100 лет назад, 20 мая 1908 года, в Государственной думе начали обсуждать закон "Об учебно-воспитательных учреждениях для детей дошкольного возраста", с помощью которого отечественные либералы собирались превратить разношерстные и малочисленные русские детские сады в широкую сеть, охватывающую всю страну. В Российской империи тогда было лишь около ста частных детских садов для представителей среднего класса и всего десяток народных детских садов. А в Англии в то же время насчитывалось 13 622 дошкольных учреждений. В первые годы после революции число детских садов в России только сокращалось, а большевики пытались превратить детей в агитаторов за выполнение промфинплана.
Фребелизация
В советской стране на протяжении многих лет детские сады и ясли считались благом, которое дали народу революция и советская власть. Но если какая-то революция и была причастна к появлению на свет дошкольных воспитательных учреждений, то не русская, а Великая французская. Поскольку свободу, равенство и братство требовалось защищать и революция призывала под свои знамена все новых бойцов, все тяготы по обеспечению жизни в городах и селах легли на женские плечи. А вслед за тем возникла проблема — как совместить работу на общее благо с правильным воспитанием нового поколения свободных людей. Зарубежные походы революционной армии еще сильнее обострили вопрос, и тогда, если верить историкам XIX века, Наполеон Бонапарт, еще не император, но уже первый консул Франции, нашел замечательное решение. По всей стране стали создаваться приюты, куда работающие женщины могли отдавать своих чад с раннего утра и до окончания рабочего дня. Решение оказалось не самым удачным. На каждую воспитательницу в приюте приходилось до 300 детей, так что далеко не каждый из них мог рассчитывать не только на заботу, но и на простое внимание.
Правда, с утверждениями о французском первенстве в деле дошкольного общественного воспитания упорно не соглашались англичане и педагоги-марксисты. Первые из чувства национальной гордости, а вторые из идейной солидарности называли основателем первого в истории человечества детского сада социалиста-утописта Оуэна.
"Детские сады,— писала в 1936 году вдова Ленина и замнаркома просвещения РСФСР Надежда Крупская,— возникли вместе с развитием крупной фабрично-заводской промышленности. Первый детский сад был устроен в 1816 году Робертом Оуэном, известным социалистом-утопистом. Роберт Оуэн был владельцем большой бумагопрядильной фабрики в 2500 человек. Роберт Оуэн мечтал, что через детские сады можно будет воспитывать из детей новых людей — людей для социалистического общества. Это было в Англии, когда там еще креп и развивался капитализм. Начинание Роберта Оуэна встретило в первое время мало сочувствия, мало подражания. Однако потребность в детских садах сильно возрастала по мере вовлечения женщины в работу на фабриках. Женский труд оплачивался гораздо ниже мужского, фабриканты поэтому были заинтересованы в том, чтобы облегчить женщинам поступление на фабрику. И в Англии начали открываться детские сады в больших промышленных центрах".
Однако широкое распространение в мире получили не учреждения английского типа, а заведения, созданные по образцу и подобию детского сада ученика Песталоцци — педагога из Тюрингии Фридриха Фребеля.
"Первый детский сад в Германии,— писала Крупская,— был организован в 1837 году Фребелем. Фребель старался привить детям с ранних лет религиозные настроения, воспитать привычку к беспрекословному послушанию, но особенностью фребелевских детских садов было то, что Фребель ввел там целый ряд пособий, которые учитывали особенности детского возраста, организовал ряд занятий, развивавших у детей внешние чувства (зрение, слух и др.), ряд игр. Благодаря этому фребелевские детские сады получили большую популярность, имели большой успех".
