Когда переговоры о новом соглашении между Россией и Евросоюзом все же начнутся, это событие будет иметь прежде всего символическое, а не практическое значение. Во-первых, потому, что процесс разработки нового документа долог и непрост. Во-вторых, потому, что в отношениях Москвы с внешним миром вообще и Европой в частности действительно многое изменилось с начала 90-х годов, когда готовилось предыдущее соглашение. Тогда Россия стремилась к интеграции с Западом, сегодня все чаще говорит о своем "особом пути".
За последние годы я успел побывать на многих конференциях, где политики и эксперты из Евросоюза повторяли: "У Европы нет российской стратегии, поэтому отношения между Россией и ЕС находятся в тупике". Это правда, но лишь отчасти. Возникает ощущение, что многие в России не особенно хотят, чтобы Европа эту стратегию выработала. Стратегия предполагает не только общие интересы, но и общие ценности. А именно о ценностях российский политический класс говорить не хочет.
В России доминирует мнение, что миром правит голый интерес, что глобализация — это прежде всего борьба за рынки и передел сфер влияния. ЕС, не отрицая идеи глобальной конкуренции, все же видит себя как нечто большее, чем объединение стран, вместе воюющих за рынок сбыта автомобилей BMW, французских духов и чешского пива. Политическая элита стран ЕС все больше видит в "европейском проекте" такой же идейный потенциал, которым до того в западном мире обладала только "великая американская мечта". Права человека, иногда карикатурная религиозная индифферентность, неприятие военной силы как политического аргумента, социально ориентированный рынок, культура политического компромисса, разветвленное законодательство, подробно регулирующее жизнь,— вот основные черты нового строя. "Еврофилы" считают его потенциально способным конкурировать с верой в Бога, свободой и индивидуализмом американского образа жизни.
Российские политики в глубине души не верят в успех "европейского проекта". Им намного ближе по духу мускулистый подход к мировым делам, который демонстрируют столь не любимые этими же политиками США. Москва предпочитает иметь дело с наиболее влиятельными государствами ЕС на двусторонней основе в надежде, что европейские "гранды" повлияют в нужном для нее направлении на остальных. Ведь покупали же европейцы газ у Брежнева — и никто особо не донимал его неприятными вопросами о правах человека и диссидентах.
Однако события последних лет показали, что времена изменились и "гранды" вынуждены месяцами уговаривать поляков или литовцев, чтобы они сменили гнев на милость. Более того, новые страны ЕС очень гордятся принадлежностью к "европейскому сообществу ценностей", как любит говорить, например, князь Карел Шварценберг, по совместительству министр иностранных дел Чехии и один из самых яростных критиков авторитарных режимов. Интересно, что изменилась и Россия. В общем, она тоже уже не Советский Союз. Чтобы сдвинуть отношения России и Евросоюза с мертвой точки, рано или поздно придется открыть диалог и о ценностях. Он может быть острым. Но от него не удастся уклониться.