125 лет назад в Москве состоялось освящение Храма Христа Спасителя, чья действующая модель в натуральную величину ныне размещается на том же самом месте. Историю возведения и сноса самого большого долгостроя первопрестольной восстановил корреспондент "Власти" Кирилл Новиков.
"Боже упаси нас соделаться несмышлеными обезьянами"
О Храме Христа Спасителя принято говорить, что он был построен на пожертвования, собранные по крупицам со всей Русской земли. В действительности все было несколько иначе. Более того, храм, который был в итоге построен, а впоследствии взорван, сооружался не на те деньги, не там и не так, как было задумано. Началась же история создания храма зимой 1812 года, когда еще была далека от завершения война с Наполеоном.
После бегства французов из Москвы сомнений в том, что война будет выиграна, не осталось. На волне победных настроений в русском обществе и в особенности при дворе шло активное обсуждение того, как увековечить счастливое избавление страны "от нашествия галлов и с ними двадесяти язык". Большинство соглашалось с тем, что памятник надо строить в подлежащей восстановлению Москве, благо места для его сооружения в разрушенном городе было более чем достаточно. Почти все сходились на том, что нужно по тогдашнему обычаю отлить из трофейных пушек что-нибудь огромное, например, конную статую императора Александра. Сам же государь во внезапном крахе Наполеона видел вмешательство божьего промысла и вскоре довел свои соображения до сведения общественности.
17 декабря 1812 года генерал-адъютант Петр Кикин направил государственному секретарю Александру Шишкову письмо, в котором изложил основные соображения императора по поводу будущего строительства: "Вообще кричат, что должно соорудить монумент... но вот беда, чтобы согласиться, какой? Иной говорит — обелиск, другой — пирамиду, третий — колонну, и так далее, с разными, по их мнению, надписями ... Боже упаси нас соделаться несмышлеными обезьянами обезьян древних, забыв, что мы не идолопоклонники. Обелиски, пирамиды и тому подобное льстят надменности и гордости человеческой, но нимало не удовлетворяют благородному, преисполненному благодати сердцу христианина. И так сердце мое и ум согласно требуют воздвигнуть Храм Спасителю в Москве". Опытный пропагандист Шишков подхватил идею строительства храма, и вскоре она получила широкую поддержку.
В 1813 году был объявлен конкурс проектов храма. Большинство архитекторов предлагали соорудить нечто вроде римского Пантеона. Победил самый амбициозный и смелый проект, автором которого был художник Карл Витберг, происходивший из небогатой лютеранской семьи со шведскими корнями. "Я понимал, что этот Храм должен быть величественен и колоссален",— писал архитектор. И действительно, по проекту храм должен был быть больше и выше собора Святого Петра в Риме. От фундамента до креста на куполе здание должно было иметь высоту 237 м, в то время как высота собора в Ватикане — 141,5 м. Если бы этот храм был построен, он стал бы самым высоким зданием тогдашнего мира. Витберг предлагал построить храм за городом — на склоне Воробьевых гор.
Проект понравился государю, и Витбергу предоставили карт-бланш. Архитектор был назначен директором созданной комиссии по строительству Храма Христа Спасителя, перешел в православие и стал именоваться Александром, как и его венценосный покровитель. 12 октября 1817 года на Воробьевых горах с большой помпой прошла закладка храма. Казалось, все складывается как нельзя лучше, но трудности не заставили себя ждать.
Витберг был художником, а не администратором или строителем. Самое грандиозное здание на свете должно было стать его архитектурным дебютом. Под его началом никогда не находилось ни одного человека, кроме, возможно, домашних слуг. Сознавая свою неподготовленность, Витберг с самого начала просил Александра не ставить его во главе строительства, но император был непреклонен. Очень скоро некомпетентность архитектора-любителя дала о себе знать.
"Следователь был на стороне его противников"
Согласно плану, составленному Витбергом, комиссия по строительству должна была взять из казны 10 млн рублей и купить на эти деньги 18 тыс. помещичьих крестьян с землей в Московской губернии и вокруг нее. Эти крестьяне должны были либо участвовать в строительстве, либо откупаться от повинности деньгами. В общем, храм должен был стать действительно народным — народ сгоняли на его строительство кнутом. Скупка крестьян шла довольно активно, и в 1821 году комиссия уже владела 11 тыс. 275 душами. Управлять этой толпой Витберг был не в состоянии. О возникших проблемах свидетельствовал, в частности, доклад, поступивший по линии Священного Синода: "Увеличившееся количество рабочих на тесном пространстве Храма дурно повлияло на них в гигиеническом отношении; возникли повальные болезни, которые и принудили сделать преждевременный роспуск рабочих по домам. Из числа 4123 работников, назначенных по расписанию, 2619 человек заболело в течение рабочего времени, 649 человек обещались внести за себя деньги, а в оставшихся затем оказалось много малолетних, хромых, слабых, даже безруких, слепых и помешанных".
