На открытии выставки БАРБАРА КРЮГЕР ответила на вопросы ИРИНЫ Ъ-КУЛИК.
— Почему в работе, которую вы представляете в Москве, именно 12 персонажей?
— В данном случае это число не несет никакой символической нагрузки. Это получилось почти случайно: 12 персонажей, сюжеты, каждый из которых длится 12 минут. Моя работа — о том, как мы относимся друг к другу, о том гневе и страстях, которые пронизывают все пласты повседневной жизни, будь то отношения между любовниками, сослуживцами или одноклассниками.
— Вы впервые работаете с профессиональными актерами?
— Нет. Первое игровое видео я сняла еще в 1997 году, оно называлось "Pleasure, Pain, Desire, Disgust" ("Наслаждение, боль, желание, отвращение".— "Ъ"). А еще раньше я работала с актерами, когда снимала сюжеты о бытовом насилии для MTV.
— В ваших ранних работах использовались только черно-белые снимки и красно-черно-белые надписи, напоминающие эстетику 1920-х годов — плакатов Александра Родченко или Джона Хартфилда. Почему вы обратились к видео, не потому ли, что современный зритель реагирует уже только на движущуюся картинку и слова утратили свою власть над сознанием?
— Когда я начинала свою карьеру художника, я не знала ни о Родченко, ни о Хартфилде. Ребенком я, кажется, ни разу не была в музее, мое детство прошло перед телевизором, а не за рассматриванием черно-белых фотографий. Вначале на меня повлияло не столько изобразительное искусство, сколько независимое кино: фильмы Шанталь Аккерман, Райнера Фассбиндера, Сэма Фуллера, а так же стилистика нью-йоркских таблоидов. Я начала с коллажей из черно-белых фотографий просто потому, это было самым доступным. Я работала с газетными снимками, а газеты тогда еще не были цветными, к тому же цветная печать в то время была мне не по карману, не говоря уже о таких дорогих в производстве видах искусства, как видеоарт или инсталляции. У нас в Америке нет государственных грантов для художников — только частные, да и тех немного. Сейчас видео стало одним из самых доступных и удобных в обращении технических средств, так почему бы мне его не использовать. В конце концов, для меня важен месседж, а не то, какими средствами его донести. К тому же доступность техники стала одной из проблем нашего времени: люди уже не умеют воспринимать реальность, не снимая ее на камеру.
— О вас обычно пишут, что ваши работы строятся на приемах рекламы. Вы разоблачаете эти приемы или же используете в своих целях?
— Все мои работы — о власти, в том числе и об отношениях власти и силы, пронизывающих нашу повседневную жизнь. Проблема не в рекламе, это было бы слишком легко. Реклама — это только один из методов, которыми власть навязывает нам свои представления о мире, наряду со многими другими системами: от образования и здравоохранения до тюрем и правительства. И даже когда мы говорим о самых болезненных проблемах нашего общества — межрасовых конфликтах, равноправии женщин, мы продолжаем пребывать во власти стереотипов, стирающих все различия. Мы решаем проблемы не реальных женщин, а некой усредненной женщины, созданной опять-таки масс-медиа, не подлинных представителей различных рас, но опять-таки тех стереотипных "цветных", которые существуют в массовом сознании. Неудивительно, что мы так и не можем найти никаких решений. Я стараюсь посеять в сознании зрителя сомнения, заставить его задавать себе вопросы, но у меня нет ответов, и в отличие от рекламы я не стремлюсь продать правильное понимание вещей.