Гастроли танец
Сегодня в Театре имени Пушкина начинаются двухдневные гастроли американской труппы Parsons Dance, организованные Театром наций при поддержке посольства США. С основателем и хореографом компании ДЭВИДОМ ПАРСОНСОМ встретилась ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
— Говорят, артисты вашей компании умеют делать все. Это правда?
— Ну, эталон — Кировский балет. Но мои, возможно, самые разнообразные в мире: они могут танцевать классику, модерн, хип-хоп, джаз, степ — абсолютно все.
— Уверяют, что вы выработали для них специальную методику. Кросс по 20 км гоняете?
— Ну если километры перевести на время, которое они проводят в залах, можно сказать и так.
— Когда вы ставите не для ваших универсалов, а, скажем, для Парижской оперы, приходится ли вам менять стиль?
— Естественно, в классических труппах другая специфика. Главное здесь для меня — это вызов и риск. Мою хореографию танцевали Малахов, Барышников, Нуриев. А начинал я с малюсеньких трупп. Первые номера ставил и репетировал в собственной квартире. И без всякой материальной поддержки.
— С кем из русских звезд было труднее работать?
— Нуриев самый легкий. Он настоящая дива, он смесь всего, он больше, чем жизнь. Но в плане танца самое большое впечатление произвел на меня все-таки Барышников. У него колоссальная любознательность — не только к танцу, вообще к искусству. Я танцевал в его труппе White Oak. Мне было 37 лет, и среди нас не было танцовщиков моложе 35. Хореографом был Марк Моррис, и это была самая интересная, веселая, впечатляющая, созидательная пора в моей жизни.
— Говорят, это было нечто вроде пионерлагеря — вместе жили, вместе работали. А что вы делали, когда не танцевали?
— Это было ранчо человека, который помог Барышникову удрать на Запад. На ранчо занимались случкой диких животных — их было четыре сотни. Вы могли выйти утром из дома и покормить кошечек — тигров, ягуаров. Рядом со мной жил носорог. Жираф приходил в гости. Магическое место.
— Вы были премьером в компании Пола Тейлора, бывшего чемпиона по плаванию, ставшего знаменитым хореографом-модернистом. Чем вы ему приглянулись?
— Думаю, дело в том, что мы с ним примерно одного роста — шесть футов. Оба начинали как спортсмены. Я был гимнастом, но выбрал балет, потому что для меня это была единственная возможность выбраться из Канзаса в Нью-Йорк. Мне было безумно интересно учиться у Пола, и он об этом знал.
— Из всех ваших балетов в Москву вы взяли всего шесть номеров. Почему именно их?
— Я хотел показать ретроспективу — от старых до новейших постановок. И разнообразие стилей: в программе будет классика, американский фольклор, джазовые импровизации, рок-н-ролл, бразильские ритмы, номер, построенный на световых эффектах,— "Пойманный".
— В России вы впервые?
— С моей труппой — да. А с труппой Тейлора я танцевал здесь лет 30 назад. Это был мой дебют. У меня была очень серьезная травма спины, мне пришлось очень быстро выучить шесть новых номеров. А потом я увидел сцену с таким покатым полом (в Театре оперетты.— "Ъ"), какого не видел никогда. Я даже не мог вообразить, как на ней можно танцевать. Но модерн здесь очень любили. Я тогда много курил, но не хотел, чтобы Пол об этом знал. И вот забираюсь с сигаретой куда-то на колосники, темнота — глаз коли. Далеко внизу сцена с артистами. Я чиркаю зажигалкой и вижу — десяток человек смотрят прямо на меня.
— Гэбисты?
— Нет, безбилетники.