Проблемы возникли не только с рабочей силой, но и с доставкой материалов. Камень для строительства должны были доставить с каменоломен в верховьях Волги. Для этого построили канал, соединявший Волгу с верховьями Москвы реки. Чтобы баржи с камнем могли пройти этим путем, предполагалось спустить в реку воду из имевшихся водохранилищ. Однако инженеры где-то просчитались. В книге 1869 года, посвященной строительству Храма, сообщается:
"Хотя исток воды продолжался более 12 часов, но в Москве реке вместо прибыли воды оказалась ночью убыль на 5 ? верш., при этом пущенная из Григоровского шлюза вода размыла устроенный для стока ея на крутом месте канал, нанесла в реку такое множество песку и камня, что почти перегородила ее до другого берега".
На реке застряло сто барж с 10 тыс. пудов камней на каждой. На их разгрузку ушло больше года. Строительство храма превратилось в долгострой, к тому же чрезвычайно убыточный. Анонимный автор 1869 года продолжает:
"В 1825 году находилось казенно-рабочих: на Воробьевых горах 1733, на водоотводном канале 598, при соединении Москвы реки с Волгою 300, при бараках 153, всего 2784 челов. и 17 лошадей, но многие из рабочих явились к делу позже назначенного срока; заготовление лесного материала стоило 83 700 руб., камня выломано на 303 939 р., на работы по судоходству израсходовано 94 640 р. Прошло пять лет от учреждения Комиссии. Действия ея по искусственной части в течение этого времени ограничивались одним выравниванием косогора для нижней площади Храма. Хотя по расчету Директора строения (то есть Витберга.— "Власть") было снято и засыпано 110 636 куб. саж. земли, но грунт ея все еще не был исследован точным образом; не существовало еще никаких данных для соображений о фундаменте и набережной, никаких определительных назначений для дальнейшего хода работ и употребления в дело запасенных материалов. Все предположения Директора строения по этой части, равно как и самый план Храма продолжали оставаться в неизвестности... Состояние экономической части было не лучше. Заготовленный в огромном количестве лесной материал от долговременного лежания при дурном помещении стал подвергаться порче. Из выломанного камня только до 1200 куб. саж. перевезено к Воробьевым горам, все же прочее количество, предположительно более 15 000 куб. саж., оставалось на месте".
Вскоре члены комиссии начали понимать, что добром такое строительство не кончится, и некоторые поспешили отмежеваться от Витберга. Состоявший в комиссии сенатор Кушников успел первым донести на архитектора. Витберг и сам уже хотел дистанцироваться от явно провального проекта и в 1825 году подал государю прошение, в котором заявлял, что "различные люди" мешают ему работать, "похищая его время и здоровье его, делают то, что он не в силах бороться". Начали поступать и сигналы с мест. Отставной капитан Иван Яковлев подал на высочайшее имя жалобу о том, что подрядчик комиссии Балкашин самовольно ломал камень на землях, принадлежащих ему, Яковлеву. Уставший от всего на свете Александр поручил разобраться с проблемами храма Аракчееву, но тот на беду захворал, и дело легло под сукно. Через пару месяцев император скончался, и Витберг лишился своего покровителя.
Николай I начал с того, что назначил следствие, причем Витберг оказался главным подозреваемым в предполагаемых растратах. Историк и писатель Е. Тихомиров отмечал в 1882 году: "Напрасно писал он (Витберг.— "Власть") свои объяснения нередко по 80 страниц в лист мелкого убористого письма, напрасно старался доказать правоту свою: следователь был на стороне его противников". Пока шло следствие, специальный Искусственный комитет, в который входили видные архитекторы того времени, исследовал проект Витберга. В 1828 году комитет представил итоговый доклад, который не оставил от проекта камня на камне: "На избранном месте строить столь огромного здания нельзя потому что нижние части храма и его фундамента углублялись бы ниже крепкого и глинистого слоя... Поэтому на избранной местности можно построить здание, но не огромное, и то с осмотрением и принятием особенных осторожностей".