Собственно, сам термин "детский сад" ввел в оборот Фребель, считавший, что природные способности детей нужно развивать во время непосредственного общения с природой, окружающим миром. С его же легкой руки наименование для воспитательниц его учреждения "детские садовницы" было дословно переведено с немецкого и вошло во многие языки, включая русский. Фребелевские детские сады стали появляться во многих странах мира. Во Франции идея — но не методика — Фребеля пришлась по душе супруге императора Наполеона III императрице Евгении, которая сочла, что детские учреждения нового типа куда лучше соответствуют потребностям женщин и детей, чем устаревшие приюты. И с 1857 года она лично патронировала создание системы учреждений, получивших во Франции название "материнские школы".
В том же году книги Фребеля стали распространяться и в России. Но даже сама идея детских садов приживалась среди подданных Российской империи с немалым трудом, поскольку воспитание маленьких детей вне дома считалось "роковой необходимостью для малообеспеченных кругов". Даже после отмены крепостного права не вполне состоятельные служилые люди предпочитали нанимать нянями деревенских девчонок-подростков, согласных работать только за харчи, но не отступать от общепринятых норм воспитания. В результате, к ужасу педагогов, среди детей 8-9-летнего возраста, претендовавших на поступление в учебные заведения, оказывалось много абсолютно неразвитых, интеллектуально отсталых. И больше всего учителей беспокоили дети из солидных, казалось бы, семей, которые росли на улице, водились с дурной кампанией и с малолетства демонстрировали преступные наклонности.
Панацеей от всех этих бед педагогические светила считали детские сады, и первый из них открылся в Санкт-Петербурге в 1867 году. Вслед за ним открылось еще несколько подобных заведений в крупных городах, но это была скорее дань моде, следовать которой общество отказывалось. Причем не только из-за вековой приверженности дедовским порядкам. Как можно было отдавать ребенка в непонятное воспитательное учреждение, когда даже среди русских фребелистов бытовало мнение о вреде слишком быстрого распространения детских садов. Причем в качестве отрицательного примера приводились детсады фребелевского типа на родине основателя системы, в Германии.
"В Берлин,— писала русская исследовательница С. Бобровская,— я приехала за несколько дней до Михайловских каникул, продолжающихся от 10 до 15 дней, а потому успела осмотреть всего 6 детских садов из 39-ти, которые существовали там в конце прошлого, 1871 года; из этих шести один частный, содержимый ученицею Фребеля, г-жою Фогелер, а остальные 5 учреждены женским Фребелевским союзом для распространения детских садов... Поспешность, с которою союз открывает все новые и новые детские сады, не осталась без влияния на их внешнюю обстановку; все они располагают небольшими средствами и потому соблюдают строгую экономию. Прежде всего посетителя поражают неудобства помещения. Из 5 садов, посещенных мною, 3 помещаются в гимнастических залах. Так как в Берлинских детских садах занятия продолжаются только утром, от 9 часов до 1 часу, а уроки гимнастики бывают в послеобеденное время, то содержатели таких зал охотно и за умеренную плату отдают их в распоряжение общества на все утро. Детский сад переносит в такую залу свою мебель, за сохранность которой отвечает хозяин залы. Эти залы просто-напросто деревянные, очень обширные и высокие бараки без сеней и потолка. Летом они очень удобны, так как с ними соединены обыкновенно довольно обширные дворы, усаженные деревьями, или садики, составляющие редкость в Берлине, как и во всяком другом большом городе с густым населением. Но зато осенью и зимою при сыром берлинском климате они должны быть совершенно непригодны для детского сада. И действительно, по словам детских садовниц, температура в них зауряд не превышает +7-ми, +9-ти градусов! Да иначе и быть не может. Представьте себе комнату, дверь которой, не защищенная даже порогом, отворяется прямо на двор, а в одном из углов такого сарая небольшую железную печь, долженствующую нагревать это пространство!"
