230 лет назад первый реформатор тюремной системы Джон Говард ввел понятие пенитенциарного, то есть исправительного, учреждения. Говарду удалось убедить современников в том, что человека, совершившего преступление, нужно не мучить, а перевоспитывать. С тех пор сменилось не одно поколение тюремных реформаторов. Одни пытались воздействовать на заключенных пряником, другие — кнутом, однако рецидивистов меньше так и не стало.
Плавучий ад
Большинство людей считают, что тюрьмы существуют почти так же долго, как сами преступления. На самом деле это не так. Конечно, ямы, подземелья, застенки и прочие малоприятные места, где держали пленников или преступников, существовали во все времена, но это были не тюрьмы, а скорее камеры предварительного заключения. В Средние века суды не назначали людям наказание в виде лишения свободы. Наказаниями считались плаха, виселица, изгнание или каторга, но только не тюремный срок. В камерах люди дожидались суда или же, как это бывало с государственными преступниками, заточенными на неопределенный срок, смерти посадившего их монарха.
В Европе XVII-XVIII веков осужденных обычно ждала либо каторга, либо ссылка. Франция, например, отправляла провинившихся в каменоломни Тулона, Англия высылала их в свои американские колонии, а Испания посылала на галеры. Но к концу XVIII века ситуация начала быстро меняться, и быстрее всего это происходило в Англии. Раннее промышленное развитие изрядно обогатило британских предпринимателей, но пустило по миру массы английских крестьян. Города были переполнены нищими озлобленными людьми, которые вставали на путь преступления, приводивший их за решетку. Арестантов было так много, а английское правосудие было таким неспешным, что многим приходилось дожидаться приговора годами. Исполнение приговора тоже часто откладывалось, так что тюрьмы были забиты под завязку. Правительство решило временно размещать приговоренных к высылке в Америку на особых тюремных кораблях, которые швартовались в английских портах. В большинстве случаев это были списанные суда королевского флота, с которых снимались мачты и оснастка. Управление такими плавучими тюрьмами поручалось частным компаниям, которые использовали заключенных на разнообразных портовых работах. Когда же в 1775 году в американских колониях вспыхнула война за независимость, заключенных стало некуда перевозить, и вскоре плавучие тюрьмы оказались переполнены так же, как и сухопутные. Поэтому тюрьмы превратились из временного пристанища в места, где заключенные отбывали весь свой срок. Однако условия тогдашних тюрем были столь ужасными, что общественность решила их реформировать. Так что тюремное реформаторство появилось почти одновременно с самими тюрьмами.
Современники называли тюремные корабли плавучим адом. Джеймс Вокс, заключенный с корабля "Ретрибьюшн", который стоял на Темзе, впоследствии вспоминал: "В плавучем узилище находилось около 600 человек, все с кандалами на руках и ногах, и читатель может вообразить себе тот ужасный эффект, что производили постоянный перезвон цепей, грязь и паразиты, вполне естественные при таком скоплении несчастных узников". Условия содержания были действительно убийственными, поскольку с 1776 по 1795 год из 6 тыс. человек, попавших на тюремные корабли, умерло около 2 тыс. Некоторые заключенные в английских тюрьмах умирали от голода, потому что за пищу и одежду им приходилось платить тюремщикам из собственного кармана. Те, кто не мог работать и не имел друзей и родственников на воле, обычно были обречены.
Слухи об ужасах, царивших на тюремных кораблях, просачивались на волю, и вскоре появились люди, серьезно озабоченные положением дел в местах лишения свободы. Первым человеком, задумавшим реформировать тюрьму, был Джон Говард, богатый джентльмен без определенных занятий. Говард долго не мог найти себе применения. Получив неплохое наследство, он пытался заниматься бизнесом, но это ему быстро наскучило. Семейная жизнь не складывалась — он был женат два раза, и оба раза жены вскоре умирали, как, впрочем, и дети, которых они успевали ему родить. От нечего делать Говард пустился в путешествия, причем тянуло его в места, где случалась какая-нибудь страшная беда. После того как в 1755 году мощное землетрясение разрушило Лиссабон, Говард поехал в Лиссабон; после того как французские солдаты разграбили Ганновер, он поехал в Ганновер. Во время путешествия во Францию Говард был арестован и брошен в тюрьму. Вероятнее всего, он был просто интернирован как подданный державы, с которой Франция в то время вела войну. Говарда вскоре обменяли на пленного французского офицера, но тюрьма произвела на путешественника неизгладимое впечатление.