Строительство было остановлено, комиссия распущена, некоторые ее члены включая Витберга осуждены за растрату. Сам Витберг не был вором, а вот осужденные вместе с ним правитель канцелярии Канарский, подрядчики Балакшин и Лобанов и многие другие личности, кормившиеся вокруг проекта, воровали и, надо полагать, по-крупному. Имущество Витберга было конфисковано, а сам он сослан в Вятку. Впоследствии, правда, ему разрешили вернуться в Петербург, но свою репутацию он так никогда и не восстановил и умер в нищете. Первая попытка построить Храм Христа Спасителя обошлась государству в 4 млн 132 тыс. 560 рублей 74 копеек ассигнациями.
"На глубине девяти аршин встречены кости мамонта"
Николай I не мог позволить себе отказаться от строительства храма. Его восшествие на престол, как известно, было омрачено восстанием декабристов, которые сомневались в законности его прав на корону. Поэтому Николай был просто обязан показать всему миру, что он — законный продолжатель дела своего старшего брата, так что строительство храма, который обещал возвести Александр, стало для него первостепенной задачей. Правда, все началось с ликвидации дел распущенной комиссии. Бараки, построенные для рабочих на Воробьевых горах, отдали под казармы, бревна и доски частью продали, частью пустили на дрова, а частью передали погорельцам из села Всесвятского. Но уже в 1830 году был объявлен второй конкурс проектов. Большая часть новых проектов продолжала напоминать собор Святого Петра или Пантеон, однако победить в конкурсе сумел, возможно, не самый талантливый, но уж точно самый осведомленный архитектор.
Константин Тон имел перед остальными зодчими одно неоспоримое преимущество — он был дружен с президентом Академии художеств Алексеем Олениным. Именно Оленин ранее помог Тону выиграть конкурс на строительство храма святой Екатерины в Петербурге. Храм был построен в старорусском стиле, что очень понравилось государю. Оленин, вероятнее всего, дал понять Тону, что император и на этот раз желает видеть нечто в духе московской старины. Проект Тона действительно напоминал русскую церковь допетровского периода с той разницей, что превосходил любую из них по размеру. Впрочем, до масштабов Витберга ему было далеко. Строить было решено поближе к Кремлю.
В 1834 году был создан временный комитет предварительных распоряжений с бюджетом в 750 тыс. руб., который должен был обеспечить подготовку к строительству. Комитет действовал весьма эффективно. Уже к 1838 году были скуплены дома вокруг места будущего строительства, а также принято решение о том, что делать с Алексеевским монастырем, располагавшимся на месте предполагаемого строительства. Монастырь решили демонтировать и перевести в Красное село (ныне Красносельская улица), что затем и было сделано. В том же 1838 году была образована новая комиссия, ответственная за строительство, которую возглавил московский военный генерал-губернатор князь Голицын.
Вначале нужно было вырыть котлован, причем рыть пришлось достаточно глубоко, дабы фундамент получился устойчивым. Строители срыли два кладбища — XVI и XVIII веков. Еще глубже, по словам современника, были "на глубине девяти аршин встречены кости мамонта. Стало быть основание Храма положено на первобытном грунте и гораздо ниже того слоя, в котором лежали кости допотопного животного". 10 сентября 1839 года прошла церемония вторичной закладки храма, причем обставлено все было так же торжественно, как и в прошлый раз. Помимо государя в церемонии участвовали "сто диаконов, двести священников и протоиереев, девять Архимандритов, три Епископа и Митрополит", а также несколько тысяч солдат.
Строительство храма началось, но продвигалось оно довольно медленно: с 1839-го по 1853 год клали стены, до 1857 года ставили купола, затем приступили к отделке стен и потолка. Однако на сей раз в задержках был повинен не архитектор. Все упиралось в деньги, а точнее — в их нехватку. В Петербурге в те годы еще строился Исаакиевский собор, который как столичный имел приоритет, да и на другие нужды тоже требовались казенные средства. Сбора же народных средств не было ни при Витберге, ни при Тоне. Тихомиров писал: "Самою же главною причиною медленности работ была умеренность и неравномерность отпускаемых на построение Храма сумм (от 150 до 620 тыс. рублей в год)". На Исаакиевский собор тем временем тратили от 800 тыс. до 1 млн рублей. Только в 1862 году сумма ежегодных трат на строительство московского храма была зафиксирована на уровне 300 тыс. рублей. Через два года, правда, сумму урезали до 276 тыс. 861 рубля в год.