Еще меньше понравились Бобровской воспитательницы:
"Детские садовницы, приглашаемые обществом преимущественно из девиц, окончивших курс в семинарии, им учрежденной, получают от 12-ти до 15-ти талеров в месяц, что при дороговизне жизненных припасов и квартир в Берлине составляет сумму, на которую трудно просуществовать без крайних лишений. Потому-то эти места большею частью занимают девушки, содержание которых обеспечено семейством; а детские садовницы, живущие самостоятельно, употребляют свободное от 1 часу время на дополнительный заработок. Они или отправляются после обеда присматривать за детьми какого-либо зажиточного семейства, или дают частные уроки, или же, наконец, занимаются рукоделием. Такой усиленный труд, конечно, не дает им возможности всецело отдаться одному делу и даже подготавливаться как следует, что весьма вредно влияет на их занятия в детском саду".
Не понравились русским педагогам и французские "материнские школы".
"У нас,— констатировал видный русский педагог Н. Чехов,— установилось довольно пренебрежительное к ним отношение, с одной стороны, потому что они гораздо больше походят на школы, чем детские сады Фребеля, с другой — потому что в них царит дух формальной дисциплины, совершенно противоположный тому духу общественной свободы, которым отличаются американские детские сады".
Русификация
Так и сложилось, что в России не было не только единого мнения о том, сколько детских садов и как скоро следует открывать, но и о том, по какой системе в них работать. Самым распространенным в столице империи, Санкт-Петербурге, оказался русифицированный вариант фребелевского учения. Его усердно пропагандировали и внедряли в практику М. Морозова и Е. Тихеева.
"Семья наша,— писали они,— к каким бы слоям она ни принадлежала, так далека от понятия общественности и гражданственности, до того пропитана узким семейным эгоизмом, она так часто преувеличивает права детства или умаляет их, что она абсолютно ничего не может сделать для привития своим младшим членам общественного начала. Между тем это дело огромной важности, и приступать к нему надо в первые же годы жизни ребенка. Прививать надлежащее отношение детей друг к другу, корпорации, к общественному имуществу, общим интересам, делу, чести — обязанность детского сада".
Главные русские фребелистки требовали от последователей строго придерживаться основного правила: "Главнейшим и основным предметом, образующим фон, на котором развертывается все обучение и воспитание в детском саду, является родной язык. Всякое преподавание, расширение мира понятий, представлений, знаний совершается при посредстве языка. Способность владеть речью — основная по своему значению между всеми способностями человека, и на развитие этой способности детский сад должен обращать главное внимание с момента, как ребенок поступает в его ведение. Ведь сад является в этом отношении помощником семьи! Он расширяет, дополняет дело семьи. В тех случаях, когда семья бессильна и в смысле надлежащего развития языка дать своим детям ничего не может, детский сад должен взять это ответственное дело всецело на себя".
Существовала и система строгих запретов.
"Казалось бы лишним,— учили Морозова и Тихеева,— упоминать о том, что иностранным языкам в детском саду не должно быть места. Между тем горькая действительность, к сожалению, слишком часто изобличает, что истина эта усвоена еще далеко не всеми. Мы встречаем сады, в которых занятия ведутся на иностранном языке не только частично, но иногда даже исключительно! Вводить иностранные языки можно в жизнь ребенка лишь тогда, когда он овладел родным языком, когда у него наладился процесс мышления; время это не может совпасть с дошкольным возрастом, в котором дети посещают сад. И непонимание этой истины, влекущее за собою уродливое явление — обучение иностранным языкам детей чуть ли не с пеленок, приводит к самым печальным последствиям: к нарушению как мыслительной способности ребенка, так и нормального развития основной образующей силы — родного языка".
Но и это было далеко не все.
"В детском саду,— писали они,— нельзя учить ни рисовать, ни лепить. Дети рисуют, лепят по непреодолимой потребности своей души; путем рисования, лепки, как и путем речи, они выражают свое внутреннее содержание, свои мысли, искания. Сад, руководящие лица должны всеми мерами облегчать проявление этой потребности детской души. При рисовании, лепке детям должна быть предоставлена полная свобода выражать свои мысли графически или пластически как им заблагорассудится; при этом следует лишь обращать их внимание на логические ошибки да оказывать им помощь, когда они за нею сами обращаются. Лишь очень постепенно и обдуманно вводятся в занятия специальные приемы, клонящиеся к последовательному и методическому ознакомлению с техникой дела".