В 1773 году Говард стал шерифом графства Бедфордшир, где у него было поместье. Должность была скорее почетной, но Говард счел своим долгом проинспектировать местную тюрьму. От увиденного он пришел в ужас: мужчины и женщины содержались вместе, мелкие правонарушители сидели рядом с матерыми уголовниками, повсюду были грязь, крысы и вши. С тех пор Джон Говард принялся колесить по стране, не пропуская ни одной тюрьмы. Он скрупулезно записывал увиденное: "Две грязные комнаты... постели из соломы, превратившейся в труху, полные паразитов, теснота, нет доступа к воде. Мелкие преступники сидят в кандалах, в мой прошлый визит восемь из них были женщины". Побывал он и в плавучем аду, где отметил, что "некоторые заключенные выглядят так, как если бы не мылись по нескольку недель" (а так оно и было). Затем Говард объездил половину Европы, где также неизменно посещал тюрьмы. Кое-где ему даже понравилось. В Риме он видел тюрьму, где мужчины были отделены от женщин, а опасные преступники сидели отдельно от всех остальных. Но особенно ему полюбилась тюрьма в Генте, в которой заключенным запрещалось разговаривать друг с другом. Говард полагал, что в обстановке полной тишины преступник будет чаще думать о Боге и скорее раскается. Позднее это его убеждение было подхвачено другими реформаторами. В 1778 году Говард опубликовал книгу "Состояние тюрем", которая произвела эффект разорвавшейся бомбы. Поднявшаяся волна возмущения вынудила парламент принять в 1779 году акт, который положил начало многочисленным тюремным реформам. Отныне заключенные не должны были платить за свое содержание, администрация была обязана поддерживать чистоту и порядок, а за всем этим должны были следить государственные инспекторы.
Самым же главным было то, что Говард убедил общественность в том, что тюрьма должна не мучить преступника, а исправлять. Именно он ввел в оборот понятие пенитенциарного заведения (от слова penitence — раскаяние, покаяние). Говард не успокоился на достигнутом. В 1790 году он поехал осматривать тюрьмы России, и эта поездка стала для него роковой — в тюрьме Херсона реформатор подхватил тиф и умер. Но движение за тюремные реформы уже было не остановить.
Пенсильвания против Оберна
Вера в то, что тюрьма может исправить преступника, подтолкнув его к покаянию, быстро овладевала умами. Уже в 1785 году англичанин сэр Томас Бивер организовал тюрьму Уимондхэм в графстве Норфолк, которая должна была отвечать идеям Говарда. Здесь заключенные были отсортированы по типу преступлений, а мужчины и женщины сидели в разных концах здания. Бивер верил, что при таких условиях "исправление может быть наиболее ожидаемо". В Уимондхэме заключенные работали по шесть дней в неделю, причем их труд приносил прибыль, в два раза перекрывавшую расходы на их содержание. И все же в Англии эксперимент Бивера не был оценен по достоинству, чего не скажешь о США.