Другим фактором, задерживавшим строительство, стал восшедший на престол в 1856 году Александр II, который лично следил за работами и время от времени требовал что-нибудь переделать. Современник писал в 1869 году: "По устройстве крылец, при обозрении Его Императорским Величеством работ храма 16 Сентября 1856 г. Высочайше повелено было весь наружный цоколь облицевать тем же сортом полированного гранита, из которого сделаны крыльца, потому что темные парапеты их, имеющие одинаковую высоту с белым мраморным цоколем, резко от него отделялись и нарушали тем самым гармонию общего вида здания. Вследствие этого весь мрамор цоколя был сколот и заменен полированным гранитом. Облицовка эта конченная в 1860 г. стоила 139 000 р.". Художникам приходилось сначала делать деревянную модель каждой детали храмового декора в натуральную величину. Затем эту модель отделывали теми же материалами, что намеревались использовать в храме, и везли на утверждение к царю. Иногда приходилось тратить время на то, чтобы объяснить самодержцу, почему нельзя строить так, как ему хочется. Тот же современник писал:
"Хотя Государю Императору сперва угодно было, чтобы вся одежда как внешняя, так и внутренняя состояла из камней одних русских приломов, но высокая цена хороших отечественных минералов, не полная известность о всех местах их нахождения и неточные исследования их свойства для употребления в дело побудили назначить на внутреннюю облицовку храма... не более двух сортов русских камней: Лабрадор (темнозеленого цвета, имеющий кристаллы радужного блеска) и Шокшинский порфир (темнокрасного цвета) и добавить к ним пять сортов Итальянского мрамора".
Александр II так и не дожил до сдачи главного московского объекта. Освящение храма состоялось 8 июня 1883 года и было приурочено к коронации Александра III, который тянул с этой церемонией с марта 1881 года из-за траура по убитому отцу. Облик храма вполне соответствовал старорусскому духу эпохи, а его размеры отвечали представлениям о величии империи. Современники видели в храме архитектурное воплощение идеи православия, самодержавия и народности. Впоследствии это в каком-то смысле обернулось против него.
"Целесообразно вырезать целый портал"
В 1918 году новая власть выказала свое отношение к наследию старого режима. В декрете СНК за подписью Ленина, например, говорилось, что "памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению на склады, частью использованию утилитарного характера". Храм Христа Спасителя к тому времени был еще слишком новым, чтобы иметь историческую ценность, а художественные его достоинства многим представлялись сомнительными еще во время постройки. Когда же в 1922 году на I съезде Советов Киров выдвинул идею строительства грандиозного дворца для будущих съездов, прозвучали мнения о том, чтобы выстроить его на месте крупнейшего московского храма. Так, архитектор Балихин из Ассоциации новых архитекторов (АСНОВА) в 1924 году писал о дворце, что "для него — лучшее место Москвы — площадь, где стоит ныне храм Спасителя. Как исторический и художественный памятник — храм не представляет никакой ценности".
И все же большевики еще долго не переходили от слов к делу. Решение о сносе было принято только 16 июня 1931 года. Для ликвидации храма была создана специальная комиссия, которая составила свои рекомендации:
"Из 12 бронзовых дверей необходимо сохранить полностью одни центральные с запада и одни боковые... Необходимо снять все горельефы (группы) из которых некоторые, имеющие художественное значение... передать в Третьяковскую галерею, Русский музей и Антирелигиозный музей искусств, а остальные предложить за границу за валюту, причем целесообразно вырезать целый портал с дверью и скульптурами".
18 августа 1931 года началась разборка храма, но разрушить его оказалось почти так же сложно, как построить. В отчете Дворецстроя — организации, отвечавшей за снос,— говорилось: "Наиболее сложным делом с производственной точки зрения является разборка здания б. храма. Не составляющий никакой художественной ценности корпус храма представляет собой весьма прочное сооружение из кирпича и железа... Общее количество ценных пород мрамора достигает 600 вагонов. Кирпича на кладку храма ушло 500 млн штук, извести 30 тыс. куб. метров... Для того чтобы вывезти с площади такое количество грунта, ежедневно в течение трех месяцев должны работать по 8 часов 100 грузовых машин, 200 ломовых лошадей и 8 трехвагонных грузовых составов трамвая. На строительстве Дворца Советов сейчас занято свыше 2000 человек". Чтобы облегчить и ускорить процесс демонтажа, 5 декабря 1931 года храм был взорван. Дворец Советов, как известно, так и не был построен, причем по тем же причинам, по которым Храм Христа Спасителя долго оставался главным долгостроем Москвы. Проект оказался слишком амбициозным, слишком дорогим и слишком спорным с архитектурной точки зрения. Но это уже совсем другая история.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