Особая роль отводилась труду. "Ручному труду,— говорилось в трудах основоположниц,— во всех его проявлениях должно быть отведено самое широкое место в детском саду. Обойтись при этом без обучения детей специальным приемам ручного труда, конечно, невозможно. Детей надо научить и строгать, и пилить, и клеить, сажать и сеять, мыть и подметать, но при этом никогда не следует забывать, что центр тяжести, конечно, не в этом учении, а в самой работе, творчестве детей. Само же учение допустимо лишь постольку, поскольку оно облегчает эту работу".
Но особую неприязнь противоборствующих школ вызывал следующий тезис Морозовой и Тихеевой: "Подвижные игры должны заменять гимнастику, которая как таковая недопустима в детском саду. Только в отдельных случаях допускается гимнастика индивидуальная — как лечебное средство".
Однако учение о воспитании детей видного русского анатома и педагога П. Лесгафта требовало развивать подрастающее поколение именно с помощью гимнастических упражнений. А посему между "фребеличками" и "лесгафтичками" постоянно возникали ожесточенные дискуссии. Во второй половине 1900-х годов в России стала приобретать популярность система М. Монтессори и появились детские сады, использующие ее методику. Так что на поляне дошкольно-педагогических учений стало еще теснее. Кроме того, с 1894 года в стране стали появляться бесплатные народные детские сады для беднейших слоев населения. Там из-за огромного количества детей обстановка больше напоминала французские приюты, чем столичные детские сады. А еще существовали дошкольные учреждения, создававшиеся местным самоуправлением — земскими управами.
"Первые деревенские ясли,— писала педагог Е. Иорданская,— были устроены в 1896 году Пермским Губернским Земством и затем стали открываться и другими земствами, но лишь на время летних работ. Постановка их в огромном большинстве была не педагогическая, а случайная; если попадался состав заведующей и служебного персонала людей знающих, знакомых с основными положениями педагогики, ясли-детские сады обслуживались лучше; если же заведывание ими находилось в руках людей неопытных, стоящих далеко от педагогики, дело обстояло хуже; но местное население все-таки было довольно и этими яслями, так как дети не были предоставлены сами себе".
О том, что получалось в итоге, говорилось в письме, опубликованном в журнале "Дошкольное воспитание": "Кучи соломы наполняли классы; заведующая с бесстрастным лицом ходила по классам, изредка покрикивая. В соломе копошилась детвора. Плач, неприятный запах, окна не открыты, жара и духота страшные. В углах на скамьях малолетние няни что есть силы трясли младенцев, которые заливались пронзительным криком... Вышла на двор. Голое место. Солнце печет. На дворе кучи ребят играют в камешки. По забору разбрелась детвора... Кто-то дерется, кто-то плачет... Нянька бросила своего ребенка на крыльцо, соблазненная игрой в камешки, и он закашлялся и залился пронзительным плачем".
Случайные люди оказывались не только заведующими земскими дошкольными учреждениями. Абсолютно не имеющие отношения к педагогике и образованию люди порой открывали частные детские сады. С ростом промышленности и увеличением разного рода контор вырос спрос на телефонисток, машинисток, корректоров и продавщиц. И соответственно, вырос спрос на детские сады, куда за 7-8 рублей в месяц желающие могли пристроить свое чадо. Как правило, под такие детские учреждения снимались квартиры на дешевых верхних этажах доходных домов, где хозяин детсада мог жить со своей семьей. Так что бизнес оказывался еще и вполне рентабельным.