С первых лет своего существования молодая заокеанская республика верила в то, что сможет избавиться от тяжелого наследия колониального режима. Отцы-основатели, включая Бенджамина Франклина, ратовали за отмену бывших в ходу "жестоких и необычных наказаний", что и было зафиксировано в американской конституции. Публичные истязания были отменены, и нарушителей закона начали отправлять в тюрьмы. Вскоре, впрочем, американская общественность, познакомившись с трудами Говарда, пришла к выводу, что американская тюрьма ничем не лучше английской. Тюремное реформаторство стало одним из любимейших занятий американских государственных мужей, и скоро даже возник избыток проектов переустройства тюремного быта. Соратник Франклина Бенджамин Раш, например, считал, что каждому заключенному следует выделить просторную камеру, а при тюрьмах следует разбить сады, в которых арестанты будут дышать свежим воздухом. Томас Эдди, директор построенной в 1797 году Ньюгейтской тюрьмы в Нью-Йорке, ввел ежедневную смену меню, чтобы узники не страдали от однообразия пищи. Британский архитектор Джереми Бентан предложил строить тюрьмы со стеклянными потолками, дабы охрана ходила по крышам и видела каждое движение заключенных. В Англии его идеи не приняли, а в Америке по его проектам было построено несколько тюрем. И все же тюремное реформаторство в США пошло своим путем. Точнее, двумя путями.
Первый вариант тюремного строительства получил название пенсильванской системы. В 1790 году в Филадельфии, на Уолнат-стрит была построена тюрьма. Руководство тюрьмой с самого начала находилось в руках местных квакеров, которые и начали там свой эксперимент по перевоспитанию заблудших душ. Камеры были одиночными, с двойными дверями, что обеспечивало звукоизоляцию. Разумеется, каждому заключенному полагалась Библия. Заключенный тюрьмы Уолнат-стрит никогда не встречался с другими заключенными и годами не слышал человеческого голоса. Позднее в той же Филадельфии была выстроена другая тюрьма — Истерн Стейт, которая изначально создавалась по квакерским рецептам. Необычной была уже ее архитектура. Сводчатые потолки и просторные помещения должны были по мысли архитекторов напоминать о храме. Камеры были только одиночные. Каждая камера имела единственное окно в центре потолка, которое должно было символизировать "глаз Бога", который постоянно наблюдает за грешниками. Предполагалось, что заключенный будет проводить дни в полной тишине и абсолютном одиночестве. Он будет размышлять о своих грехах и читать Библию, что приведет его к раскаянию и душевной трансформации.
Система имела очевидные преимущества: мятежи заключенных были исключены, оступившиеся люди не попадали под влияние матерых рецидивистов, и отбывшие наказание возвращались в общество без груза тюремных связей. Беда была в том, что число осужденных росло, а новых камер в тюрьме не прибавлялось. При постоянном росте преступности обеспечивать каждого узника индивидуальной камерой было бы слишком накладно.
В 1816 году в штате Нью-Йорк была построена тюрьма Оберн, в которой родилась система, названная обернской. В 1821 году в Оберне решили испытать пенсильванскую систему. Для этого к основному зданию был пристроен корпус с одиночными камерами в стиле Уолнат-стрит. О том, что произошло в дальнейшем, можно узнать из труда Алексиса де Токвиля, французского политического деятеля, посланного в США для изучения американского пенитенциарного опыта. "Северное крыло,— писал де Токвиль,— было почти достроено в 1821 году, восемьдесят узников было помещено туда, и каждому отведено было по отдельной камере. Это испытание, от которого ожидали счастливых результатов, оказалось фатальным для большинства приговоренных. В целях их исправления они были полностью изолированы, но абсолютное одиночество, если ничто его не прерывает, непосильно для человека, оно непрерывно и безжалостно разрушает преступника, не изменяет его, а убивает". Вскоре с заключенными начало твориться неладное. Один из них, когда его выводили из камеры, бросился в лестничный проем и только чудом не разбился насмерть. Другой принялся биться головой о стену, пока не выбил себе глаз. У многих появились признаки психических болезней. В 1823 году тюрьму проинспектировал губернатор штата и тут же помиловал всех несчастных. Выяснилось, что тюрьма по-пенсильвански нисколько не способствует исправлению нравов. Двенадцать из помилованных вскоре вновь оказались за решеткой, причем один из них совершил кражу со взломом в ночь после освобождения на улице, примыкавшей к его недавнему узилищу.
