— Какие события в Государственной думе за эти почти 15 лет запомнились вам больше всего?
— В первой Думе была создана депутатская группа по проверке итогов референдума по Конституции 1993 года. Были разговоры, что фальсификации исчислялись миллионами голосов. По указу Ельцина документы должны были храниться год, но когда группа депутатов попыталась их найти, оказалось, что документов нет — уничтожены, сожжены. Во второй Думе было колоссальное противостояние либерально-демократическим реформам, которые пытался продавливать через нижнюю палату Ельцин. И именно вторая Дума пыталась вынести Ельцину импичмент. Можно вспомнить и март 1996-го, когда нас предупредили, что Ельцин готовится разогнать Думу. Здание уже было оцеплено, внутри — собаки, все должно было вот-вот случиться... Но бывший министр внутренних дел Анатолий Куликов убедил Ельцина не делать этого. Не буду называть фамилии тех, кто тогда нас предупредил, но это были люди из окружения Ельцина. А четвертая Дума запомнится избирателям трагическим принятием Земельного кодекса. Потом левые предупреждали: не спешите принимать 122-й и 131-й законы (о монетизации льгот и о местном самоуправлении.— "Власть"), это принесет социальные потрясения. Так оно и произошло — ветераны на костылях перекрывали проспекты и трамвайные пути.
— Ваши оппоненты говорят, что левые упустили свой шанс сделать Думу реальным органом власти, когда имели там большинство.
— Во второй Думе левые имели около 200 голосов, и настоящего большинства в парламенте у нас никогда не было. Но мы по крайней мере меньшинство не душили. Руководящие должности всегда распределялись исходя из количества депутатов во фракциях. И бюджет мы никогда не распиливали под себя. Во времена первой и второй Дум была возможность политической дискуссии, большинство не подавляло меньшинство, и можно было доказывать политическим оппонентам свою правоту в нормальных спорах. В третьей и четвертой Думах нам этого уже не позволяли.
— Представители большинства неспособны к нормальной дискуссии или она им просто не нужна?
— Прошедшие по партийному списку "Единой России" депутаты — это в первую очередь необходимые исполнительной власти люди. Далеко не из бедных слоев. И, как правило, те, кто ничего никогда поперек шерсти, по-русски говоря, не скажет. Поэтому сегодня депутатский корпус, по крайней мере избранный по спискам "Единой России", припадает к пыльному сапогу власти. Когда я недавно пытался провести протокольное поручение комитету по информации разобраться, на каком основании на параде 9 мая драпируется Мавзолей, большинство меня не поддержало. А ведь именно к подножию Мавзолея 24 июня 1945 года были брошены все флаги и штандарты фашистской Германии. Почему мы взяли советские марши, музыку гимна, взяли многое из истории Советского Союза, но как бы стыдливо свою историю драпируем? Я призывал коллег проявить депутатское братство или по крайней мере аргументированно оспаривать решение оппонентов. Но они предпочли молчаливо и стыдливо нажимать на кнопки.
— А вне зала заседаний вы человеческие отношения с оппонентами поддерживаете? Помнится, в 1990-е годы депутаты из разных фракций увлеченно играли в футбол.
— Да, я один из тех, кто создавал футбольную команду Госдумы. Тогда Александр Жуков и Геннадий Бурбулис играли за фракцию "Женщины России". И, кстати, выиграли первое место. Но сейчас я бросил играть. Для нас было принципиально важно, чтобы в команде играли только депутаты. Пузатые, кривые, горбатые — любые, но только депутаты. А сейчас в команде играют члены Совета федерации, а там есть Дмитрий Аленичев, другие бывшие профессиональные футболисты. У нас был другой подход, но его изменили в угоду требованию победить любой ценой.
— Вы четырежды избирались в Думу по одномандатному округу, а в пятый раз пришлось идти по партсписку. Разницу заметили?
— Конечно, на одномандатных выборах был задействован колоссальный административный, финансовый, информационный ресурс, и я это испытал на себе. Но ликвидацию одномандатных округов я считаю ошибкой. Это настоящая привязка депутата к местности, реальная близость одной из ветвей власти к избирателям, и это необходимо восстановить. Потому что и так у народа нет возможности соприкоснуться с властью. А избранные по партспискам ни по каким районам не ездят и с избирателями не встречаются.
— За 15 лет вы, наверное, перезнакомились со всеми работниками думского аппарата и обслуживающим персоналом. Кто-то из них вам особенно запомнился?
— Стоит вспомнить руководителя думского аппарата двух первых созывов Николая Трошкина. В то время шло становление российского парламентаризма, и он многое сделал для организации условий для работы депутатов. Ведь тогда до хрипоты спорили с администрацией президента даже по таким вопросам, как выделение туалетной бумаги! У Думы не было своего финансирования. Трошкин олицетворяет то время — самое трудное, самое тяжелое, период бесконечного противостояния с Борисом Ельциным.
— Сейчас с финансированием у Думы вроде все в порядке. Если влить в нее другое политическое содержание, могла бы она стать полноценным органом власти?
— К сожалению, за эти годы Госдума не самоутвердилась как самостоятельная ветвь федеральной власти. Когда я был народным депутатом РСФСР, съезд народных депутатов мог рассматривать любой вопрос. А теперь, когда единороссы написали президенту письмо с просьбой снять с работы Михаила Зурабова (бывший министр здравоохранения и социального развития.— "Власть"), оказалось, что Госдума не может даже предложить снять с работы захудалого министра. Поэтому Конституция, которая была написана под Ельцина, себя в какой-то степени изжила. И если мы хотим говорить о демократическом начале, то надо давать больше прав законодательному органу. И, в частности, формировать кабинет министров по итогам думских выборов.
— Раз уж нынешняя роль Думы столь незавидна, вы никогда не задумывались о том, чтобы уйти из депутатов и заняться чем-то более полезным для страны? Например, вернуться в сельское хозяйство.
— Ну, вернуться в колхоз или совхоз — это никуда не уйдет, хотя время берет свое. Но кто же тогда будет озвучивать?! Конечно, можно плюнуть и все бросить. Но у нас и так сегодня в обществе сдавшихся больше, чем побежденных. Я не призываю их к противостоянию, но я хочу, чтобы депутат имел право голоса и мог возвысить свой голос за своего избирателя. А сегодня люди, прошедшие по спискам, порой и не знают, где их избиратель.