Балет
Солист Большого театра японец Морихиро Ивата устроил на сцене Новой оперы вечер балета. Главным событием стала премьера его одноактного балета "Тамаши". Рассказывает МАРИЯ Ъ-СИДЕЛЬНИКОВА.
Творческая судьба крошечного Морихиро Ивата, казалось, была предопределена с того дня, как восемнадцать лет назад он переехал из родной Японии в Москву. Здесь в балетной табели о рангах мужчине небольшого роста (а в то время как раз пошла мода на высоких прим), к тому же не европейцу, вход в классические премьеры был закрыт. Но восточная философия не позволяет подчиняться обстоятельствам и призывает совершенствовать мастерство изо дня в день, чем терпеливо и занимался все эти годы господин Ивата. За тринадцать лет в Большом он как настоящий самурай прошел путь от стажера до первого солиста. Перетанцевал всех шутов, чиполлин и китайских кукол из классического арсенала и делал это так виртуозно и остроумно, как не снилось ни одному рослому премьеру.
Не останавливаясь на достигнутом, господин Ивата взялся за хореографию. Начал с малого — небольших философских этюдов. Так например в "Восхождении на Фудзияму" Морихиро Ивата на своем метафорическом пути к вершине горы то сталкивался с невидимыми препятствиями, то, словно кроткая гейша, приручал воображаемую водичку и приветствовал солнце. Полного безысходности "Узника" исполнил артист Большого театра и любимчик Алексея Ратманского Денис Савин: заключенный метался на подкашивающихся ногах от стенки к стенке, бросался на тюремные решетки, а в финале замирал в беззвучном вопле. Хлебнуть горя сполна выпало и на долю солистки Большого театра Надежды Грачевой. В "Осознании" она была настолько безутешна в своих страданиях, что, казалось, вот-вот ее ладони разорвутся от напряжения, а сердце выскочит из груди.
Неменьший накал страстей, подогреваемый пророческими ударами в барабаны Кодо, присутствовал и в балетной притче "Тамаши" ("Дух"). В основе ее — японская легенда: жители некоего чудесного острова становятся жертвами извержения вулкана, и чтобы богиня Аматэрасу (Нелли Кобахидзе) со своими девами вернула на землю жизнь, старец должен принести в жертву души пяти самураев. Из декораций был задействован только задник — на нем неспешно плескалась вода и садилось красное солнце. В середине балета вместо умиротворяющих картин природы появился огромный иероглиф, обозначающий тот самый "Дух", которому жертвовал человеческие души старец.
Этот наивно-красивый балет был показан полностью впервые, но создан три года назад для экспериментальных "Мастерских новой хореографии" в Большом. Тогда роль мудрого старца Такеро исполнял харизматичный балетный старец Михаил Лавровский. Сам Ивата признается, что был так растроган его танцем, что расплакался. На премьере в Новой опере его заменили на молодого Дениса Савина, поэтому испытать восторга хореографа не довелось, что вполне компенсировал танец самого Морихиро Ивата и солиста Большого театра Вячеслава Лопатина. Вячеслав Лопатин, играя рельефным телом, взлетал в мощных прыжках, заканчивая их в безупречных позах на коленях. Находясь в прекрасной форме, Ивата на радость зрителям изворачивался в сложнейших прыжковых трюках и сумасшедшим волчком крутился по сцене. Ради такого трудолюбия и слезы не жалко.