В результате в Оберне отказались от пенсильванской модели и разработали собственную. Заключенные продолжали содержаться в одиночных камерах, но стена, обращенная в коридор, была заменена решеткой, дабы надзиратели могли наблюдать за действиями осужденных. С тех пор длинные коридоры с зарешеченными камерами стали отличительной чертой почти каждой американской тюрьмы. Обернские заключенные должны были работать. Каждый день их отводили в мастерские, где они занимались производительным трудом. Однако система молчания сохранилась. Заключенным было запрещено разговаривать и подавать друг другу знаки, а тех, кто нарушал запрет, подвергали телесным наказаниям. Тишина соблюдалась даже во время прогулок. Зэки ходили по кругу, положив друг другу руки на плечи и повернув лицо в сторону надзирателей, стоявших в середине двора, дабы охранники могли видеть, что никто не открывает рта. Заключенным была выдана полосатая униформа.
Жесткая дисциплина позволила обернской администрации сделать тюрьму выгодным предприятием. Труд заключенных сдавался внаем фирме, которая предлагала лучшую цену. Предприниматели организовывали производство, платили тюрьме и забирали продукцию. Обернские сидельцы делали гвозди, железные инструменты и бочки, шили одежду, ботинки, сколачивали мебель. В 1840-х годах в тюрьму завезли шелковичных червей, и Оберн стал выпускать шелковые ткани. Такой успех не мог не вызвать подражаний, и вскоре обернскую систему переняли тюрьмы Синг-Синг, Ньюгейт и многие другие. Пенсильванская система стала быстро терять сторонников. Содержать неработающих узников, сидящих по одиночным камерам, было накладно. Заключенных становилось все больше, и от одиночного заключения пришлось отказаться. Дольше всех держалась филадельфийская Истерн Стейт, но и там в 1913 году официально отказались от одиночного заключения. Впрочем, особо важные заключенные все же попадали в одиночку, где все так же сходили с ума. Много позже обитателем камеры в Истерн Стейт стал знаменитый Аль Капоне. Сохранились легенды о том, что король гангстеров часто кричал по ночам и умолял какого-то Джимми оставить его в покое. Говорили, что Джимми — это дух бандита Джеймса Кларка, убитого по приказу Капоне.
"Пустая трата времени, усилий и денег"
Обернскую систему стали активно копировать в Европе, чему способствовал положительный отзыв де Токвиля, но годы шли, а рецидивистов меньше не становилось. В середине XIX века лучшие умы тюремного чиновничества задумались о том, как, с одной стороны, облегчить жизнь тюремщиков, а с другой — начать наконец-то исправлять преступников. В 1840 году британец Александер Маконохи был назначен губернатором острова Норфолк, что у берегов Австралии. В Австралию в те годы ссылали преступников из Англии, а на остров Норфолк ссылали преступников из Австралии, так что теплым местом назначение Маконохи не назовешь. Губернатор острова-тюрьмы начал с того, что ввел систему марок. Марки начислялись заключенным за хорошее поведение и ударный труд. На марки можно было покупать пищу получше, а можно было их копить. Кто накапливал их достаточное количество — сокращал свой срок пребывания на острове.
В Европе систему марок применил сэр Уолтер Крофтон, начальник тюрем на территории Ирландии. Система Крофтона, или ирландская система, предполагала, что заключенный первую часть срока отбывал в полной изоляции и крайне тяжелых условиях. Хорошее поведение и труд вознаграждались все теми же марками, за которые можно было перейти на вторую ступень, где заключенный встречался с себе подобными и трудился в общей мастерской. На третьей ступени режим был довольно мягким: осужденный мог читать книги, учиться в тюремной школе и т. п. Усердный зэк мог рассчитывать на выпускной билет, то есть на условно-досрочное освобождение. Совершив на воле неблаговидный поступок, освобожденный лишался билета и возвращался в тюрьму. Понятно, что такая система давала тюремной администрации почти неограниченные возможности для давления на заключенных: количество заработанных и отобранных марок зависело только от тюремщиков. Но даже такая система многим современникам казалась излишне гуманной.
