Фестиваль балет
В Гранаде проходит 57-й Международный фестиваль музыки и танца, центральным событием которого стала "Спящая красавица" берлинского Staatsballett в постановке Владимира Малахова, представленная при поддержке фонда Loewe в садах Хенералифе. С места событий — ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Выбор "Спящей красавицы" казался беспроигрышным: Владимир Малахов в своей берлинской постановке перенес действие главного балета Мариуса Петипа в парк при дворце короля Флорестана. В Гранаде же спектакль предстояло играть в настоящем дворцовом парке — садах Хенералифе. В этом раю мавританских халифов устроена главная фестивальная площадка: зал под открытым небом на 1700 человек и сцена, кулисами и задником которой служат стены натуральных кипарисов.
Как ни парадоксально, именно сказочная красота площадки погубила и без того уязвимую "Спящую" Владимира Малахова: на фоне живой природы особенно пошло выглядели чудовищные костюмы и фрагменты декораций художника Валерия Кунгурова. Фантастических фей он облачил в подобие укороченных шлафроков с гигантскими отложными воротниками, украсив их головы затейливыми шляпками с перьями, достойными подружек Элизы Дулитл: руки, шеи и прочие женские прелести оказались наглухо замурованными. У придворных кавалеров буфы чиновничьих зеленых сюртуков поднимались выше ушей. Принц щеголял в небесном фраке с фалдами до колен, пачка принцессы Авроры напоминала гжельское блюдце с синим ободком, король-отец выступал в пухлых лимонных кюлотах, королева в розовом платьице, сужающемся к щиколоткам, смахивала на провинциальную гувернантку. Дворцовые кресла ничем не отличались от круглых сервировочных столиков, укрытых скатертями; подарки фей походили на раскрашенные футбольные мячи — что выглядело даже концептуально, учитывая чемпионат Европы по футболу, увенчавшийся победой Испании.
Но хрестоматийный балет покорежило не только оформление: Владимир Малахов, в противовес господствующей моде на аутентичность, "Спящую красавицу" изрядно подсократил, щадя терпение публики, отвыкшей от монументальных шедевров. Его принципиальную позицию понять можно — так действовали не только советские хореографы, но и сам Сергей Дягилев. Вопрос в том, что именно сокращать.
Арт-директор берлинской труппы пожертвовал одной из главных драгоценностей "Спящей": блистательной кордебалетной сценой нереид, во время которой принцу является видение Авроры. Заодно исчезла и сцена охоты, вместе с ней — и столетний сон принцессы, а с ним — и остатки философии сказки, повествующей о вечном цикле умирания-возрождения. По логике этого спектакля лишь только заснувшую Аврору уложили в какой-то гробик в форме горохового стручка, ее неунывающие родители со свитой бодро удалились за кулисы на перерыв, во время которого деятельные феи и разыскали подходящего жениха.
Таких несообразностей в балете предостаточно. Одна из самых немотивированных затей постановщика — заставить Аврору засыпать-умирать не от традиционного веретена, а от укола шипом розы, что выглядит особо нелепо после адажио с четырьмя кавалерами, задаривавших принцессу розами без всяких последствий для ее здоровья.
Покалеченную "Спящую" возвратили к жизни разве что артисты. Крепкую берлинскую труппу не доконали ни уродливые костюмы, ни сомнительные новшества. Все феи демонстрировали не просто техническую оснащенность, но и ту внятную контрастность вариаций, без которого пролог балета превращается в унылое подобие классического урока. Мужчины — эскорт фей — лихо били антраша и чисто выделывали двойные туры. Принц Дезире (Рональд Савкович) вдохновенно отпрыгал круги жете, правда, засбоил в самый ответственный момент своей вариации, киксанув в перекидных. Принцесса Аврора (Шоко Накамура) была по-японски безупречна: изящно, аккуратно, тщательно она вышивала все положенные па, щегольнув незаурядным апломбом — на одном пуанте в позе attitude балерина готова была стоять хоть минуту, если бы позволила музыка. Арт-директор и по совместительству премьер берлинской труппы Владимир Малахов на сей раз удовольствовался ролью феи Карабос. Эта стильная злодейка с выбеленным лицом одним трагическим жестом длиннопалых рук была способна уничтожить все танцевальные достоинства своих волшебных коллег, однако хореограф Малахов не дал разгуляться Малахову-танцовщику: у феи Карабос оказалось прискорбно мало танцев.
Переполненный нарядный зал внимал берлинской "Спящей" с вежливым почтением, однако реагировал адекватно: горячие аплодисменты сорвали лишь два нетронутых шедевра Мариуса Петипа: адажио Авроры с четырьмя кавалерами и свадебное адажио. Экзотика площадки, обернувшаяся против балета, спасла зрителей — ведь невозможно брюзжать при лунном свете в самых красивых садах мавританской Испании.