Состоялось официальное закрытие Венецианского кинофестиваля. "Золотой Лев" разделен между тайваньским фильмом "Да здравствует любовь" и македонским "Перед дождем". Свои впечатления от фестиваля в Венеции передает корреспондент Ъ НИНА Ъ-ЦЫРКУН.
Я, признаюсь, была не права, сомневаясь в успехе на Венецианском фестивале фильма Милчо Манчевского "Перед дождем", — казалось, что фигура фотокора на экране уже приелась, почерк режиссера слишком напоминает то Кустурицу, то Параджанова, и три его новеллы плохо стыкуются в финале. Но президенту жюри Дэвиду Линчу вообще логика не указ. И, кроме того, слишком близко от границ Италии лежат земли, где идет сегодня война. Организаторы предстоящего кинофестиваля в Порденоне (час езды от Венеции) предупреждают, что поскольку там расположилась база миротворческих сил, гостей придется расселить в окрестностях города. В этом контексте фильм видится по-другому. И вот Манчевский — триумфатор фестиваля: кроме "Золотого Льва" он получил "Специальное упоминание" Международной католической организации кино (OCIC) и премии FIPRESSI. Таким образом, его фильм признан лучшим во всех отношениях: морально-этическом, художественном и собственно кинематографическом. Второго "Золотого Льва" жюри, демонстрируя восприимчивость к разным художественным языкам и особенно новым кинематографиям (что есть кредо фестиваля), вручило совсем иному по духу и масштабу фильму тайванца Цай Миньляня "Да здравствует любовь!" — с его долгими, в стиле Робера Брессона, планами с минимальным действием.
На фестивале не было ни "ни эллинов, ни иудеев": в империи кино возобладала тенденция ко всеобщему братству, на аккредитационных карточках не значилось ни страны, ни города — только имя и название журнала или газеты. Тирании Голливуда противостояла не только программа "Окно в образность", где американские "независимые" были почти неотличимы от дерзких европейских и прочих собратьев, но и фильмы "Салона отверженных", который представлял собой нагромождение авторских почерков и идей, неразбериху копродукционных слияний — все мигрируют, все перемешиваются, границы стерлись и исчезли, передел мира свершается по законам эстетических склонностей и приверженностей.
И Дэвид Линч, самая влиятельная и, я бы сказала, авторитарная персона в жюри, вручил Специальный приз Оливеру Стоуну не как компатриоту — просто тот творчески породнился с председателем жюри посредством своих "Прирожденных убийц" (по сценарию одиозного Квентина Тарантино). Устав слушать, после скучного "JFK: Выстрелы в Далласе", что он слишком уж stone-age (то есть из каменного века), Стоун решительно обновил свой язык: он резко меняет ритм, варьирует стили и акцентирует спецэффекты, иной раз пережимая до наивности. Лицо его героя начинает вдруг рябить на экране, словно это персонаж космического триллера, а не убийца с американской большой дороги.
Главным культуртрегером компьютерного кино за пределами Америки стал Вим Вендерс, привезший в Венецию свою сделанную в Японии картину "Ариша, медведь и каменное колечко", уже знакомую москвичам. На трехдневной конференции "Новые аудиовизуальные технологии: за и против" он, вместе с теми, кто "за" и ободряя более скептически настроенного Умберто Эко, призывал режиссеров смелее овладевать "дигитальным доменом" и убеждал присутствовавших в дешевизне компьютерной графики по сравнению с традиционными способами воспроизведения реальности. Спецэффекты перестают быть торговой маркой Голливуда; они, к примеру, замечательно работают в новозеландской картине "Небесные создания" Питера Джексона: в ней присутствуют и созданные компьютером обитатели "четвертого мира", который придумывают себе героини фильма, и перенесенный электроникой из картины Кэрола Рида 1949 года персонаж, сыгранный Орсоном Уэллсом, запечатлевающий поцелуй на шее одной из героинь. Автор "Гражданина Кейна" символически благословляет кино на путь новых поисков.
"Небесные создания" — история любви-дружбы двух школьниц, заблудившихся в своем искусственно созданном мире и свершивших во имя своей любви жуткое преступление — убийство матери. Любовь безраздельно господствовала на венецианском экране. Больше всего было любви женщины к женщине. "Любовь и остатки человечности" Дени Аркана, "До безумия" (другое название "Шесть дней, шесть ночей") Диан Кюри с Беатрис Далль и Анной Парийо — только в "большом кино", и не счесть короткометражек на эту же тему. Была и история любви женщины к собаке: потеряв свою любимицу, эта наделенная сверхъестественной силой особа вызвала настоящий тайфун ("Эффект Кориолиса" Луиса Веносты); была и любовь отчаянно ищущей взаимности двадцатипятилетней парижанки, отдающейся каждому встречному ("Забудь меня" Ноэми Львовски). Добавлю сюда и беззаветную любовь к родине Харрисона Форда в фильме Филипа Нойса "Прямая и непосредственная угроза" (это третий из серии о приключениях шпиона Джека Райана после "Охоты за 'Красным Октябрем'" и "Игр патриотов"). "Лимита" Дениса Евстигнеева прошла совсем незаметно. Похоже, что мы не вписываемся в мировой контекст: образующий новое качество "дигитальный домен" нам недоступен из-за материально-технической немощи. Но и территории любви, которыми заполнилась фестивальная карта, остаются для нашего кино заповедными: любовь на нашем экране получается довольно жидкая, если героиня анемично позирует, как Кристина Орбакайте.