Крофтона и его систему принялись активно критиковать. Во-первых, многим в Англии казалось, что система дает слишком много послаблений ирландским католикам, которых следовало бы держать в ежовых рукавицах. Во-вторых, сам Крофтон явно приукрашивал свои успехи. Он утверждал, например, что большинство его бывших подопечных навсегда исправились, поскольку больше не попадали в поле зрения полиции. На деле же многие бывшие зэки просто навсегда уезжали в Америку, где ими занималась уже совсем другая полиция. На волне дискуссии по поводу ирландской системы в 1863 году возник комитет палаты лордов по вопросам тюремной реформы, который возглавил лорд Карнарвон, большой консерватор, не очень-то веривший в перевоспитание преступников. Лорд начал кампанию за ужесточение тюремного режима. В одной из своих речей Карнарвон говорил: "Следует сомневаться в возможности морального перерождения... Следует согласиться... что вся сложная машинерия морального исправления преступника остается, по правде говоря, пустой тратой времени, усилий и денег". Лорд рекомендовал увеличить продолжительность дневного труда, урезать рационы, ввести строжайшую дисциплину, "которую грубая и чувственная натура понимает и страшится". Карнарвон хотел заставить заключенных страдать от "утомительного и даже болезненного дискомфорта, который должен являться неотъемлемой частью тюремной жизни". Так мысль тюремных реформаторов совершила полный круг и вернулась к тому, с чего все начиналось,— к страданиям, которые должны устрашить настоящих и будущих преступников.
Первое время начальники британских тюрем сопротивлялись новым веяниям, поскольку перспектива бунтов их не радовала, но в 1877 году тюремную систему страны возглавил сэр Эдмунд Дю Кейн, который полностью разделял воззрения Карнарвона, и для английских заключенных наступили тяжелые времена. Их теперь ущемляли даже в мелочах. В частности, им выдали исключительно уродливую и неудобную униформу, которая была во многих местах помечена символом "широкая стрела", которым метили казенное имущество. Особую ненависть заключенных вызывали ботинки, которые были необыкновенно тяжелыми и оставляли на земле отпечаток все той же стрелы. Дю Кейн оставался на своем посту до 1895 года, когда был вынужден уйти в отставку на волне очередного витка критики тюремных жестокостей.
И впрямь, если какая-нибудь история и развивалась по спирали, так это история тюремного реформаторства, которое бросалось из крайности в крайность. Преступника то жалели и давали ему шанс исправиться, то старались превратить его тюремную жизнь в ад. И все-таки главным вопросом тюремной политики всегда оставалась тюремная экономика. Она-то и диктовала государству тот или иной стиль поведения в отношении заключенных.
Производственная практика
После Гражданской войны в США южные штаты оказались в очень тяжелом положении. Денег на тюрьмы не хватало, а заключенных стало во много раз больше. Если во времена рабства негров наказывали их хозяева, то теперь провинившихся афроамериканцев ждали суд и тюрьма, которая была не готова их принять. Ответом стала система сдачи заключенных в аренду. Если заключенные-северяне трудились в тюремных мастерских, то заключенные-южане разъезжали по стране в зарешеченных фургонах и собирали хлопок на плантациях. Содержание и охрану сидельцев брали на себя хозяева плантаций, которые тем самым решали проблему нехватки рабочих рук на освобожденном Юге. В 1887 году конгресс США запретил продавать труд федеральных заключенных, на что штаты заявили, что в таком случае федеральный центр должен содержать их на свои средства. И в 1891 году США были вынуждены создать сеть федеральных тюрем, где сидели преступники, осужденные за нарушения федеральных законов. Остальные же продолжали тянуть лямку на плантациях и особых тюремных фермах, напоминавших сельскохозяйственные коммуны. В общем, деньги решали все, как, впрочем, и всегда.