Первыми о ненормальности такого положения стали говорить и писать члены Киевского общества народных детских садов. В 1907 году они подали в Министерство народного просвещения записку об упорядочении и взятии под контроль детских садов. Но там ее даже не стали рассматривать. Видимо, ввиду незначительности проблемы. В стране насчитывалось не более сотни частных детских садов и около десятка бесплатных народных. Для сравнения: в Англии в то же время насчитывалось 13 622 дошкольных воспитательных учреждения, а во Франции — 4111.
В 1908 году члены Киевского общества народных детских садов составили петицию в Государственную думу и собрали под ней немалое количество подписей. Мнение значительного числа обеспокоенных избирателей думцы игнорировать не могли, и к маю 1908 года фракция октябристов подготовила законопроект "Об учебно-воспитательных учреждениях для детей дошкольного возраста". Депутаты попытались проскользнуть между Сциллой и Харибдой — создать закон, способный упорядочить создание детских садов, но при этом не отдававший бы все дело на откуп чиновникам.
Проект устанавливал образовательный ценз для руководителей и сотрудников детских садов, отчетность учреждений перед местными властями и право последних назначать попечителей для детских садов и яслей, которые должны были помогать руководителям детсадов решать насущные проблемы. Как водится, закон долго мариновали, и лишь в 1912 году его положения вошли в закон о начальных училищах.
Отныне детские сады открывались по следующим правилам:
"Детские сады открываются явочным порядком и до 12 человек детей не нуждаются в разрешении начальства. Для получения разрешения на открытие детского сада свыше 12 чел. необходимо подать прошение в уездный или городской училищный совет с приложением учебного плана. В местностях, где такие советы еще не учреждены, прошение подается Директору народных училищ. Открыть детский сад имеет право всякое лицо не моложе 25 л., обладающее званием домашней учительницы или учителя и состоящее в русском подданстве. Содержателями детского сада не могут быть: 1) принадлежащие к монашеским орденам; 2) занимающие духовные должности по ведомству иностранных исповеданий — без согласия своего духовного начальства и разрешения Министра Внутренних Дел; 3) подвергшиеся суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение или ограничение прав состояния либо исключение из службы; 4) подвергшиеся несостоятельности; 5) состоящие под опекою; 6) исключенные из службы по суду; 7) лишенные Духовного сана или исключенные из среды обществ и Дворянских собраний".
Казалось бы, все продумали — оставалось лишь претворить закон в жизнь. Однако начавшаяся мировая война перечеркнула все планы дошкольных педагогов. Открывались не столько детские сады, сколько приюты для сирот и беженцев. А частные сады из-за инфляции были вынуждены довести плату до 100 рублей в месяц и расстаться с детьми, у которых доходы родителей не поспевали за ростом цен.
Однако главные испытания для детских садов были еще впереди.
Советизация
После революции большевики рьяно взялись за искоренение неправильных подходов к воспитанию нового поколения. Причем критиковали они и старые системы воспитания, и граждан, желающих воспитывать детей дома, без помощи "детских очагов".
"В Швеции,— писала Крупская,— была такая писательница — Эллен Кэй. Указывая на недостатки работы детских садов, она писала в своей пользовавшейся за границей большой известностью книге "Век ребенка": "О чем я больше всего мечтаю, так это о том, что не будет ни детских садов, ни школ для маленьких детей, а место их займет домашнее обучение"... Книжка "Век ребенка" — очень вредная книжка. Эллен Кэй — антиобщественница: больше всего ей не нравится, что детский сад и школа воспитывают у ребят стремление действовать сообща, чувство товарищества она называет "стадностью". Эллен Кэй — представительница мелкобуржуазной точки зрения, враждебной всякому коллективизму".
А представитель профсоюза педагогов Познер в 1919 году на первом Съезде по дошкольному воспитанию объявил: "Пролетариат, как и всякий господствующий класс, создает школу, которая не может стоять вне политики, но это политика самих народных масс, политика укрепления завоеваний революции. Каждый педагог должен выбрать дорогу направо или налево — с буржуазией или с пролетариатом".
