Найти себя в Суринаме
Анна Наринская о первом романе Олега Радзинского
Формула хорошего собеседника проста — с одной стороны, у него должны быть идеи, взгляды и соображения, а с другой — он не должен их навязывать, считать их истиной в последней инстанции для всех окружающих. В этом смысле роман Олега Радзинского "Суринам" — хороший собеседник. В этом коротком утверждении кроме слова "хороший" содержится еще одна похвала — не всякую книгу можно назвать собеседником. Эту — можно.
В "Суринаме" предлагается вполне цельная идеология духовного поиска, но отнюдь не говорится, как в иных текстах, что те, кто видит не так и чувствует не так или вообще к подобным вещам равнодушен, — ничтожные, мелкие людишки, погрязшие в сиюминутности и консьюмеризме. Вдобавок соображения про устройство вечности здесь упакованы во вполне захватывающий триллер с любовью, обманом и даже колдовством — так что с этим "собеседником" еще и не соскучишься.
Может быть, даже слишком не соскучишься, потому что "Суринам", как, впрочем, и многие дебютные романы, — представляет собой во многом каталог жизненных опытов автора, которых у Олега Радзинского, чья биография самым телеграфным способом передается следующим образом — "сын Эдварда Радзинского, филологический мальчик — политзаключенный — эмигрант — успешный брокер — писатель", — слишком много, чтобы безболезненно вместиться в такой небольшой роман, как "Суринам". Нет, конечно, недлинность или, скажем так, не особенная длинность по теперешним временам, когда все опять взялись писать толстенные романы, — достоинство "Суринама". Но этому тексту (как и некоторым людям) при худобе недостает стройности. Автор хотел вспомнить практически все, вспомнил многое — и решил поместить в роман. Или, наверное, наоборот — не изымать оттуда. Но если воспоминания главного героя о советской тюрьме и ссылке нужны хотя бы для того, чтобы объяснить, как этот уолл-стритский белоручка оказался способным пережить вполне ужасные испытания (так в целом разряде голливудских фильмов робкий на первый взгляд очкарик, неожиданно достойно противостоящий бандитам, оказывается вьетнамским ветераном), то подробности советского детства и школьных разборок, увядших любовных романов и будней биржевого аналитика — это все здесь просто потому что было, потому что вспомнилось, потому что придумалось, подумалось, потому что нельзя ни упустить, ни отпустить.
Все это лишнее работает не на роман, а против него — утяжеляет, рассеивает, искажает. Но в "Суринаме" есть что искажать — и это главное. Там есть, например, герой по имени Илья Кассель — он эмигрировал в Нью-Йорк из Советского Союза (для Радзинского важно, что именно из этой несуществующей сегодня страны, а не из России), а теперь за доллары, за много долларов составляет отчеты о дневной динамике между этим самым долларом и иеной. Он живет в главном городе Земли, хорошо зарабатывает и не боится быть единственным белым на платформе метро в Бронксе — вообще "после тюрьмы мало чего боится". Он хорош и в сексе, и в умных разговорах. И вот к эдакому супермену к середине книжки начинаешь почему-то испытывать ну если не любовь, то сочувствие — потому что он простодушен. Простодушен узнаваемо и потому обезоруживающе — как все те люди, которые стараются понять. Те, кто считает, что где-то есть истина, которую можно узнать и познать.
В поисках истины этот герой отправляется в Суринам — в южноамериканскую страну, которую в XVII веке голландцы выменяли у англичан на город Новый Амстердам. (Потом англичане переименовали Новый Амстердам в Новый Йорк.) Вообще-то сначала он думает, что отправляется туда знакомиться с семьей любимой девушки, но оказывается — в поисках истины.
Это "оказывается" обставлено у Радзинского здорово: вроде бы с героем с самого его приезда в Суринам начинают происходить какие-то непонятные мистические, колдовские вещи, но они и персонажу, и читателю кажутся вполне закономерными, свойственными этому экзотическому месту, а потом происходит простая вполне человеческая вещь, попросту говоря, обман — и это кажется очень-очень странным и непонятным. Герой и читатель теряются в догадках, впрочем, читатель вскоре в них находится — все-таки книга практически начинается с беседы о том, "почему бог нас покинул", почему "теперь он себя только проявляет, а раньше являл". Просто так книжки с таких разговоров не начинаются. И чаще всего такое начало значит — будут мучить. Книжка Радзинского — тоже не просто так. Но мучить не будут.
М.: КоЛибри, 2008