В ХХ веке условия содержания диктовались в основном производственной необходимостью. Систему молчания пришлось отменить, потому что рабочим в мастерской нужно иногда общаться. Заключенные, строившие тюрьму в Атланте, жили в палаточном лагере, а когда закончили строительство, вселились в новенькие камеры. В Атланте была тюремная текстильная фабрика, в Ливенворте — обувная, а на острове Макнейл зэки строили лодки и шаланды. В 1934 году экономика федеральных тюрем США была объединена под вывеской Промышленной корпорации федеральных тюрем (Federal Prison Industries Inc.), которая существует и ныне под названием UNICOR. Вся продукция корпорации с самого начала продавалась только федеральным агентствам, а из полученной прибыли заключенным выплачивалась зарплата. Администрация, впрочем, имела право штрафовать заключенных за провинности.
В эпоху мировых войн идеи перевоспитания преступников по понятным причинам отошли на второй план. Но в 1960-х годах к ним попытались вернуться. В течение 1950-х годов режим в американских тюрьмах значительно ослаб. Заключенные получили возможность заниматься спортом, полосатая форма была отменена как унизительная, заметно улучшился рацион. Неудивительно, что заключенные, получившие возможность свободно общаться, начали устраивать мятежи, которых в 1960-х случилось довольно много. Ответом стало еще большее смягчение режима. Руководство UNICOR пролоббировало так называемую медицинскую систему, согласно которой с преступником следует обращаться как с больным. Путь к исцелению предполагал благоустроенные камеры, увеличение досуга и множество образовательных программ, обучавших заключенных новым профессиям. Тем самым UNICOR пытался за счет государства улучшить качество своей рабочей силы и, следовательно, увеличить производительность труда. Американская интеллигенция с восторгом восприняла новые веяния, и многие молодые люди отправились учительствовать в тюрьмы, дабы научить тамошних обитателей разумному, доброму, вечному. Об одном из таких опытов рассказывает писатель Питер Малэ: "Когда-то давным-давно, когда я еще надеялся спасти мир, я отправился вести уроки литературы в тюрьме для молодежи... Во всем здесь чувствовался привкус насилия. Где-то в глубине что-то происходило. Однажды во время урока по Грэму Грину это что-то вырвалось наружу... Прежде чем я что-нибудь заметил, двое моих лучших учеников сцепились в драке".
Как и в XIX веке, период романтических надежд сменился горьким разочарованием. Преступники не желали ни перевоспитываться, ни исцеляться, и вот уже в 1974 году социолог Роберт Мартинсон выступил с докладом под названием "Что же работает? Вопросы и ответы о тюремной реформе". Доклад скоро был прозван "Ничего не работает", потому что основные положения Мартинсона совпадали с положениями лорда Карнарвона. "За редким исключением, затраченные усилия не оказывают никакого влияния на рецидивизм",— писал ученый. Медицинская система стала быстро выходить из моды, а с пришествием Рональда Рейгана, который не любил тратить деньги на социальные программы, о ней и вовсе постарались забыть. Зато в моду вошли частные тюрьмы, которые по мысли защитников "рейганомики" должны были содействовать укреплению экономической свободы. Тюрьмы отдавались под управление частным компаниям, которые организовывали там производство, отвечали за охрану и т. п. Словом, пенитенциарная система вернулась туда же, откуда все начиналось,— к тюремному кораблю, которым управляет коммерческая компания. Настоящие тюремные корабли, кстати, тоже вернулись. В 1970-х годах британское правительство использовало списанный военный корабль "Мейдстоун" как тюрьму для боевиков ИРА, а в 1997 году в Портленде, что в графстве Дорсет, открылась плавучая тюрьма на борту такого же корабля "Уэар".
Так уж повелось, что тюремная политика многих стран такая же полосатая, как роба арестанта. Власти то облегчают участь обитателей тюрьмы, то закручивают гайки, а общество так и не нашло для себя ответа на вопрос, как лучше наказать преступника, чтобы он при этом не стал еще большим врагом общества, чем раньше. Впрочем, наблюдается и определенный прогресс. По крайней мере, сегодня уже почти никто не верит в то, что тюрьма может кого-то сделать лучше.