Еще более конкретно высказалась одна из руководительниц большевистских женских отделов Лилина в прениях по докладу "фребелички" Тихеевой: "Учреждения, где эти системы проводятся слепо, должны умереть; мы еще не имеем педагогики сегодняшнего дня, мы вынуждены использовать системы, созданные для других эпох и экономических условий, но старые системы необходимо обновить".
Исход борьбы старого с несуществующим новым нетрудно было предсказать. Фребелисты продолжали гнуть свою линию. Работавшие с 1872 года в Петербурге курсы по подготовке воспитательниц русского Фребелевского общества были преобразованы в Дошкольный педагогический институт, где продолжали преподавать Тихеева и ее соратники. Так что их методику стали осваивать студенты из разных уголков РСФСР и распространять ее по стране. Но большевики продолжали настаивать на переменах, искореняющих воспитание в детях буржуазных добродетелей, например любви к природе. И констатировали, что учения Фребеля и Монтессори в своей основе чужды марксизму, а потому подлежат искоренению из практики.
Правда, вскоре поле педагогической битвы значительно сузилось. Финансирование детских садов передали от Наркомпроса местным советам, где не было денег и на более важные нужды, и сады один за другим стали закрываться. В Ленинграде, например, из 139 садов, работавших в 1921 году, в 1923 году осталось только 64. Но и на оставшиеся продолжалось настоящее идеологическое наступление. Маленьким детям читали большевистские газеты, возили на экскурсии по революционным местам, включая могилы героев революции. Параллельно разворачивалась борьба за искоренение из детских садов буржуазных игрушек. Таковыми были признаны прежде всего куклы в нарядных платьях. Тихеева пыталась во время дискуссий защищать право детей на красивые игрушки, но ей объяснили, что куклы могут быть одеты лишь как рабочие или колхозницы. Вслед за тем было велено отказаться от сказок и стихов Чуковского. Если против запрещения в детсадах стихов Чуковского возражающих почти не находилось, то вокруг сказок было сломано множество копий. Причем педагогам-марксистам во время этой дискуссии пришлось признать поражение. Ничего достойного взамен старых сказок пролетарские писатели создать не смогли.
А вот новую музыку в сады все-таки внедрили.
"Началом организации руководства музыкальной дошкольной работой,— говорилось в отчете к 15-летию советской педагогики,— можно считать создание музыкальных кружков во всех районах... С этого времени революционные и пионерские песни вошли в репертуар дошкольных учреждений и заняли в них прочное место. Некоторые из них были трудны и неудовлетворительны по качеству, но так как не было специальных песен для дошкольников, то ими приходилось пользоваться".
В 1920-1930-х годах с детсадами и их воспитанниками продолжали много и упорно экспериментировать. В Саратове появились культурно-бытовые товарищества по совместному воспитанию детей. Их начали внедрять по всей стране, но эти детсады, где в роли воспитательниц по очереди бесплатно выступали мамы, скоро прекратили свое существование. Потом у кого-то возникла идея использовать воспитанников детсадов при заводах и фабриках в качестве агитаторов за выполнение промфинплана. Дети днем заучивали агитстихи и лозунги, которыми вечером должны были вдохновлять своих родителей-пролетариев на трудовые подвиги. Но и это эта затея быстро сошла на нет.
В 1930-е годы все силы были брошены на индустриализацию страны, и, чтобы дети не мешали взрослым строить социализм, сеть детских садов стала бурно расширяться. Об особых методиках воспитания дошкольников говорили теперь только узкие специалисты. Детей в меру возможностей кормили, в меру желания оберегали и рассказывали им сказки про Ленина, советских героев и коммунизм. Все дореволюционные методики оказались забыты, как и сам факт существования до революции детских садов. И детсады стали благом, которое дали народу революция и советская власть.