилось, что возвращать кредиты ему никто не собирается, а приобретенные льготы не стоят затраченных сумм. В конце концов, люди экономили теперь даже на спичках, и продажи начали падать. 12 марта 1932 года Ивар Крюгер застрелился в номере парижского отеля. После его смерти выяснилось, что он был фактическим банкротом. Его предприятия стоили меньше, чем он утверждал, долги были огромны, а вместо прибыли имелись колоссальные убытки.

Дважды банкроты

Великие банкротства начала 1930-х годов многому научили и правительства, и самих предпринимателей. В США, например, под впечатлением от краха Инсулла был принят ряд законов, регулировавших торговлю акциями. Стало меняться также отношение к банкротствам. После депрессии деловые круги относились к банкротам без прежнего снобизма, поскольку каждый знал, что от сумы лучше не зарекаться. Некоторым предпринимателям теперь позволялось банкротиться по два раза и больше. Так произошло, например, с германским предпринимателем Гуго Стиннесом-младшим, который развалил семейное дело дважды — в 1925 и 1963 годах. Его отец был воистину легендарной личностью. Начав с угольных шахт и небольших металлургических заводов, старший Гуго Стиннес к концу первой мировой войны был фактическим хозяином экономики Германии. В его империю входило порядка 4,5 тыс. отдельных компаний, работавших в самых разных областях германской экономики. Одних заводов ему принадлежало более 3 тыс., а ведь были еще пароходства, шахты, газеты и многое другое. Всего на предприятиях Стиннеса работало более 600 тыс. человек. Но в апреле 1924 года Стиннес внезапно умер, и его империя перешла в руки его сыновей Гуго-младшего и Отто и стала стремительно распадаться. В 1925 году она была почти полностью распродана банками за долги. Несмотря на крах семейного дела, Гуго Стиннес-младший сумел привлечь американских инвесторов и основать новую компанию — Hugo Stinnes. Ее-то он и обанкротил в 1963 году, когда попытался по примеру отца скупать все понравившиеся компании. Не все приобретенные активы оказались прибыльными, и карьера Стиннеса-младшего закончилась невыплаченным долгом в размере $4,5 млн.

Но самые значительные изменения в мире банкротств произошли в США в 1978 году, когда конгресс принял новый закон о несостоятельности. Он существенно упрощал процедуру банкротства для корпораций, которые теперь могли отделаться от большей части своих долгов ценой реструктуризации. Поскольку в ходе реструктуризации фирма может закрыть нерентабельные производства, сократить штаты без серьезного сопротивления профсоюзов, получить не только отсрочку по долгам, но даже новые кредиты, такое банкротство многими стало рассматриваться как хорошая возможность поправить дела. По словам одного из американских специалистов, "акт 1978 года изменил все": "Раньше корпоративное банкротство было чем-то вроде гетто, которое приличные фирмы обходили десятой дорогой. Банкротство было уделом всякой мелочи... Крупные корпорации не банкротились, в 1970-е годы, например, было только два крупных корпоративных банкротства... Но акт 1978 года сделал банкротства приемлемой практикой. До 1978 года в большинстве крупных фирм не было отдела по банкротствам, а после почти в каждой компании появились группы по банкротствам и реструктуризации".

Процедура личного банкротства тоже упростилась. Более того, закон от 1978 года запрещал дискриминацию при найме на работу лиц, когда-либо объявлявших о своей финансовой несостоятельности. Подобные акты были впоследствии приняты и в других развитых странах, и эра массовых банкротств началась. Количество банкротств стало расти год от года. Если в 1994 году в США имело место 837 797 банкротств, то в 2002-м их было уже 154 7669, а в 2003 году на 100 тыс. больше.

Крупные бизнесмены теперь банкротились с завидной регулярностью. Знаменитый американский миллиардер Дональд Трамп, которому принадлежат несколько казино, банкротился дважды — в 1992 и 2004 годах. Столько же раз банкротилась известная сеть ресторанов Planet Hollywood, имевшая свои заведения во многих городах мира, включая Москву. Сеть была создана в 1991 году Арнольдом Шварценеггером, Брюсом Уиллисом и Сильвестром Сталлоне. Но в 1999 году компания обанкротилась и в соответствии с законом от 1978 года приступила к реструктуризации, то есть закрыла половину своих ресторанов и отказалась от части долгов. Но в 2001 году она вновь обанкротилась, свалив вину на нью-йоркские теракты. И все же Planet Hollywood существует до сих пор и исчезать не собирается. Словом, банкротство теперь влечет за собой тяжелые последствия лишь для откровенных мошенников, каковыми были, например, менеджеры Enron. Сейчас в связи с кризисом платежей, охватившим США, все громче звучат призывы вернуться к прежним временам и даже восстановить долговые тюрьмы. Но вряд ли такое возвращение состоится в обозримом будущем. Уж слишком удобной штукой стали эти банкротства.

Кирилл Новиков

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...